Град обреченный. Путеводитель по Петербургу перед революцией - Лев Яковлевич Лурье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Музей, созданный в 1860 году, занимал верхний этаж. Здесь были выставлены двухместный возок Петра I, потешные и маскарадные сани цариц XVIII века, гобелены с изображением царских рысаков и их чучела, произведения шорных мастеров. После гибели Александра II в музей были переданы останки разбитой взрывом императорской кареты.
Николай II после отъезда в Царское Село в Петербурге бывал нечасто, а во время визитов предпочитал пользоваться автомобилем. Вначале это была машина графа Владимира Орлова (мужа красавицы княгини Ольги со знаменитого портрета Валентина Серова). Орлов фактически исполнял обязанности шофера. В 1905 году у императора появились два собственных автомобиля марки «Delaunay-Belleville». Их число быстро росло. В Царском Селе, Петергофе, Зимнем и Аничковом дворцах, в Гатчине и в Ливадии были оборудованы гаражи.
Тем не менее, как и у предыдущих российских императоров, у Николая II имелся собственный лейб-кучер – Сайфулла Бурнашев, родом из татарского села Азеево. Он поначалу служил у великого князя Алексея Александровича, а после его смерти в 1908 году перешел к царю. Бурнашев сидел на козлах в огромной шубе голубого английского сукна с бобровым воротником, бобровой шапке, на руках – белые краги.
Придворные конюшни были соединены телефоном и телеграфом с великокняжескими и императорскими дворцами. Услугами здешних экипажей часто пользовались и Романовы, и министры, и высшие чиновники Дворцового ведомства. В Конюшенном же ведомстве состояли выезды для обслуживания Императорских театров. Эти кареты подавались «солистам Его Величества». Самым парадным дворцовым выездом было ландо «Адамон» с запряжкой шестеркой белых лошадей цугом по две. Кучера не было, а на каждой левой лошади сидел форейтор, одетый под жокея. Так выезжала обыкновенно царица с детьми.
Учеников театрального училища возили на открытых длинных линейках, на которых они сидели с обеих сторон, спинами друг к другу. Смолянкам на масленице предоставлялись придворные экипажи с кучерами и лакеями в треуголках и в красных гербовых ливреях. Каждое такое ландо было запряжено четверкой белых лошадей. Вереница карет в двадцать колесила вокруг отведенной под гульбище площади.
Император Николай II и императрица Александра Федоровна в экипаже
Осип Мандельштам писал: «“Проездами” тогда назывались уличные путешествия царя и его семьи. Я хорошо навострился распознавать эти штуки. Как-нибудь у Аничкова, как усатые рыжие тараканы, выползали дворцовые пристава: “Ни чего особенного, господа. Проходите, пожалуйста. Честью просят…” Но уже дворники деревянными совками рассыпали желтый лесок, но усы околоточных были нафабрены и, как горох, по Караванной или по Конюшенной была рассыпана полиция. Меня забавляло удручать полицейских расспросами – кто и когда поедет, чего они никогда не смели сказать. Нужно сказать, что промельк гербовой кареты с золотыми птичками на фонарях или английских санок с рысаками в сетке всегда меня разочаровывал».
Императрица Александра Федоровна и цесаревич Алексей
16. Спас на крови
Наб. канала Грибоедова, 2
Торжественная закладка храма Воскресения Господня (широко известного как Спас на Крови) на месте, где смертельно ранили Александра II, состоялась в октябре 1883 года. Архитектура храма-памятника изначально несла идеологический вызов: в городе, основанном Петром Великим, поставить храм, полностью отрицающий выбранный первым русским императором европейский путь развития, воплотить Русь допетровскую, подчеркнуть преемственность русского самодержавия от Ивана Грозного и Алексея Михайловича, а не от «западников» Петра Первого и творца «Великих реформ» Александра II.
Конкурс на строительство храма «на месте смертельного поранения в Бозе почившего императора» неожиданно выиграли малоизвестный архитектор Альфред Парланд и выпускник Академии художеств, настоятель Троицево-Сергиевой пустыни под Петербургом архимандрит Игнатий (Малышев).
Спас на Крови. 1900-е
И архитекторы, и их проект вызывали недоумение. Вот что вспоминал Александр Бенуа: «Первое публичное выступление Леонтия Бенуа связано с цареубийством 1 марта 1881 г. Через год Леонтий принял участие в конкурсе на сооружение того храма, который должен был быть воздвигнут на месте убиения государя. Проект он сочинил эффектный и красивый (едва ли не лучшее, что им было сочинено за всю жизнь), в котором он, из уважения к стилю Петербурга, пожелал вдохновиться произведениями Растрелли. Однако жюри присудило ему всего 3 премию, тогда как первые две были даны архитектурным композициям, сочиненным в более национальном вкусе: мания национализма все более и более начинала тогда давать себя чувствовать. Однако и проект Томишко, удостоенный первой премии на этом конкурсе, не был приведен в исполнение, так как к государю проник со своим проектом (пользуясь связями с духовенством и низшими служащими) архитектор Парланд, и его чудовищное измышление, поднесенное в очень эффектной раскраске, нашло себе высочайшее одобрение. Уже во время постройки “Храма на крови” Академия художеств настояла на том, чтобы были исправлены слишком явные нелепости и недочеты проекта Парланда, но, увы, и в этом исправленном, окончательном виде это жалкое подражание Василию Блаженному поражает своим уродством».
Члены императорской фамилии и военные чины направляются в храм во время церемонии освящения. 1907
Альфред Парланд, по собственным словам, спроектировал храм «типично русских оттенков, представляющих собой как бы последний фазис русского стиля XVII века». Прообразом Спаса на Крови стал московский храм Василия Блаженного: шатер центральной главы, пять глав, покрытых цветной ювелирной эмалью по медным листам с луковичными главками, фронтоны-кокошники и разноцветье облицовки. Однако, если приглядеться, силуэты вовсе не идентичны: Спас на Крови – это пять глав и столп-колокольня над местом смертельного поранения императора. В Соборе Покрова Пресвятой Богородицы (разговорное название – Василия Блаженного) – восемь глав, а колокольни нет.
Собор – не первая попытка обратиться в храмовом зодчестве к традициям Московской Руси, но несомненный эстетический скачок в развитии «неорусского» стиля. Видно, как подробно изучена архитектура XVI–XVII веков. Наиболее заметны заимствования из московских церквей Троицы в Никитниках, Рождества в Путинках, Святителя Николая в Хамовниках, Троицкой церкви в Останкине и церкви Иоанна Златоуста в Коровниках. Спас на Крови – архитектурное «лего», где искусно
