Война дезертиров. Мечи против пушек - Юрий Валин

Дед посмотрел на меч в ее руке, на голые бедра, на исцарапанные, в запекшейся крови лицо и руки. Особенное впечатление произвела драная рубашка.

— А? — ошеломленно переспросил возница.

— Отстань, — пробурчала Катрин, приподнимая мешки и выпуская Блоод.

При виде второй, еще более голой, девицы челюсть возницы окончательно отвисла.

— Да не смотри на нас так, добрый старик, — взмолилась Катрин. — Нам стыдно. Не по своей воле блуждаем, оборванны да изголодавши. Против воли держал нас распутный Наместник. Обманом заманил и обесчестил нас, сей скот двуличный. Прикрываясь благими намерениями, творит пакостник зло великое.

— Так оно ж… — пролепетал дед.

— Вот, «оно ж», — Катрин обличительно повела грязной дланью в сторону суккуба. — Наместник твой последней радости лишил бедную деву. Не может она видеть ясное солнышко, возрыдать с горя не может. Сам видишь, добрый дедушка, до чего злоба Наместникова невинных девиц доводит.

Возница зажевал губами, переваривая сенсационную информацию.

— Прощай, старик. А нам позора не пережить. Одна дорога — в омут. Пойдем мы к реке, а ты езжай. Пусть боги к тебе благосклонны будут. А налетят прислужники наместниковы, не сносить тебе головы. Да передай хорошим людям, пусть берегут жен и дочерей. Ибо сластолюбив Наместник, и не знают устали его чресла гнойные. Чтоб он сдох поскорее, чмо облезлое…

…Босые ноги Блоод путались в траве. Девушка-суккуб не жаловались, но Катрин чувствовала, что пора бы остановиться и передохнуть. Дорога и придорожная роща скрылись из глаз. Вокруг лежали заросшие высокой травой холмы. Между ними вилась зеркальная лента реки. Солнце, пробиваясь сквозь дымку предгрозовых облаков, ощутимо припекало.

Катрин усадила подругу в тени невысоких кустов, плюхнулась на траву рядом. Пахло клевером и медом, жужжали разнокалиберные насекомые, ветер колыхал густые метелки травы.

На свободе было хорошо.

Блоод сидела, напряженно обхватив руками колени. Катрин тронула узкое плечо:

— Устала?

— Нет. Наверное. Мне горячо. Здесь и здесь… — девушка-суккуб провела пальцами по своим щекам и бедрам.

Катрин засмеялась:

— Мне тоже печет. Это солнце.

— Думаешь? — В шепоте обычно такой сдержанной девочки Катрин расслышала дрожащие нотки и поняла, насколько суккубу страшно.

— Скоро стемнеет, и тебе станет легче.

— Не станет. Ничего здесь нет, — Блоод начала вздрагивать. Большой мир насмехался и давил на нее со всех сторон. Не было вокруг спасительных стен, теплый ветер беспрепятственно трогал за кожу. Да еще слепота…

Катрин обняла подругу; прижала к себе.

— Не психуй. Будет вечер, ты все увидишь. Лес, реку, глупых зверюшек. Свободу…

— Я слаба. Меня ждет. Цепь. Опять, — суккуб с ненавистью стиснула обмотанный вокруг щиколотки обрывок цепи.

— Пока я с тобой, никто не наденет на тебя цепь, — Катрин гладила спутанные волосы. — Веришь?

— Да, — прошептала желтокожая девушка. — Чувствую. Не понимаю…

Они целовались, потом дыхание перехватило… Ветер раскачивал ветви ивняка, густел перед грозой воздух. Обрывки мыслей крутились в голове Катрин. Нужно было заняться делом. Но то, чем занимались два полуголых существа среди высокой травы, и казалось сейчас самым важным делом.

— Хватит, — простонала Катрин, утирая трясущейся рукой распухшие губы. Блоод немедленно отпрянула, почти оттолкнула бедра подруги. Шипя, припала к измятой траве. Катрин смотрела на эти изгибы желтокожего тела, на попытки вдавить похоть в бесчувственную плоть земли. Хватило сил не потянуться навстречу, усидеть. Черноволосая ящерица расслабилась. Повернула к Катрин слепое лицо. В углах чувственного ротика дрожала улыбка.

— Остались. Значит, можно?

— Можно, — пробормотала Катрин, — и должно… — На алые губы, к которым так и влекло, шпионка старалась не смотреть. — Живые мы должны оставаться. Обе. А теперь помоги мне думать.

— Да, Катрин. — Суккуб мгновенно приняла сидячую, относительно нейтральную позу. Подействовало это слабо, Катрин все равно не могла сосредоточиться. Пришлось дотянуться до меча, воткнуть его в землю. Катрин ухватилась за перекрестье, прижалась лбом к прохладной стали.

— Еда. Твое состояние. Одежда. Планы.

— Еда, — ты голодна, — суккуб понимающе кивнула. — Мое состояние — думать бессмысленно. Одежда — зачем? Тепло. Планы — решай.

— Решаем вместе. Твое состояние — о нем думать всегда нужно. Одежда необходима не только для тепла. Мужикам свойственно бессознательно гоняться за голыми бабами. Замучаешься доказывать, что ты — суккуб.

— Я не суккуб. Я — ланон-ши.

Катрин улыбнулась:

— В моих краях таких милых созданий называют суккуб. Ну, не важно, в деталях потом разберемся. Пока ты — Блоод.

— Я Блоод. Не бросай меня.

— Ну, бросать я не собираюсь. Но у меня сложная жизнь. И, в общем-то, я человек, — смущенно сказала Катрин.

— Не уверена. Мы похожи. Особенно лежа.

Катрин, смеясь, схватила маленькую грязную пятку:

— Не заводи меня. У нас полно дел. Я тоже хочу крови…

Первые тяжелые капли дождя упали на листья кустов. Вдали пророкотал гром… Девушки спускались по склону. Сплошная завеса дождя сделала мир серым. Ливень лупил по голым телам, ручьи устремившейся вниз воды бурлили вокруг ступней беглянок. Грохотало над головой, над речной долиной. Росчерки молний вырывали из косых струй смутный силуэт рощи на том берегу реки.

Блоод обняла подругу за шею. Катрин едва расслышала сквозь громовые раскаты:

— Научусь плавать. Кажется, могу. Видеть. Почти ночь.

Желтокожая девчонка была в восторге.

Глава 16

— Задницу не видно? — озабоченно спросила Катрин. Рубашка, ныне превратившаяся в жилет, доходила до середины бедер, но прорех зияло столько, что для опасений имелись веские основания. Да и «декольте» на спине открывало глубокие симметричные царапины.

— Видно. Сокровище. Не скроешь, — змеиные глаза Блоод лукаво светились. Серый рассветный свет ее не слепил, повязка была сдвинута на лоб. Проблема одежды суккуба мало волновала. Кровососка сидела на брошенной на сырое бревно куртке. Голая кожа казалась матовой в утреннем, вязком от тумана воздухе.

Катрин скептически кивнула. Собственный вид не радовал. Ливень основательно вымыл шпионское тело, но синяки и царапины никуда не делись. Сапоги и лохмотья рубахи создавали некоторую иллюзию приличия. Увы, за ночь раздеть никого не удалось. Катрин с отвращением заткнула за пояс зазубренный меч — дурное оружие раздражало.

— Знаешь, Бло, возможно, неприкрытое сокровище помешает мне быстро вернуться. Тогда ты сможешь вдоволь похихикать, скучая здесь в одиночестве. Только сиди, пожалуйста, на месте…

— Куда я. Денусь. Разве что. Солнца будет много…

Трилучье утопало в утреннем тумане. Молчали собаки. Дым костров, такой же густой и тяжелый, как и туман, стлался среди кустов.

На дозор Катрин наткнулась у самой деревни. Вот патриархальные нравы — считают, что если противник не прется числом больше сотни, так и просыпаться незачем.

Шестеро воинов с вороном на щитах торчали посреди дороги. От треугольника костров остались одни угли. Фигура, вынырнувшая из тумана, ввергла дозор в определенный шок.

Глядя поверх наставленных копий, Катрин попросила:

— Закройте рты, доблестные воины. Я человек. Причем несущий важные сведения из Тинтаджа. Ведем меня к командиру. И меньше вопросов: я устала, голодна и не выспалась. И дайте плащ. Неприлично услаждать взор видом ограбленной и оскорбленной леди.

От плаща крепко пахло многократно пролитым пивом. Запахи вообще изрядно мучили Катрин. В лагере стоял густой дух множества мужчин, коней, каши и мяса.

Из палатки высунулась морда сотника. Поморгал, глядя на Катрин, изумленно поскреб живот. И этот завтракает, вон как подбородок лоснится. В желудке самой девушки болтались две горсти земляники.

— Меч не отдам, ибо чужой и доверен мне с крайней неохотой. А у вас сданное оружие так и пропадает, — категорически заявила Катрин. Перед ней возвышались двое телохранителей. На каждом железа было больше, чем шпионка могла бы поднять. Даже морды практически закрыты низкими шлемами.

— Не упрекайте их, леди Катрин. Воины отвечают лишь за свое оружие. Король отвечает за своих людей. И за своих гостей тоже…

Его величество стоял в дверях и серьезно смотрел на девушку.

— Вы вправе винить в своих неприятностях меня, леди. И предъявлять претензии тоже мне.

— Кстати, о претензиях… — сказала Катрин, изображая сдержанный поклон.

— Вы голодны?

— Весьма. Но прежде мое оружие и лошадь. И еще одна лошадь. Мой телохранитель ранен. Я должна забрать его. Желательно побыстрее.