Лагерь живых - Николай Берг

Кстати, я по распоряжению полковника прикомандировываюсь к группе до особого распоряжения, и потому далеко не отходить, закончат с танком — капитан скажет мне, что делать.

Сердечно благодарю за ценнейшую информацию и начинаю претворять в жизнь старый армейский принцип: подале от начальства — поближе к кухне. Кухню не нахожу. Зато замечаю скромно приткнувшийся за углом соседнего дома маленький джипик синего цвета.

Машин-то здесь много — в основном брошенных, но эта обращает на себя внимание: во-первых, видно, что на ней недавно ездили, во-вторых, это «судзуки», а у покойного дивера брелок как раз этой фирмы. Заманчиво, черт возьми, очень похоже на то, что на той машине диверы и прикатили… Да и не нравится мне тут. Я уже как-то привык к несколько привилегированному положению, а здесь к медикам относятся явно неуважительно.

Минуту-другую раздумываю, а не заминирована ли машина, потом решаю, что в таком случае ключики бы остались в замке.

Салон маленький, но, в общем, все понятно, разве что рычажок добавился к стандартному набору. Надо полагать, для включения полнопривода. Ну да, мы люди простые и так уедем, если заведется. Оно, конечно, могут быть всякие секретки противоугонные типа размыкателя цепи или еще чего, но вряд ли диверы угона боялись…

Заводится влегкую, аккуратно трогаюсь и сматываю удочки без каких-либо проблем. Немудрено, что диверсанты приехали как к себе домой.

Места знакомые, сориентироваться особой проблемы нет, но и гнать не резон. Машинка идет ходко, и я даже несколько расслабляюсь. И совершенно зря, потому как лопается переднее колесо, руль дергается, бьет по рукам, и машину закидывает в сторону. Скорость-то была — самокат быстрее ездит, так что ничего не произошло особенного, но вот возиться со сменой колес тут как-то не с руки. Озираюсь внимательно по сторонам — безлюдно совершенно, место глухое, дорога второстепенная, особенно не спрячешься. Ладно, пошли менять на запаску.

Инструмент, к счастью, есть, запаска, на мое удивление, тоже, причем новехонькая, так что, собственно, дело на пять минут.

Ну вот, даже не вспотел. Теперь все по местам и — ходу. Колесо, правда, уже ни к черту — видно, какую-то арматурину словил, порвало от души. Да, впрочем, и осталось ехать всего ничего, а машинка понравилась, надо бы ее себе прибрать. Теперь в теплый салон и…

Повернувшись — вижу новое в пейзаже. Вижу и не хочу понимать. Не могу даже.

Никак.

В метре от меня — человек. В грязной просторной одежде. Лицо немножко изменено. Да какое на хрен лицо!

Чего ему надо? Подошел как? Почему я запаха не почуял? Окатывает ледяной волной, как в детстве, когда весной с плота упал.

Морф.

Из расстегнутой на груди хламиды свисают две маленькие синие ручки. Пытаюсь нащупать рукой автомат. Еще раз передергиваюсь от ужаса — АК на боку нет! Вмать!!!

Морф слегка раскачивается.

Нелепо шарю руками по себе… Где-то ж у меня пистолеты были… Три штуки… Не успею… Ничего не успею…

Все!! Теперь — точно все!!!

Морф разевает пасть.

— Аххррушшии. Ахххрушшии хеммхааа.

Туплю неимоверно. Такое только на экзаменах было, когда надо немедленно соображать, а нечем и никак. Он что — говорит? Говорит???

— Аххррушшии! Ахххрушшии хеммхааа!!

Эта скотина явно злится. Да и до этого не аллегория дружелюбия и добродушия был. Челюсти в метре от лица мозг просто отключили! Но пока не атаковал — есть время. Что ему надо? Что обычно требуют при первом знакомстве? При таком знакомстве? Что я бы потребовал?

— Ахххрушшии хеммхааа! Ахххрушшии хеммхааа!! Ахххрушшии хеммхааа!!!

Судорожно память выволакивает из глубин мальчишку, которого дразнили прозвищем «сушеные кузнечики» соседи по палате. Волчья пасть, незаращение верхнего неба. Очень похоже у него получалось. Здесь-то что?

Морф ступил на шаг вперед. Пятиться мне некуда — за спиной машина.

Совсем мне в лицо с мерзким смрадом мертвечины с ацетоном:

— Ахххрушшии хеммхааа!!!

— Оружие? Оружие?

— Ахххрушшии. Хеммхааа!

— На землю?

— Хисохххессс!

Выкидываю из кобуры ПМ. В последний момент думаю, что мог бы применить, потом понимаю, нет — не успел бы.

— Храссиххаа! Хеммхааа!

Уже в установившемся ритме кидаю вниз рацию. Пытался ее включить, но не получилось — пальцы не слушаются. А еще, может, от того, что старательно пытаюсь вспомнить. Что-то в его речи очень напоминает не только бедолагу с кличкой «сушеные кузнечики», еще… очень знакомое… Вот вертится!

Странное ощущение — было такое. Когда я с двумя балбесами на передних сиденьях, уверенными в том, что марка «Мерседес» гарантирует от всех бед, невзирая на лысые покрышки и криворукое вождение, вылетел на поворот в селе с дурацким названием Большое Опочивалово. Только-только начался дождик, и эти первые минуты всегда самые страшные. Асфальт еще не мокрый, капельки воды не растекаются, а остаются шариками, покрытыми пылью. Дорога оказывается сплошь покрытой такими водяными микроскопическими подшипниками, на которых и нормальная машина идет юзом, а уж на лысых покрышках-то и тем более.

Ну мы и пошли вертеться, дав два полных оборота на 360 градусов, как корова на льду, после чего улетели в кювет. И все это время отчетливо запомнилось до мельчайших деталей. Я успел передумать чертову прорву всего, правда, превалировало утилитарное — сейчас врежемся в этот грузовик левым бортом, значит, повреждения у меня будут, как на рис. 38 учебника по судмедэкспертизе. Нет, проскочили, если воткнемся передом в «жигуль», значит, повреждения пассажира на заднем сиденье слева будут как в случае, описанном на рис. 40 того же учебника. И в том же духе.

А потом втроем мы выдернули тяжеленный «мерс» из кювета на голом адреналине. И не проносилась передо мной вся жизнь…

И сейчас я вижу отчетливо бежевые метелки прошлогоднего бурьяна, серый мерзкий снег, репейник на хламиде морфа, отчетливо, хоть рисуй потом по памяти, все пятна на его роже и зубы… Да акула симпатичнее! Но это не все… С речью что-то… Его речь очень характерная. Было… Точно было… Когда? Что-то с опухолью… Точно! Раковая опухоль…

Молодой очень успешный инженер тридцати четырех лет. Отличная семья, отличная карьера, отличный специалист и, видимо, очень хороший человек — друзья к нему ходили все время, даже когда стало ясно, что это — все. Мне его спихнули потому, как студент-шестикурсник уже может что-то делать, а больше уже пациенту и не нужно. Опухоль была не курабельна[62]. Ни оперативно, ни терапевтически. И развивалась стремительно, отчего у пациента отключались одна за другой функции мозга — то он забыл, как логарифмировать, потом уже становилось невозможным считать. Потом резко ухудшилась речь — сначала перестал говорить сложносочиненными предложениями, затем начал излагать мысли на странном языке, состоявшем практически из существительных, и понимал максимально упрощенную речь, отчего мучился не меньше, чем от болей…

Но я-то хорош гусь. Взяли тепленьким. Остается только покрываться холодным потом. Хорошо еще, не обделался. Вот есть такая теория, что обсираются от ужаса не трусливые люди, а те, которых в детстве хвалили за «хорошо покакал». Меня, видно, не хвалили. Или просто забыл, как это делается. Не до того сейчас.

А до чего? Чего ему надо? Я что, в плену? У кого? Или ему собеседник нужен?

Да нет, морда у него в кровище, жрал он кого-то, иначе б морфом не был. Или я, такой покорный, отлично гожусь на консервы?

— Хессиххх?

— Что?

— Хессиххх??

Смотрит на сумку. Ага, понял!

— Медик. Врач. Доктор.

Черт, чего это на меня словесный понос напал? Взамен положенного по ситуации натурального, что ли?

— Это понятно. Великолепно! Теперь продолжим начатое. С чего это вы, почтенный, так нахально разъезжаете?

Не отрывая правого глаза от зубов у самого лица, левым стараюсь посмотреть вбок. Там стоит герой — картинка. Не знаю почему, но первое впечатление — манекен из оружейного бутика. Снаряжение такое впервые вижу — от амуниции до оружия. Все определенно дорогущее и навороченное, прямо прет таковым от этого красавца. Шлем на башке явно натовский, да еще с какими-то привинченными приблудами, а вот автоматик в лапах — явный АКСУ. Только не простой — и магазин коротенький, и понавешено на него всякого — и глушитель, и гранатомет, но все какое-то необычное. Либо я очумел, либо и у гранатомета торчит магазин. И стоит это чучело в картинной позе. Хотя вообще-то ему есть с чего так стоять, чего уж там…

— Итак, эскулап как тот медведь — шел по лесу, увидел, горит машина. Сел в нее — и сгорел. Что с нашими диверсантствующими произошло?

Убивал бы таких баянистов, рассказывать с таким понтом самый старый анекдот — это даже не хамство. Хотя да. Похож я на медведя. Сгорел. Сел в машину и сгорел. Расслабился как-то. Катались мы взад-вперед без проблем, да и ехать-то тут всего ничего. А про то, что у диверов обычно есть группа поддержки и прикрытия, — совсем запамятовал. Вот она, группа. Прострелили мне колесико и, пока я возился и пыхтел, — подошли мягонько и незаметно…