Лагерь живых - Николай Берг

— Ты откуда?

— Из лагеря спасения! Там еще люди остались! Много! Помогите!

— Нехилый у вас тут лагерь спасения. Где он?

— На заводе. Там, в цехах.

К нам присоединяется сапер, что постарше. Николаич, мельком глянув на него, тут же возвращается к мужику. Видно, что, по его мнению, сапер здесь полезнее, чем на броне.

— Что там в лагере? Ты что такой дикий?

— Ты б сам был такой дикий!

Мужика снова начинает колотить.

— Давай излагай по порядку. Потом будешь истерить. Есть что важное — говори.

— Спокойнее, Николаич, спокойнее — ему солоно пришлось, видно же. Давайте рассказывайте, чем можем помочь. Вас зовут как?

Николаич не возражает против старой, но верной методы хороший — плохой.

— Получается так, ничего он не расскажет. Он вон в истерике. Нашатырь лучше дайте ему понюхать, даме нервной.

Мужик словно выныривает из омута, с ненавистью смотрит на Николаича и, обращаясь уже только ко мне, достаточно внятно говорит:

— Я инженер Севастьянов. Лагерь спасения открыли на второй день этого гадства. Указатели поставили. Эвакуации помогали. Тут неподалеку учебка ментовская — вот курсанты и прикрывали. Народ туда бежал потоком, тут это самое укрепленное место. Отовсюду бежали. И из Стрельны. Из Петергофа были. С дороги — кто откуда. Мы помогали колючку тянуть, забор нарастили, сами, как дураки, вышки дополнительно поставили. Но все равно мертвяки прорывались, а потом какие-то твари. Тоже мертвые, но здоровущие. Народ потому заперли по цехам, чтоб жертв не было. А потом ночью стрельба. Блин! Утром оказалось, что власть переменилась. Новые какие-то появились — но и менты остались, хотя сильно меньше, чем было.

Мужик со стоном переводит дух.

— Весь лагерь — ловушка. Люди — мясо. Последние три дня ни воды, ни еды. Согнали как селедок в бочку — ни сесть, ни лечь. И, блин, нашлись сволочи — в охрану подались. Из наших же! А там ритуал. Нам показывали. Мы все видели. Чтоб они в своих кишках задохлись! Нелюдь, хуже мертвяков.

— Кто там сейчас верховодит?

— Психопаты какие-то долбанутые на всю голову. Церковь «Священной Вечной жизни» с Великим Мастером во главе.

— Первый раз слышу.

— Я тоже впервые услышал. Но от этого не легче.

— Они могут оказать сопротивление?

— Могут. И окажут. Они ж долбанутые! Оружие у них есть.

— Там у вас, на заводе, только корпуса от машин или бортовое вооружение тоже есть?

— К нам техника разоруженная поступает. Но у этих пара БТР с вооружением были точно — свои, наверное. Это только то, что я видел. БТР-80. Но камуфляж другой.

— Мины, фугасы видел? — Это сапер о своем, о девичьем.

— Нет.

— Гранатометы есть? ПТУРСЫ? Танки на ходу?

— Не знаю. Тех, кого видел, — с легким стрелковым были.

— Сколько всего там этих церковников?

— Полста будет точно. Может, и больше.

— Ты-то как удрал?

— Нас шестеро бежало. Ночью еще. Мы ж заводские, там у себя как дома. Я один выбрался. Водички дайте еще, а? Пересохло все внутри.

Издалека доносится автоматная трескотня, потом раскатистое драканье крупнокалиберных. Интересное кино — это наши или по нашим?

— Связь, что там?

— Огневой контакт! Атакованы морфом, есть потери, просят медиков помочь.

— Это точно наши?

— Ручаюсь! Пашка, кореш, там. Точно, он на связи! Да, морф необычный — у него четыре руки!

— Они что там, пьяные?

— Нет! Подтверждает — четырехрукий.

Ерунда какая-то…

Летеха, к которому мы обращаемся с требованием транспорта, жмется и кряхтит.

Начинается хреномуть многоначалия — мы не можем ему приказать, он — нам. В итоге возникает дискуссия изначально дурацкого свойства типа «должен ли джентльмен, если он должен?».

Под огонь попали не его сослуживцы, ему до них нет никакого дела, а отправить коробочку не пойми куда — тоже стремно. Я прекрасно его понимаю. Самому ехать неохота, тем более что начальство новоявленное точно не стронется со своего бережка, где ему уютно под сенью пушек.

Однако там раненые, и они точно ждут с нетерпением бронированную «скорую помощь». Будет очень кисло, если они помрут только из-за того, что летеха пожабится дать колесницу гусеничную.

Некоторое время идет яростная торговля в радиоэфире, в итоге летехе обещают много всего полезного, если пришлет коробку, и кучу извращений физического свойства — если не пришлет.

Скоропомощный экипаж формируется несколько необычно. «Маталыга», как наиболее подходящая для перевозки раненых — у нее дверцы сзади и пузо вместительное. Мы с Надеждой — чертова баба даже слушать не стала возражения, дескать, не стоит класть всех медиков в одну корзину, и просто залезла в таратайку. Саша с Серегой в усиление, и пара курсантов, в которых я не без удивления узнал Званцева-младшего и его приятеля.

Туда мы катим сидя внутри гусеничной кареты «скорой помощи», как ее нарек смешливый лопоухий «курок». Одно дело — когда рядом сидит Андрей со слонобоем, а другое дело — Саша или «курсантеры».

«Маталыга» идет несколько жестче БТР, нас потряхивает в салоне, который куда здоровее бэтээровского, но вроде сильно ниже, сидеть приходится бубликом. Зато видно, что тягач, кроме лавок, никаких загадочных ящичков и коробочек с проводами не имеет. Пока едем — по совету Надежды Николаевны вынимаем пластины из броников. Дышать сразу становится легче.

На месте оказывается, что все не так плохо — раненых четверо, но, к счастью, все не тяжелые. Один с гордостью показывает каску с содранной краской — морф, не шибко разбираясь, хапнул парня за голову, а она оказалась в шлеме, что и выручило. А так переломы, сильные ушибы, ссадины и царапины. У одного возможно повреждение внутренних органов, очень похоже на тупую травму живота, но тут все равно эвакуация, не боец он со сломанной ногой. Санинструктор у них в команде оказался неглупый, так что в шесть рук обрабатываем и шинируем быстро.

У них, оказывается, и носилки есть. «Курсантеры» хватаются за ручки и бодрым галопом тянут первого раненого. Успеваю вспомнить про Марка и рявкаю, чтоб остановились. На меня все уставились недоумевающе.

Когда нас дрессировали на военной кафедре и учили эвакуировать раненых, мы на своей шкуре убедились, что это сложное и тяжелое действие. Майор Сухов, подтянутый, голенастый и ироничный, поручил первой четверке носильщиков пробежать с «раненым на носилках» кружок по стадиону. После чего загрузить пострадавшего в угрюмую приземистую транспортерину. Жертвой выбрали Марка, как самого легкого. Не учли того, что в нем явно был актерский талант, и он нередко веселил однокурсников различными репризами, особенно ему удавались сцены из постановок Жмеринского драматического театра оперного балета:

«— Э, Мепистохэл! Вам зовут из подземелье!

— Кому, мине? Чичас иду!

Калитка пипскнула, и Мепистохэл явился».

Вот тут во время таскания Марк и смешил, и бесил таскателей, вовсю играя роль раджи на прогулке. Ржать, неся бегом тяжесть, а Марк все-таки был в сапогах и с автоматом, не сахар. Когда ребята подбежали наконец к транспортному средству и закинули передние ручки на борт, передняя пара залезла в кузов и все облегченно рывком вдвинули носилки с телом в кузов.

Тело неожиданно прервало тираду о «нерадивых и нелепых слугах» таким мощным ревом, что все чуть не подпрыгнули. Марк коряво вывалился из носилок, спустил портки и стал корячиться, пытаясь глянуть, что у него на тыльной стороне организма. На тощем заднем фасаде оказалась здоровенная ссадина и быстро наливающийся мрачной синевой не меньших размеров синячище.

— Вы видите, — невозмутимо пояснил майор Сухов, — одну из характерных ошибок при загрузке раненых в транспорт. Самая нижняя часть при переноске раненых в брезентовых носилках провисает и выдается за уровень ручек, что при резкой загрузке в кузов или салон сантранспорта вызывает дополнительную травматизацию раненых.

Мне тогда показалось, что майор это объясняет уже в сотый раз, и такой ход событий его не удивил, наоборот — все шло по накатанной колее.

Раненых загружаем быстро, но аккуратно. Возникает короткий спор с полканом, который командует группой. Он безапелляционно требует эвакуировать раненых, чтоб под ногами не болтались, а мне надо на морфа глянуть. И вывезти тушу отсюда — если не сделаю, мне Валентина этого точно не простит. Отращивание дополнительных конечностей некрофауной обязательно нужно изучить как можно быстрее.

Полкану эти премудрости — как зайцу барабан, так, суемудрие. Не знаю, чем там дело бы кончилось, если б не Надежда, которая спокойно влезла в беседу с совершенно штатским заявлением, что, пока я гляну неидентифицированное метаморфированное некрообразование, она задержит отправку «этой машинки» и присмотрит за пострадавшими мальчиками. Все это выговаривается так, что любого военного может кондратий хватить, все-таки каждая женщина в душе актриса. Тут Надя, может, и хватанула через край, но спорить с такой гражданской интеллигентной дурой явно бессмысленно. Полкан смотрит на нее — и право, если б он сплюнул, это было бы менее оскорбительно, но наша сестричка отвечает настолько безмятежным взглядом, что офицер теряется.