Латино-Иерусалимское королевство - Жан Ришар

Однако мусульмане заволновались, несмотря на изменение маршрута крестоносцами: отклонение в сторону Константинополя могло быть временным. Макризи писал: «Франки со всех сторон стекаются в Акру с намерением захватить Иерусалим. Аль-Адиль выступил из Дамаска и написал прочим (мусульманским) князьям, прося помощи. Он разбил лагерь возле башни (Мон Фавор), местности неподалеку от Акры. Армия франков располагалась в долине Акры; они совершили нападение на Кафр-Кенну, взяли в плен всех, кто там находился, и разорили эти место»{288}. Франкские авторы нам объясняют, что, как и в 1197 г., речь шла о карательной экспедиций против мусульманского эмира в области Сидона, который натравливал пиратов на христианские суда. Этот набег в Галилею, завершившийся грабежом «Казаль-Робера», должен был обозначать разрыв перемирия, как и ответный набег мусульман на пригород Акры. На море франки и мусульмане наперебой занимались пиратством, и франкский флот даже разграбил в Дельте египетский город Фуву (20–25 мая 1204 г.). Более крупные операции разворачивались на севере графства Триполи, но враждебные действия так и не вылились за границу локальных столкновений.

Поэтому мир был без затруднений восстановлен в сентябре 1204 г.: Аль-Адиль отказался от своих завоеваний в 1197 г., вернув Амори II Яффу и поделив с франками Лидду и Рамлу, полностью захваченные мусульманами пятью годами раньше. Без сомнения, султан опасался, что завоевание Византийской империи — тогда полагали, что она в ближайшем времени целиком попадет в руки франков — сможет обеспечить этим последним поддержку, которую они ранее получали от Мануила Комнина. Вот почему он предложил франкам перемирие на шесть лет (сентябрь 1204 — сентябрь 1210 гг.) в надежде выиграть время. Возможно, что он даже уступил половину территории Сидона, который ему принадлежал — потому исчезла опасность со стороны пиратов — и город, или часть города Назарета. Франкская сторона также выгадала от этого перемирия: вняв зову нового императора Константинополя Балдуина де Эно, большое число франков предпочло своему шаткому существованию в Сирии поселение — которому суждено было оказаться недолговечным — в Латинской империи Константинополя. Свыше сотни рыцарей и десяти тысяч поселенцев (колонистов) — если верить Эрнулю — покинули Святую Землю. Этот исход начался в начале 1205 г.: «В это время произошел великий исход из земли Сирии… Из земли Сирии ушли Гуго Тивериадский, его брат Рауль и Тьерри де Термонд{289} и много людей этой страны, рыцарей, туркополов и сержантов». Даже клирики присоединялись к дезертирам: епископ Петр Вифлеемский сгинул в той самой проигранной битве, где попал в плен император Балдуин, и Иннокентий III сурово бранил двух своих легатов, без сомнения покинувших Святую Землю вместе с «великим исходом», бросив Сирию в то же время, что и пилигримы, и местные жители. Папа даже объявил, что из-за этого происшествия «мы не можем более оборонять от набегов мусульман побережье, которое еще находится под властью христиан, и из-за недостатка людей у нас едва хватает сил, чтобы защитить королевство Кипрское»{290}.

Таким образом, четвертый крестовый поход, даже если ловкий Амори II и извлек из него большую пользу для королевства, увеличив его территорию, все равно скорее ослабил франкские колонии в Сирии. Конечно, в Святой Земле появилось несколько новоприбывших, которые остались там на постоянное жительство, как Готье де Монбельяр, женившийся при своем приезде на старшей дочери Амори II, Бургони, и немецкий граф Бертольд фон Катценельнбоген, вместе со своими товарищами (Эрихом Германцем и прочими) покинувший Латинскую империю, чтобы выполнить свой обет пилигрима, побывавший проездом в Антиохии и осевший на долгие годы в Сирии. Правда, хотя возникновение Латинской империи опасно разделило силы христиан на Востоке, поскольку Константинополь поглощал часть субсидий, предназначенных для Святой Земли, притягивал к себе солдат, которые могли бы прибыть в Сирию, наконец доставил папству дополнительные проблемы, то часть этой империи — самая устойчивая — сыграла в отношении «королевства Иерусалима» ту же роль, что и Кипр, пусть и чуть менее значимую. Морейское княжество с его великолепным шампанским и бургундским рыцарством в какой-то мере стало резервным плацдармом, откуда подкрепления, благодаря небольшому расстоянию, отделявшему его от Сирии, могли подоспеть в эту страну: например, в крестовом походе 1248 г. под предводительством Людовика Святого участвовал большой отряд знати из Ахайи.

Тем не менее четвертый крестовый поход ознаменовал конец колоссального усилия, предпринятому Западом после падения Иерусалима. В Германии, поглощенной гражданскими войнами, временно потеряли всякий интерес к Востоку; в Испании последнее нашествие мусульман провалилось при Лас Навас де Толоса; во Франции начавшийся крестовый поход против альбигойцев надолго поглотил силы феодалов — участие французов в пятом крестовом походе действительно было весьма ограниченным — и отдельные отряды из будущих экспедиций мало-помалу прибивались к Константинополю, который привлекал многих итальянцев. Наконец, четырнадцать лет крестового похода (1189/90–1204 гг.) породили на Западе своего рода утомление, тем более что результаты — отвоевание нескольких портов и пропуск для паломников — не оправдывали подобного напряжения сил. Оказалось, что походы в Палестину, перед лицом еще крепкой Эйюбидекой империи, сильно страдавшие из-за мусульманской тактики «выжженной земли», не могли довести свое дело до конца. Даже сами «сирийцы», удовлетворившись возвращением самой богатой части своих прежних владений, начинали задумываться о длительном мире: идея о прекращении священной войны имела среди них сторонников. В любом случае, ничего нельзя было поделать без подкреплений, и только благодаря необычайной ловкости Амори II, сумевшего распознать усталость Запада, великий завоевательный поход крестоносцев завершился подписанием выгодного мира.

IV. Оборона Святой Земли (1204–1217 гг.) и поход в Египет (1218–1221 гг.)

Ко времени кончины Амори II (1 апреля 1205 г.) «королевство Иерусалима» весьма отдаленно напоминало то государство, которое предстало перед его глазами, когда он, будучи юным пуатевинским рыцарем, поступил на службу к своему тезке Амори I. Северной границей теперь стада западная часть Бейрутской сеньории. Земли вокруг Сидона, Шуфа, Бельхакама, грота Тирона и Бофора оказались во власти мусульман. Сам Сидон, разоренный в 1197 г., ставший совместным франко-Эйюбидским владением, обезлюдел; в Сарепте находилась резиденция франкского сеньора Бальана (а также и епископа{291}), который владел Аделоном, расположенным дальше к югу. Тир граничил с мусульманским кастелянством Тороном; если Сканделион еще находился на франкской территории, то Шато-дю-Руа высился на пограничном рубеже… Даже регион Акры не принадлежал полностью латинянам. Наконец, наименее стабильными являлись земли между Акрой и Яффой. В сеньории Хайфы только сам город являлся укрепленным центром, тогда как в сеньории Кеймона его вообще не было. Цезарея, разрушенная в 1191 г., более не представляла собой опорного пункта, и почти все прежнее Цезарейское графство, вместе с Како и Калансоном, теперь пребывало в руках сарацин. К югу от франкского города Арсуфа регион Яффы был более пространным, поскольку в окрестностях этого города, подвластных латинянам, возвышались первые крепости, располагавшиеся вдоль дороги паломников и находившиеся в совместном владении франков и мусульман. Но от И белена Филистия вновь принадлежала мусульманам.

Эти клочки земли, протянувшиеся на «пути вдоль моря» (который перестал быть безопасным, особенно поблизости от Цезареи){292}, было все, что еще оставалось под властью христиан в Святой Земле. Только по соседству с Тиром, Яффой, особенно Акрой и Хайфой еще можно было найти относительно протяженные христианские земли. В реальности же королевство состояло из крепостей (уже лишь отдаленно напоминавших ту колоссальную фортификационную сеть, которую возвели первые Иерусалимские короли) и их ближайших пригородов, которые были особенно уязвимы, поскольку в двух часах верховой езды от них находились мусульманские земли. Когда-то латиняне контролировали дорогу из Дамаска в Каир и Мекку, теперь же им самим в любой момент угрожала опасность остаться без коммуникаций, которые мог перерезать любой набег из вражеских крепостей, расположенных поблизости. Если в прежние времена они взимали пошлину с караванов мусульманских паломников, направлявшихся по «Дерб аль-Хадж» повидать священные места Ислама, то ныне христианские паломники должны были сами выплачивать дань, чтобы посетить, если не Назарет (по договору 1204 г. им разрешалось проходить туда бесплатно), то, по крайней мере, саму Гробницу Христа — не говоря уже о скорби, которую должны были испытывать латиняне при виде того, что мелькиты заняли их место{293}. Им запрещалось входить в Иерусалим иначе, чем через маленькие врата Маладрери (или Св. Лазаря); среди христиан бродили слухи, что некоторым из многочисленных сыновей Саладина были пожалованы во владение дороги паломников в Мекку и Иерусалим: из доклада, направленного Иннокентию III патриархом Эймаром Монахом, известно, что мусульмане каждый год получали со Святого Гроба двадцать или тридцать тысяч безантов{294}. Ситуация с паломничеством, таким образом, напоминала — правда, с определенным улучшением из-за терпимости, которую неверные были вынуждены соблюдать ввиду того, что франки находились от них всего в трех днях пути — положение вещей перед первым крестовым походом. Единственным выходом, чтобы спасти остатки королевства, эти несколько торговых городов без окрестных земель, было, поскольку надежда на крестовый поход слабела с каждым днем, поддерживать перемирие с султаном Маликом-аль-Адилем. К счастью, этот ловкий политик, которому удалось навязать свое главенство всей семье Саладина (даже единственному сыну великого султана, во владении которого осталась лишь вотчина его отца, правителю Алеппо), никоим образом не стремился отбросить франков за море. Третий крестовый поход вновь заставил Восток дрожать перед франкскими рыцарями и их несокрушимой пехотой, и осторожный Эйюбид более всего не хотел спровоцировать высадку на Святой Земле полчищ «закованных в железо» воинов, вызванных на помощь своими сородичами из Леванта. Кроме того, эти левантийские франки уже были ему не опасны и более не мешали развитию мусульманской торговли, представители которой с превеликой охотой вновь зачастили в христианские кварталы. Если на Севере эйюбидские князьки из региона Оронта вели рейдовую войну против графства Триполи и особенно против грозных госпитальеров из Крака-де-Шевалье — Аль-Адилю самому пришлось возглавить крупный поход в эту область в 1207 г., который не имел никакого успеха, то на границе с «Иерусалимским королевством» царило безмятежное спокойствие. В 1204 г. обе стороны поклялись соблюдать перемирие на шесть лет: король Амори II и после его смерти бальи королевства Жан д'Ибелен, который осуществлял регентство над наследницей трона (Марией, дочерью Конрада Монферратского, каковая приходилась ему племянницей), заставили баронов и рыцарские ордена не нарушать его.