Судьбы водят хоровод - Лана Барсукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда зачем вся эта история с детьми? Только с годами Сима нашла ответ на этот вопрос. Дети даруют иллюзию бессмертия, это залог вечной жизни. Люди боятся смерти и продолжают себя в детях. Откуда такая маниакальная тяга углядеть в форме детского носа свой отпечаток? Просто наш нос прищемят крышкой гроба, а точно такой же или хоть капельку похожий – будет таранить воздух, зарываться в сирень, чихать от пыли. И вроде как мы еще живы…
«Философом на старости лет стала», – поругала себя Сима. И начала собираться в поход за пенсией.
Достала кофту, подошла к зеркалу, расстроилась от бесцветности того, что увидела. Серое лицо и коричневая кофта. Нет, нужен яркий мазок. Порылась в запасах платков и дешевых синтетических шарфиков. Выбрала яркий голубой шарф с желтыми полосками. Подвязалась им и снова посмотрела на себя в зеркало. «Как украинский флаг на шею намотала», – оценила Сима и решительно сняла шарфик.
На украинский флаг она реагировала болезненно.
В конце 1991 года, как раз под Новый год, Советского Союза не стало. Это было до того нелепо, что никто не принял эту новость всерьез. Ну что-то переоформили, подписали какое-то соглашение в Беловежской Пуще. Что это меняет? Не может же такого случиться, что вдруг не стало страны без всякой войны?
Сима работала в школе и не интересовалась политикой. Но стали происходить странные вещи. В одном классе учились и даже дружили два мальчика, два Николая. И вдруг один стал Миколой, а другой остался Колей. И на этой почве они дрались, мутузили друг друга с яростью борцов за неведомую идею.
Ну ладно, дети. Ее собственный муж вдруг стал Петро. Записался в какой-то исторический клуб, где они пытались докопаться до каких-то истин. Сима с удивлением наблюдала, как ее мужа затягивает воронка политических страстей.
Старая Сима напрягается, чтобы вспомнить что-то серьезное, соответствующее важности исторического момента. Но вместо этого дырявая память подсовывает ей какую-то мелочь, ерунду. Все тот же мичман. Дался он ей! Он встречает Симу и жалуется: «Нас заставляют новую присягу принять. А я, Симочка, матерюсь по-русски, и сны мне снятся на русском языке. Что же мне делать?». Сима отвечает: «Не знаю». Вот и все, что сохранила память.
Хотя нет, кажется, еще что-то. Тот мичман отказался принимать новую присягу, а Петро сказал: «Мало я ему тогда морду набил».
От всего этого Сима решила на время уехать к родителям, в Кемерово. Пусть ребенок настоящий снег увидит. Она очень надеялась, что отсидится в Сибири, пока взрослые мальчики наиграются в политику.
Петро реагировал странно: «К москалям собралась?» «Нет, к родителям», – оправдывалась Сима.
Так у родителей и осталась. Петро звонил, и с каждым разом у Симы крепло чувство, что он сошел с ума. Он бредил великой и незалежной, забывая спросить про Стасика.
Развод они оформили по доверенности, по обоюдному согласию и без раздела имущества. Петро забрал себе квартиру, а Сима – сына.
В школу Стасик пошел уже в Кемерово. В эту же школу на работу устроилась Сима. Иногда Стасик заглядывал в учительскую и, если никого не было, подбегал к матери, чтобы обнять ее. Сима понимала, что так он подзаряжается.
Они жили вместе с ее родителями, но в отдельной комнате. Их кровати стояли напротив друг друга, и Стасик, уже большой мальчик, перед сном перебирался к ней, прижимался своим худеньким тельцем и впитывал ее любовь. Сима гладила его волосики, вдыхала детский запах и чувствовала себя самой счастливой. Она давно поняла, что любовь – это физическая материя, которую просто пока не умеют улавливать приборами. Любовь нужна ребенку как свет, вода, еда. Сын может жить без Симы, но не может жить без ее любви. Сима необходима ему как генератор любви.
Старая Сима убрала желто-блакитный шарфик обратно в пакет и задумалась. А что происходит с генератором, если его энергия уже не нужна? Стасик взял дозу любви, в которой нуждался, и отсоединился. А любовь продолжает сочиться из Симы, раздражая и пугая сына. Как остановить этот генератор ненужной любви? Со временем он сломается и замолчит. Она умрет, и любовь иссякнет.
Симе становится грустно. Даже за пенсией идти расхотелось. Для поднятия духа Сима решила позвонить подружке, Луизе Ивановне.
– Привет, – блекло сказана она.
– Привет! – оптимизм Луизы не зависел ни от времени года, ни от времени суток. – Куксишься?
– Да что-то… как-то… душа болит.
– Душа – не сердце, для здоровья угрозы не представляет, – резонно ответила Луиза. – У меня тут вообще мрак. Мой обалдуй опять без работы сидит.
Обалдуем она называла своего сына, который периодически терял работу и очень расстраивался, потому что работу он любил. Но водку он тоже любил. И постоянно метался между этими двумя большими любовями.
– Может, ему зашиться?
– Знаешь, сколько раз он это делал? Там уже шить нечего, только штопать.
Сима не знала, что ответить. Тогда Луиза сменила тему.
– Хорошо тебе, твой не пьет, на работе его ценят. Счастливая ты, Симка.
Вот ради этих слов Сима и звонила подруге.
А Луиза продолжала:
– Он у тебя всегда башковитый был. Вот, говорят, генетика. Фиг вам! Каждый по штучному проекту рождается! И в кого он такой?
Луиза мягко намекала, что Сима не очень умная. Сима не обижалась. Разве можно обидеться на то, что ребенок лучше тебя? Хуже таким, как Луиза: умная, волевая, а сын обалдуй.
Сима почувствовала, что ей полегчало, и стала тяготиться разговором.
– Ладно, Луизочка, пойду я. Пенсию получить надо.
Положив трубку, Сима задумалась. Когда у Стасика проявились математические способности? Кажется, в средней школе. Или уже в старших классах? Вот память! Самое важное удержать не может!
Сима лишь помнила, как они с сыном, обнявшись и укрывшись одним пледом на двоих, решали задачки, кто быстрее. Стасик так радовался, когда выигрывал у мамы. Сима, конечно, мухлевала, специально путалась в решении, морщила лоб, а Стасик кричал: «Мама, какая ты глупая! Я уже посчитал! Восемь яблок
