Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин

Глава 15

Три книги

Когда двадцатилетняя Джейн Остин написала первый вариант «Гордости и предубеждения», она приходилась почти ровесницей своей героине Элизабет Беннет. К моменту публикации книги в 1813 году ей исполнилось тридцать семь: возраст более близкий к матери Элизабет. Семнадцать лет между созданием произведения и его выходом в свет — срок немалый. И «Чувство и чувствительность» также увидело свет с шестнадцатилетней задержкой. А «Нортенгерскому аббатству» потребовалось двадцать лет, чтобы найти своего издателя, и случилось это уже после смерти писательницы. Только подумать, как легко все эти романы могли быть утеряны для нас!..

Конечно, Джейн делала копии. Но понять, чем более ранние варианты отличались от окончательных, нам не дано — ведь рукописи ни одного из напечатанных романов не сохранились[131]. Некоторым нравится рассуждать о том, было ли Остин девятнадцать, двадцать один или двадцать пять, когда она написала тот или другой фрагмент, но на самом деле это напоминает попытки нарезать желе правильными твердыми кусками. Мы знаем, что роман «Гордость и предубеждение» изначально был длиннее, поскольку в одном из писем Кассандре Джейн сообщает, что «общипала и подрезала» его. Можно предполагать, что речевые характеристики персонажей становились все отчетливее с каждой правкой, и, однако, мы много дали бы за возможность увидеть некоторые из этих утраченных фрагментов.

Один из спорных, сбивающих с толку моментов, явно перешедших из более ранней версии романа в окончательную, — то, что Джейн Беннет умеет ездить верхом, а Элизабет — нет. Учитывая особенности их натур, это кажется противоречием. Остается только догадываться, откуда оно возникло: возможно, именно в результате «подрезания»… Можно определить поздние вставки вроде ссылок на поэзию Скотта или на роман Марии Эджуорт «Белинда», которых не могло быть в более ранних вариантах. Помимо этого — ничего определенного. По моему предположению, главные персонажи и сюжетные линии полностью оформились к 1800 году, когда Остин дописала три романа, и один из них, по мнению ее отца, был достаточно хорош для публикации. Она продолжала работу над ними, но по существу это уже были те самые книги, которые мы знаем. И хотя заглавия двух из них перед публикацией изменились, я буду в дальнейшем называть их окончательными именами.

Первое, что бросается в глаза в этих трех первых романах Остин, — в каждом из них представлен кардинально иной подход к предмету. «Чувство и чувствительность» — это, грубо говоря, дискуссия, «Гордость и предубеждение» — мелодрама, а «Нортенгерское аббатство» — сатира, роман о чтении романов. От молодого писателя можно было бы ожидать, что, найдя удачную творческую концепцию, ее он и станет разрабатывать раз за разом. С Джейн Остин все совсем не так. Она была слишком изобретательна, слишком многими литературными приемами владела, чтобы остановиться на чем-то одном, и с изумительным мастерством справилась с тремя такими различными формами.

В «Чувстве и чувствительности» в образах Элинор и Марианны воплощена дискуссия о типах поведения: скрытность и вежливая ложь одной сестры сопоставляется с откровенностью, правдивостью, непосредственностью другой. Остин размышляет, насколько общество терпимо к искренности и как прямодушное поведение может сказаться на человеке. Этот вопрос в 1790-е годы ставили как составную часть более широкой политической дискуссии такие писатели-радикалы, как Уильям Годвин[132] и Роберт Бейдж. Они высказывались за ту самую непосредственность, с которой ведет себя Марианна, в то время как консерваторы настаивали: для сохранения общественного строя просто необходима некоторая доля закрытости и лицемерия. Это серьезные вопросы, и роман Остин интересен, в частности, именно тем, что в начале романа она вроде бы вполне определенно поддерживает одно мнение, но по мере развития сюжета начинает склоняться в пользу другого. Мне представляется, что именно эта двойственность делает «Чувство и чувствительность» одной из двух самых глубоких и захватывающих ее книг наряду с «Мэнсфилд-парком», в котором есть похожая неоднозначность. Литература, как мы видим, в отличие от политической полемики, вполне может это допускать…

В начале романа обе сестры, Элинор и Марианна, влюблены в уклончивых молодых людей. Остин представляет старшую, Элинор, образцом хорошего поведения и одобряет уверенность своей героини в том, что сдержанность и даже ложь совершенно необходимы. Элинор мирится с обязанностью «лгать, когда того требует вежливость», и не признается в своих трудностях и печалях даже горячо любимой младшей сестре. Марианна, которая лгать ни за что не станет, просто не может, поначалу предстает довольно глупой девицей, раздувающей собственные эмоции и создающей лишние трудности близким, горюет ли она по умершему отцу или показывает всем и каждому, как сильно влюблена в нового знакомого, Уиллоби. Она следует велениям своего сердца, вследствие чего и ведет себя необдуманно и даже рискованно, оправдываясь словами: «Поступая дурно, мы всегда это сознаем». Как и Фанни Прайс в «Мэнсфилд-парке», Марианна руководствуется лишь своим внутренним голосом.

Но откровенные выражения чувств Марианны далеко не всегда глупы. Вот как она отвечает грубовато-добродушному соседу, сорокалетнему сэру Джону Миддлтону на его разглагольствования о девушках, которые «ловят в свои сети» мужчин: «Этого выражения… я особенно не терплю. Не выношу вульгарностей, которые почему-то принимают за остроумие. А „ловить в сети“ и „покорять“ — самые из них невыносимые. Какой невзыскательный вкус, какая грубость чувств кроются в них! А если когда-нибудь они и казались оригинальными, то время давно отняло у них и такое оправдание». Это горячее бескомпромиссное мнение Марианны, очевидно, принадлежит самой писательнице, даже если Джейн Остин никогда и не позволяла себе высказать подобное вслух хэмпширским сквайрам. Красноречие Марианны, ее неприятие лицемерия, бесстрашие в выражении своих взглядов и чувств показаны в романе как весьма привлекательные. Остин не нарушала принятых норм поведения, как Марианна, и не вступала в переписку с мужчиной, с которым не была обручена, хотя и дала всем понять, как увлечена Томом Лефроем. Как повествователь, она откровенно не одобряет опрометчивости Марианны, но по мере развития действия выказывает все большее сочувствие к ней. Реакции Марианны зачастую преувеличенны и абсурдны, а дикое поведение с Уиллоби опасно для ее же репутации и душевного здоровья, но со времени приезда в Лондон ключевыми ее характеристиками становятся искренность и ранимость.