Джентльмены-мошенники (без иллюстраций) - Эрнест Хорнунг

Если бы я не был настолько навеселе, сама мысль о третьем партнере оскорбила бы меня до глубины души, но Раффлс безошибочно выбрал момент, и его аргументы не потеряли силы под струящийся аккомпанемент следующей пинты. Они и сами по себе, впрочем, были довольно убедительны. Суть их сводилась к тому, что до сих пор нам представлялось мало возможностей исполнить то, что Раффлс именовал “нашим вторым иннингом”[45]. Этого даже я не мог отрицать. На нашем счету было несколько “длинных одиночных”, но наши “лучшие подачи” были “быстро пойманы”, и мы “вели чертовски медленную игру”. Поэтому нам требовался новый партнер – тут способность изыскивать метафоры изменила Раффлсу.

Это возымело эффект. Я почти согласился с ним. По правде говоря, я устал притворяться наемной сиделкой, мне давно уже казалось, что этот мошенник, доктор, подозревает неладное. Начать с чистого листа, сбросить оковы – разве не прекрасная идея! Даже несмотря на то, что третий – обычно лишний, а в нашем случае такой партнер мог оказаться хуже, чем никакой. Но я не понимал, как мы можем надеяться вопреки всем препятствиям решить загадку, которая приводила в отчаяние Скотленд-Ярд.

– Кажется, я ее решил, – сообщил Раффлс, раскалывая в ладони грецкий орех.

– Но как? – воскликнул я, ни на миг ему не поверив.

– Я уже какое-то время выписываю “Морнинг пост”.

– И?..

– А вы приносили мне экземпляры и более низкопробной прессы.

– Хоть убейте, не понимаю, к чему вы клоните.

Раффлс снисходительно улыбнулся, раскалывая следующий орех.

– Потому что у вас нет ни наблюдательности, ни воображения, Банни, а вы еще пытаетесь писать! Не поверите, но я составил почти полный список людей, присутствовавших на мероприятиях, на которых под шумок исполнялись эти маленькие фокусы.

Я невозмутимо заявил, что не понимаю, как это могло ему помочь. Как еще можно было откликнуться на его хоть и добродушный, но самодовольно-высокомерный тон? К тому же это соответствовало истине.

– Подумайте, – терпеливо призвал Раффлс.

– Когда воры взламывают дверь, – рассудил я, – и крадут что-то наверху, я не вижу особого смысла в том, чтобы выяснять, кто в это время находился внизу.

– Верно, – согласился Раффлс, – но только если они взламывают дверь.

– Но ведь именно это они каждый раз и проделывали! Дверь второго этажа взламывали, когда внизу все было в самом разгаре; вор исчезал вместе с драгоценностями, прежде чем поднималась тревога. Уловка такая старая, я и не думал, что вы снизойдете до нее.

– Не такая старая, как кажется, – откликнулся Раффлс, выбирая сигары и отдавая мне мои. – Коньяк или бенедиктин, Банни?

– Бренди, – без стеснения ответил я.

– Кроме того, – продолжал он, – комнаты никто не взламывал. Во всяком случае, в доме Дорчестеров дверь была попросту заперта, а ключ исчез – пробраться внутрь можно было с любой стороны.

– Но именно там он оставил веревочную лестницу! – торжествующе воскликнул я.

Но Раффлс покачал головой:

– Не верю я в веревочную лестницу, Банни. Это отвлекающий маневр.

– Да во что вы вообще верите?

– В то, что каждое из так называемых ограблений было совершено изнутри, одним из гостей. Более того, я покривлю душой, если скажу, что до сих пор не вычислил преступника.

Я начинал понимать, что и правда вычислил – такая мрачная серьезность светилась в устремленных на меня почти не мигающих глазах. Я торжественно провозгласил поздравительный тост – и до сих пор помню немного тревожный взгляд, которым Раффлс проводил мой бокал.

– Я нахожу только одно подходящее имя, – продолжил он, – фигурирующее во всех списках. С первого взгляда предположение кажется невероятным. Лорд Эрнест Белвилл присутствовал на всех этих приемах. Вы что-нибудь знаете о нем, Банни?

– Это не тот ли поборник умеренного потребления алкоголя?

– Он самый.

– Больше ничего и не хочу о нем знать.

– Согласен, – сказал Раффлс, – но подумайте, насколько это многообещающе! Человек, чьи взгляды так широки и умеренны и разделяются уже чуть ли не всеми подряд (не считая разве что вас, Банни), не навязывает их миру без скрытого мотива. Пока все хорошо. Но какие же у этого типа намерения? Неужели создать себе имя? Нет, он и так не пустое место. Богат ли он? Напротив, для его положения – сущий голодранец и, по всей видимости, не имеет ни малейшей цели нажиться; вряд ли можно нажиться, проповедуя то, что все разумные люди и так признают. И тут вдруг мне вспоминается моя собственная давняя идея – профессия-ширма! У меня это крикет, а у него – умеренность в потреблении алкоголя! Но нет нужды торопиться с выводами. Мне нужно узнать о нем больше, чем рассказывают газеты. Нашему благородному приятелю сорок, и он не женат. Что он делал все эти годы? Как, черт побери, я должен был это выяснить?

– Как же? – спросил я, не желая портить себе пищеварение головоломками, как бы явственно Раффлс этого ни добивался.

– Я взял у него интервью! – ответил Раффлс, и улыбка расплылась на его лице при виде моего изумления.

– Вы… взяли интервью? – повторил я. – Но когда… где?

– В прошлый четверг вечером, когда, как вы помните, мы рано пошли спать, потому что я страшно устал. Что пользы было раскрывать вам все карты? Затея могла кончиться провалом, да и сейчас еще может. Но лорд Эрнест Белвилл выступал на собрании в Эксетер-холле; я дождался его после выступления, проследил за ним до Кинг-Джонс-Мэншнс, и он дал мне интервью в собственной квартире перед отходом ко сну.

Моя журналистская ревность обострилась до предела. Изображая равнодушие, которого на самом деле не испытывал (ведь нахальство Раффлса происходило не от желания оскорбить), я сухо осведомился, какую газету он якобы представлял. Не стану приводить здесь его ответ, но без дальнейших разъяснений я отказывался ему верить.

– Мне-то казалось, – проговорил он, – что даже вы заметили прием, которым я в определенных случаях никогда не пренебрегаю. Я всегда заглядываю в гостиную и ссыпаю в жилетный карман карточки с подноса. Это отличное подспорье в случае, когда приходится временно выдавать себя за другое лицо. В четверг вечером я послал карточку известного писателя, сотрудничающего с влиятельной газетой. Если бы оказалось, что лорд Эрнест знает его лично, я вынужден был бы признаться в журналистской уловке, но бог миловал – а значит, редактор отправил меня взять интервью для утреннего выпуска. Профессия-ширма – лучше не придумаешь!

Я осведомился, какие же сведения принесло интервью.

– Всякие, – ответил Раффлс. – Все эти двадцать лет лорд Эрнест странствовал. Техас, Фиджи, Австралия. Подозреваю, у него повсюду жены и дети. Но его манеры выдают разностороннее образование. Он угостил меня прекрасным виски и ни разу не вспомнил о своем увлечении трезвостью. Он человек серьезный и проницательный, но я заговорил его до такой степени, что он потерял осторожность. Нынче вечером он будет у Кирклетэмов – я видел торчащую карточку. Я сунул немного воска в замочную скважину, когда он выключал свет.

И, поглядывая на официантов, Раффлс показал мне отмычку, недавно отлитую и отшлифованную, но еще одна пинта (причем, подозреваю, мне досталось куда больше, чем Раффлсу) не прибавила мне проницательности. Я перевел взгляд с отмычки на Раффлса, наморщив лоб – и мельком поймав свое отражение в зеркале за его спиной.

– У вдовствующей леди Кирклетэм, – прошептал он, – бриллианты величиной с фасолины, и она обожает их носить… и рано ложится спать… и сейчас она в городе!

И тут до меня дошло.

– Этот мерзавец хочет прибрать к рукам ее бриллианты!

– А я хочу забрать их у него, – отозвался Раффлс, – точнее, забрать вашу долю и мою.

– Да согласится ли он на такое сотрудничество?

– Мы загоним его в угол. Он не посмеет отказаться.

План Раффлса заключался в том, чтобы проникнуть в покои лорда Эрнеста до полуночи; там мы дождемся титулованного мошенника. Если я доверю все тонкости Раффлсу и просто буду стоять рядом на случай тревоги, то исполню свою роль и получу свою долю. Эту роль я уже не раз исполнял, не всегда охотно, но вопроса о доле, правда, никогда не возникало. Однако нынче вечером я ничуть не возражал. Я выпил как раз достаточно шампанского – как хорошо Раффлс знал мою меру! – и был готов с радостью сделать что угодно. Честно говоря, я даже не хотел дожидаться кофе, который заказал Раффлс, специально велев сделать его покрепче. Но он настоял на своем, и только между десятью и одиннадцатью мы наконец оказались в кэбе.

– Если явимся слишком рано, все пропало, – говорил он, пока мы ехали. – С другой стороны, опасно, если мы уйдем слишком поздно. Доля риска так или иначе остается. С каким наслаждением я прокатился бы по Пиккадилли и полюбовался огнями! Но ненужный риск – это уже совсем другая история.