На крыльях моей боли - Оксана Александровна Ильина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты думала уже над именем? – продолжил он заговаривать ей зубы.
– Думала… – призналась она честно. – Хочу назвать Варварой – в честь мамы…
– Твою маму звали Варей?
– Да, – болезненно поморщилась она. – Мне очень нравится, и плевать на суеверия.
– Ты не суеверная?
– А ты, можно подумать, веришь во все приметы, – ухмыльнулась девушка.
– Я вообще мало во что верю.
– О-о-о, кто бы сомневался. Такие, как ты, верят только в деньги.
– Ошибаешься, ты совсем меня не знаешь.
– А ничего и не нужно знать, и так все понятно, – заявила девушка дрожащим голосом. – Родился с золотой ложкой во рту… С детства баловали – вот и вырос таким эгоистом…
– Хм, смешно, ты прямо ясновидящая. Только все далеко не так, – обиженно бросил Егор.
Обиженно? Нет, нет, ей наверняка послышалось…
– А как?
– Ну, я родился в самой обычной семье. Хотя нет, не совсем обычной… Моя семья состояла из двух человек: я и мама… – его голос надломился, словно ему было тяжело об этом говорить.
– Где твоя мама? – поинтересовалась Даша, затаив дыхание.
– Умерла, когда мне было пять лет…
– Прости…
– Забей, это было давно, я уже не помню,
– Но почему ты раскрыл мне это только сейчас?
– Говорят, разговоры отвлекают от боли, – выдал он спокойно. – А у нас с тобой не так много общих тем для обсуждения…
– Те есть ты все это специально? – возмутилась Даша и, взглянув на экран, обнаружила, что они говорят уже целых сорок минут.
– Нет, просто хотел рассказать о своем тяжелом детстве, – усмехнулся мужчина.
– Ну ты и подлец! – зашипела она. – А я уже начала тебе сочувствовать.
– Ну признайся, мне удалось тебя отвлечь?
– Да пошел ты!
44 ГЛАВА
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: присутствует описание процесса родов.
ДАША
Она промучилась более семи часов, и казалось, этому кошмару нет ни конца, ни края. Время шло, и у нее оставалось все меньше и меньше сил. Девушку мучила сильная жажда, но Людмила Алексеевна запрещала ей пить. Однако в итоге она сжалилась и принесла маленькую бутылочку воды, велев расходовать понемногу, небольшими глотками. Только Даша сама не заметила, как за пару раз осушила все содержимое. Тогда, недолго думая, она налила воды из-под крана.
– Ну что, девочка, давай посмотрю тебя, – произнесла Людмила Алексеевна, зайдя в десятый раз за последний час в палату. И, осмотрев Дашу, заключила: – Шейка тугая, всего шесть пальцев раскрытие.
– Долго еще? – обессиленно спросила девушка.
– Нужно немного потерпеть, – женщина понимающе погладила ее по плечу. – Ты хорошо справляешься.
– Ага, мне кажется, я сейчас не выдержу и завою белугой, – простонала Даша, морщась от боли.
– Ничего, это нормально, нам не привыкать.
Еще через два часа, когда Даша была уже на грани, врач решила сама помочь раскрытию и принялась массировать пальцами шейку во время схваток. И все, что до этого девушка знала о боли, ничто по сравнению с той пыткой, которая обрушилась на нее теперь. Она впервые за девять часов мучений не сдержалась и закричала. Да и разве могла терпеть, когда мозг практически отключился от адской боли...
– Хватит, пожалуйста, я больше не могу, – взмолилась Даша, рыдая в голос. – Дайте немного передохнуть.
– Все, все, моя хорошая, еще немного и родишь, – радостно сообщила Людмила Алексеевна.
Этого немного Даша ждала еще минут сто пятьдесят. И когда наконец-то почувствовала потуги, обрадовалась и в то же время очень испугалась.
Ей помогли быстро переодеться в одноразовый халат, нацепили на голову медицинскую шапочку и уложили на акушерскую кровать. Девушка соображала с трудом, слова врача доходили до нее только со второго раза. Происходящее было словно в тумане. Она тужилась, когда говорили тужиться. И ей казалось что ее вот-вот разорвет. Снова и снова она безуспешно пыталась выдавить из себя ребенка.
– Давай, милая, головка идет, помоги своей девочке, – твердый и одновременно успокаивающий голос Людмилы Алексеевны помогал ей цепляться за реальность. – Еще немного. Все, все, расслабься, отдышись. Еще разок и посильнее.
Даша напряглась изо всех сил, на которые только была способна, и почувствовала неимоверное облегчение. А потом ей на живот положили склизкого белесого младенца.
– Поздравляю с дочерью!
Она подняла голову и, не веря своим глазам, посмотрела на черненькую макушку. Ребенок, это был настоящий ребеночек! Ее родная дочь! Но малышка не плакала. Внутри у девушки все оборвалось.
– Почему она не плачет? – воскликнула Даша дрожащим голосом. – Людмила Алексеевна, она же должна плакать… С нею что-то не так? Умоляю, спасите мою девочку, – договаривала Даша, жалобно плача, а сердце сковал дикий ужас.
– Глупая, успокойся и посмотри на нее, – строго отчитала ее женщина. – Все с твоей девочкой хорошо, просто намучилась, устала.
– Правда? – выдохнула девушка, отгоняя панику. И осторожно пальцами коснулась крошечной спинки.
– Конечно, правда, – подтвердила Людмила Алексеевна. – Так, малышку нужно взвесить и обработать, а тебе придется еще немного потужиться, чтобы отошел послед.
Даша тужилась минут тридцать, однако послед так и не вышел. Хоть основная боль и отступила, но это не прибавило ей сил. Девушку жестко трясло, даже стучали зубы. Врач и акушерка постоянно суетились вокруг нее, только она не могла уже шевелиться.
– Придется отделять вручную, – обреченно произнесла Людмила Алексеевна. – Дашенька, нужно будет еще немного потерпеть. Обычно эта процедура проводится под общим наркозом, но тебе его нельзя.
– Потерпеть, – испуганно повторила Даша. Она уже была не в состоянии что-то терпеть и мечтала лишь о том, чтобы все поскорее закончилось.
И действительно, девушка не смогла выдержать следующее испытание. Невыносимая агония молотом выбила ее из колеи. Даша успела только вскрикнуть и провалилась в спасительную бездну.
Папа! – смотрю на него и не верю своим глазам. – Папочка, ты вернулся! Радость наполняет души. А он хмуро смотрит на меня, остановившись посреди дорожки парка, в котором когда-то мы гуляли всей семьей. Меня ждет. И от понимания этого сердце обдает теплом. Молча ждет, и надо бы догнать, но так хочется полюбоваться им подольше. Делаю шаг к нему, а он разворачивается и молча уходит.
– Пап, подожди меня, – весело шумлю ему. Но он будто не слышит.
