Мертвая хватка - Андрей Воронин

– Тьфу на тебя, – сказал он, пожимая Забродову руку. – Ты прямо хамелеон какой-то, ей-богу. Идеально сливаешься с фоном.

– Ну, разница все-таки есть, – засмеялся Забродов. – Хамелеон меняет окраску независимо от своего желания, а я как-никак могу сознательно управлять этим процессом.

– Мещеряков тебя не видит, – сказал Сорокин. – Он бы тебя зажигалкой побрил, наверное.

– Да, небритых в армии не любят, – согласился Илларион. – Но мы же не в армии, правда? Помнишь Козьму Пруткова? Не все стриги, что растет. Ты пожрать привез? А то у меня тут все кончилось еще на прошлой неделе. В деревню три раза ездил, но там магазин почему-то все время закрыт.

Если бы не добрые люди, совсем пропал бы.

– Добрые люди?

– Ага. Приезжали сюда такие молодые симпатичные ребята. Забор помогли починить, продуктов подкинули…

– В счет репараций? – уточнил полковник.

Забродов запустил пятерню под шляпу и озабоченно поскреб затылок.

– Ну, Федотыч, – сказал он, – ну, дятел-энтузиаст!

Сдал, как стеклотару…

Они прошли в сад, и Сорокин начал раскладывать привезенные из Москвы продукты на вкопанном в землю под яблоней дощатом столе. Он заметил, что почерневшие от непогоды доски выскоблены почти добела, и в очередной раз поразился неожиданной хозяйственности и трудолюбию Забродова.

– Я смотрю, ты тут как рыба в воде, – заметил он вскользь. – Участок вылизал, как кот свои причиндалы.

Хоть ты бери его в рамочку под стекло и помещай в отдельном павильоне ВВЦ. И надпись: «Образцовый дачный участок начала двадцать первого века». Вот не знал за тобой таланта к земледелию! Тут ведь одной аккуратности мало, нужны и знания, и опыт, да и любить это дело надо… Когда же ты успел-то?

Забродов оторвался от изучения этикетки на коньячной бутылке и задумчиво поскреб ногтями щетину на подбородке.

– Как тебе сказать… Нет, не могу я этого объяснить.

То есть могу, конечно, но боюсь показаться, мягко говоря, нескромным.

– Ну, а все-таки? – спросил заинтригованный Сорокин.

Забродов уселся на скамейку, расправил на столе мятую газету и принялся счищать с раздавленного, сплющенного яйца остатки скорлупы.

– Ты верно заметил, что учиться всем этим землепашеским хитростям мне было некогда, – задумчиво проговорил он, глядя в стол. – Да, честно говоря, и желания такого у меня никогда не возникало. Но понимаешь, какая штука… Изредка, не чаще раза в столетие, а обычно гораздо реже, природа от щедрот своих дарит человечеству… Черт, как бы это выразиться?.. Ну, в общем, людей, одаренных самыми разнообразными талантами, одаренных всесторонне и щедро. Если хочешь, универсальных гениев. Самый известный пример такого гения – Леонардо да Винчи. Были еще и другие, но они не так знамениты.

Он замолчал и стал с аппетитом поедать яйцо, приправляя его кусками раскрошенного бутерброда. Сорокин немного подождал, ничего не дождался и осторожно спросил:

– Ну? А дальше что?

Забродов перестал жевать и поднял на него удивленные глаза.

– Что – дальше? Все.

Сорокин закряхтел.

– Да, – сказал он, – ты не зря боялся показаться нескромным. Выходит, ты у нас и есть этот самый универсальный гений?

– Ага, – просто сказал Забродов и принялся чистить второе яйцо. – Вот видишь, как ты реагируешь. Зачем спрашивать, если заранее готов принять ответ в штыки?

Универсальный гений – это же не ярлык, не почетное звание и не должность. Это просто термин, обозначающий совершенно определенное, конкретное явление. Это, если хочешь знать, не подарок судьбы, а тяжкая ноша. И потом, я же не виноват, что так получается. Ну, не знаю я, откуда это берется! Сроду я этим огородничеством не занимался.

Меня от него, если хочешь знать, всю жизнь с души воротит. А стоило только попробовать… В общем, это все как-то само собой получается. Я просто знаю, когда, что и как делать.

– Врешь ты все, универсальный гений, – неуверенно сказал Сорокин.

– Вокруг посмотри, – посоветовал Забродов, сосредоточенно сколупывая яичную скорлупу. – И будь так добр, принеси рюмки.

Сорокин медленно поднялся и поплелся к дому, ломая голову над тем, что услышал. Что это было: откровение или очередная дурацкая шутка? В целом Забродов выглядел серьезным и даже печальным, и потом, когда, каким образом он мог освоить хитрую огородную премудрость? Ведь до сих пор он если и брал в руки лопату, то лишь для того, чтобы выкопать себе укрытие или треснуть кого-нибудь этой лопатой по черепу за неимением иного оружия. Тогда как он ухитрился?.. С соседями советовался? М-да… Соседи – народ сложный. Такого могут насоветовать, что на этом месте потом двадцать лет даже бурьян не вырастет. Тогда что же получается? Выходит, он и вправду действовал по наитию, по вдохновению, повинуясь таинственному голосу свыше?

Чертовщина какая-то, подумал Сорокин, входя в кухню и озираясь по сторонам в поисках рюмок. А вы знаете, один мой знакомый – универсальный гений. Представьте себе!

Непризнанный… А вообще-то, если честно, похож. И людей он сторонится, наверное, потому, что ему с нами, серыми мышатами, разговаривать не о чем… Гений… Ну да, конечно, понять м принять это трудно. Просто слово такое… Никто ведь толком и не объяснит, что оно обозначает, это слово. Нас с детства приучили считать, что гений – это что-то такое, высшее, из заоблачных сфер или, как минимум, из учебника истории.

Ныне здравствующих гениев гениями, как правило, не называют, это звание посмертное. А гении, между прочим, тоже люди, и живут они среди нас и почти так же, как мы. Почти, но не совсем. Отличия все-таки имеются, и из-за этих отличий мы называем гениев в лучшем случае чудаками, а в худшем – идиотами…

Тут он вспомнил, что рюмки должны быть в буфете, и двинулся в угол, где мирно доживал свои дни этот реликт хрущевской эпохи. Здесь ему бросился в глаза вырванный из школьной тетради в клеточку двойной лист, приколотый к дверце буфета обыкновенной швейной иголкой. Лист был густо исписан с обеих сторон знакомым убористым почерком, принадлежавшим, несомненно, любимой теще. Сорокин скользнул глазами по тексту и закусил нижнюю губу.

Здесь было все: когда, что и как высаживать, пропалывать, подкармливать и поливать, каким образом вносить удобрения, за какой конец следует держать грабли и как бороться с нашествием гусениц и колорадских жуков. Все действия были расписаны по дням, едва ли не по часам; перед Сорокиным была подробнейшая, буквально всеобъемлющая инструкция для начинающего огородника, предусматривавшая любые превратности погоды, за исключением разве что ураганов, наводнений, извержений вулканов и прочих природных катаклизмов. Здесь, черт подери, имелись даже сделанные от руки незатейливые иллюстрации, рассчитанные на то, чтобы даже законченный дебил во всем как следует разобрался и, упаси боже, ничего не перепутал. На стене подле буфета рядышком висели отрывной календарь огородника и лунный календарь, вырезанный из какой-то газеты, оба со сделанными рукой Валерии Матвеевны пометками.

Некоторое время Сорокин тупо разглядывал эту краткую садово-огородную энциклопедию, потом медленно, будто не веря собственным глазам, покачал головой.

– С-с-с-стер-р-рвец, – с чувством произнес он и полез в буфет за рюмками.

Глава одиннадцатая

Утро началось с неожиданного скандала.

Строго говоря, упомянутого скандала можно и должно было ожидать, но скандалы – странная вещь: они всегда происходят неожиданно и очень некстати.

Случилось все за завтраком.

Завтракали в семье Савельевых рано, сразу же после утренней дойки, и завтракали плотно – так, чтобы хватило сил вкалывать до обеда. Во главе стола, прямо как в каком-нибудь патриархальном семействе, восседал Сова-старший.

Справа от него сидел сын, напротив сына – жена, а рядом с Совой-младшим разместился Валерий. Жена Совы ходила по кухне, подкладывая всем картошки и подливая простокваши. При этом ее огромный круглый живот то и дело задевал спину Валерия, и всякий раз Валерий испытывал приятное возбуждение. Раньше ему никогда не приходило в голову, что беременность может сделать женщину такой чертовски привлекательной и сексуальной, теперь же он сдерживался, чтобы не начать подбивать клинья к жене приятеля, который по доброте душевной простил ему все долги и дал крышу над головой. Жена Совы была на восьмом месяце и на полевые работы не ходила, так что завтракала она после всех, в одиночестве.

На завтрак, по обыкновению, было подано огромное количество рассыпчатой, курящейся горячим паром вареной картошки со сливочным маслом – не магазинным, а своим, настоящим, – а к ней целая гора свиной колбасы домашнего приготовления, огромная сковорода яичницы, море простокваши и сколько угодно свежайшего ржаного хлеба собственной выпечки. Савельевы ели быстро и много, и Валерий от них не отставал. Работа на свежем воздухе волшебным образом повлияла на его аппетит, и в последние дни он стал замечать, что начинает заметно поправляться.