У чёрта на куличках - Владислав Хохлов

сменилась бледностью. Он посмотрел на лицо молодого друга и попытался улыбнуться, однако так и застыл в невнятном, предсмертном выражении. Его пустые очи поглотили и Сергея. Он уже не понимал, что происходит, не представлял, что будет дальше. Он надеялся встретить Марию и Веру, надеялся помочь им, спасти… но нет, он только начал восстание и устроил бойню.

Он проиграл. И, как умерший на руках Игорь, также приближался к собственной кончине. Крики вдали постепенно стихали, и парень думал только о том, что ему осталось жить всего чуть-чуть; только последние мгновения его заботили, и ничего больше.

6 декабря 1988 года, дополуночная ночь

– Серёжа! Серёжа!.. Се-рё-жа!

Чей-то неприятный голос звучал будто из самой земли… такой отдалённый, холодный… Нечеловеческий. Он звал Сергея, взывал к нему, и следуя за этой путеводной звездой, парень пришёл в себя.

Ужас вокруг затих. Бойня прекратилась. Над головой уже была ночная темень. Крики и ругань исчезли. Только вдали виднелся догорающий свинарник. Трава и волосы трепыхались от ужасного ветра, который поднялся так неожиданно, словно кто-то большой специально дул на село, надеясь сдуть всю жестокость. Казалось, вот-вот и избы, и тела убитых взлетят в небо. Всё вокруг было слегка красноватым. Сергей посмотрел вверх и увидел луну. Кровавое око наблюдало за резнёй в Неясыти. Человечьи жертвы окрасили её в алый; оно насыщалось дальше и дальше.

Голос продолжал звать, парень отпустил взгляд и увидел голову Бражника.

– Ну наконец-то, Серёжка! А я уж думал, что ты сдулся. Ну это хорошо – ты парень крепкий. Слушай… поднимешь меня? Там просто роды начинаются, и я хотел бы посмотреть на них.

«Роды?.. Какие роды?» – юношу не смущала говорящая голова, как-никак, но сейчас она была к месту.

– Ну, Мара рожает, сам понимаешь. Ты же понимаешь, да? Папашка твой молодец, всё устроил как по бумаге. Пошли Серёж, посмотрим на роды. Будет весело! Обещаю.

Парень посмотрел в ту сторону, куда указывали стекленевшие глаза Бражника, который даже не думал умирать, будучи просто отрубленной головой. Этот ехидный комок продолжал глумиться и улыбаться во всю ширь хищной пасти, словно обезглавливание было лишь маленькой неприятностью.

Вдалеке на открытой местности собралось несколько человек. Они сгрудились над лежащей женщиной, в которой издали узнавалась беременная Мара. Словно под гипнозом, Сергей медленно направился «смотреть на роды».

– Серёж, ну подожди! Возьми меня с собой! – продолжала кричать одинокая и бездвижная голова.

Вокруг Мары столпилось трое. Среди них юноше был знаком только Лёзок, рот которого был испачкан свежей кровью. Остальные выглядели более чисто, они были близнецами, и в их манере было тоже что-то звериное. Криков уже не было, только множество тел устилали голую и холодную землю. Со стороны леса были ещё слышны свиные вопли.

Мара лежала на спине и тужилась, пока зрители подбадривали её. Она рожала. Она действительно рожала! Сейчас по её животу прослеживался последний месяц, что просто не могло быть реальностью. Сергей пытался игнорировать тот факт, что некогда враги и убийцы людей, так легко стоят рядом с ним и просто следят за тем, чтобы роды прошли успешно. Теперь всё это было само собой разумеющееся… Особенно в Неясыти.

– Ну же, дура, да-авай, работай! – прокричал Лёзок. – Если что, мы и подсобить можем!

Девушка пыхтела, кричала, плакала, но ничего не выходило. Кровь вытекала из-под неё, она страдала и своими усилиями разрывала мягкие ткани, но это делу не помогало.

– Тащим? Тащим вилы? – в унисон спросили близнецы.

– Тащите! Се-ейчас сами всё устроим! – одобрил затею Лёзок. Он по-дружески посмотрел на подошедшего зрителя и улыбался, словно всё происходящее было лишь невинным представлением.

Не прошло и полминуты, как парочка вернулась с вилами. Должно быть, подняли с какого-то несчастного, который или уже умер, или доживал последние минуты. С зубцов всё ещё капала кровь. Акушер-самоучка выхватил инструмент и сделал театральное отступление для присутствующих:

– Здесь нужна ювелирная точность, кре-епкие руки и меткий глаз.

Взмахнув, он вогнал инструмент прямо между ног Мары. Девушка завопила. Она колотила руками и ногами по земле, пыталась отползти, но крепкая хватка существа не позволяла ей отодвинуться и на сантиметр.

– Не дё-ёргайся, иначе хуже бу-удет!

Сергей не мог пошевелиться. Ему казалось, что чьи-то невидимые и холодные руки обхватили каждый сантиметр его тела. Он мог лишь молча смотреть за кошмаром перед глазами. В Неясыти всё шло своим чередом…

Лёзок потянул инструмент на себя, вырвав у Мары солидный кусок плоти, и вместе с ним плод. На земле под ногами зрителей лежала девушка. На вид ей было около двадцати лет. Она была взрослой, сформированной, и невозможно было представить, как Мара смогла бы родить её собственными силами. В позе эмбриона незнакомка лежала на земле, окутанная глубоким утробным сном. Тело её было покрыто материнской кровью и маточной слизью. Близнецы принялись аплодировать акушеру.

Что-то нашло на Мару, по крайней мере этого не ожидал Сергей, который был готов поверить во что-угодно. Девушка перестала плакать и кричать. Из последних сил она развернулась к своему ребёнку и подползла к нему. Оказавшись рядом с любимым дитём, она начала мыть его, языком, по-кошачьи.

– А ну брысь, дря-янь! – рявкнул Лёзок и пнул девушку прямо в ухо.

Мара обиженно взвыла и принялась отползать в тень. Кровавый след тянулся за ней, как и куски плоти.

– Вскоре помрёт от кро-овотечения, а там я перекушу коша-атиной, – сказал Лёзок.

«Точно… Она же кошка, и была с Григорием. Он зачал ей ребёнка. А они сварили её в котле, чтобы сделать человеком… Как я сразу не понял?.. А он и вовсе козёл».

Рождённая открыла глаза. В них прослеживался разум. Это точно не был новорождённый, это был состоявшийся взрослый человек. Злость, хитрость, самодовольствие и лёгкий прищур высокомерия. Она поднялась на ноги, не стесняясь наготы и покрывающих её жидкостей.

– Мы соскучились по тебе, Ждана, – проблеял Лёзок.

Сергей продолжал молчать. Он не проронил ни слова со смерти Игоря. Да, эта женщина была его двоюродной бабушкой, которая умерла месяц назад в возрасте восьмидесяти одного года.

Ждана не обратила внимания ни на Лёзка, ни на других зрителей, включая Сергея. Она пошла в сторону Камня, шествуя такой осторожной и покачивающейся походкой, как будто пыталась совратить монумент. Она была до безумия привлекательной. Фигура песочных часов, мягкая кожа, пушистые волосы, даже покрывающая её слизь не могла испортить этот облик. В стародавние