Платон, сын Аполлона - Анатолий Домбровский

   — Пожалуй, ты прав, — согласился с Исократом Платон. — Я попрошу Фрикса принести старую одежду.

Путь до «Киносарга» занял много времени, так что на холм к гимнасию «Белая собака» они поднялись, когда солнце уже коснулось горизонта, хотя из дома Платона вышли, пока оно ещё высоко висело над Гиметтой. Друзей сопровождали Фрике и слуга Исократа Крисипп с завёрнутыми в холстину факелами. Такая предусмотрительность не помешает — ведь возвращаться домой предстояло ночью.

Беседа с Демокритом началась давно. Все присутствовавшие были так увлечены, что мало кто обратил внимание на Платона и Исократа, которых к тому же трудно было узнать — оба явились в старых выцветших плащах, в широкополых шляпах, с котомками через плечо, босые.

Платон и Исократ, войдя под навес, где сидел Демокрит в окружении трёх или четырёх десятков слушателей, нашли себе место у колонны, побеспокоив лишь какого-то юношу просьбой пересесть так, чтобы освободить место для двоих. Кстати, этот молодой человек, в отличие от многих других, выглядел далеко не по-нищенски. Он был одет в новый голубой плащ, по плечам струились ухоженные волосы, на ногах сверкали блестящими застёжками сандалии, в руках он держал дорогой, искусно разукрашенный посох с серебряным набалдашником в виде львиной головы. Юноша был свеж лицом, красив, глаза его, едва Платон и Исократ приблизились, засветились любопытством. Место он уступил с готовностью, приветливо улыбаясь, так что Платону даже подумалось, что юноша узнал их, раскрыл их хитрость с переодеванием. Впрочем, думать об этом было некогда: хотелось поскорее сосредоточиться на беседе.

Демокриту было лет семьдесят. Так выглядел в год смерти Сократ: совсем белая борода и волосы, дряблая кожа на шее у подбородка, усталые глаза, узловатые руки, безвольно лежащие на коленях, неровный, старческий голос.

Антисфен, как и предполагал Платон, сидел рядом с Демокритом, и лицо не покидала счастливая улыбка. Антисфен держал в руках кружку, а рядом на скамье стоял кувшин, предназначавшийся, видимо, для Демокрита. Антисфен, должно быть, временами наливал в кружку вина, чтобы философ мог промочить горло и поддержать силы. Вскоре так и случилось: Демокрит замолчал и посмотрел на Антисфена, который тут же вручил ему чашу с живительным напитком.

   — Да, — сказал с удовольствием Демокрит, вытирая губы и возвращая Антисфену кружку. — Так на чём я остановился? — Выпив несколько глотков вина, он тут же приободрился, повеселел, и голос его зазвучал совсем по-молодому, игриво и с насмешкой. — О чём я толковал? — ткнул он пальцем в сторону старца, сидевшего перед ним на земле.

Платон не сразу узнал Критона.

   — Ты сказал, что люди на земле возникли без всякого основания, — опередил Критона Антисфен.

   — Правильно, — поблагодарил его Демокрит. — Они возникли без всякого основания. И без всякой цели. Как всё другое на земле. Из воды и ила. Наподобие червяков. Так что некоторые весьма много мнят о себе, полагая, что родились не из гниющей горячей грязи, а сотворены богами. Слишком много мнят. И слишком много требуют чести. Человек — существо столь заурядное, не лучше какого-нибудь зверя или травы, что рассчитывать на участие в его создании богов, этих возвышенных, чистейших и мудрейших существ, обладающих всем могуществом и совершенством, не может! Человек, если бы он был создан богом, стал бы позором для него, как кривой и дырявый горшок для гончара. Некоторые к тому же утверждают, что людьми в их жизни руководят боги. Но это ещё большее кощунство: люди заняты делами столь ничтожными, что трудно себе даже представить, как бы этим стал руководить мудрейший и совершеннейший. И души наши после смерти богам не нужны: ведь они пустые, в них ничего, кроме глупости, нет, ибо люди невежественны. Итак, — закончил Демокрит, — мы не созданы богами и не нужны им. Боги, если они есть, не наши и не для нас. И мир этот существует не для нас. Мы на нём возникли — это правда, а всё остальное — ложь.

   — Твои суждения более достойны твоего отечества, чем тебя самого, — громко сказал Платон, не поднимая головы.

Никто толком не понял, кто произнёс эти убийственные слова, все завертели головами, зашумели, потом наступила неловкая тишина, Демокрит поднёс кулак ко рту, прокашлялся и спросил:

   — Сказавший это не назовёт себя? Не назовёт, — чуть помедлив и не дождавшись ответа, произнёс он. — А ведь сказано блестяще, хоть и оскорбительно для меня, а более всего — для моего отечества. Жаль, что блестящее изречение останется без автора. Ладно, — вздохнул он, — я же добавлю к сказанному уже мною следующее: человек не мог быть сотворён богом, не может жить, руководимый им, не может подарить ему после смерти свою бессмертную душу ещё и потому, что и бога-то нет, и душа человеческая не бессмертна.

   — Все знают, что боги есть. Это известно людям с древнейших времён, — сказал Критон.

   — Правильно. Все знают, что боги есть. Но те существа и те образы, которые мы называем богами, на самом деле таковыми не являются. Допускаю даже, что эти существа и образы порою вредят или помогают людям, предвещая будущее своим явлением и голосами. Но они не боги и не обладают бессмертием и всемогуществом. Их природа, как и всего живого, смертна, ибо возникают они из соединения атомов и погибают, когда составляющая их материя рассеивается. Главные же боги существуют только в нашем воображении. Люди веками наблюдают гром, молнии, сближения звёзд, затмения Солнца и Луны, извержения вулканов, ураганы, смерчи, пожары и другие загадочные или страшные явления, перед которыми бессильны и потому приписывают им божественную сущность.

   — А наш разум, а искусства — разве это не дар богов? Как из пыли и грязи может возникнуть разумное и прекрасное? — спросил юноша, уступивший место Платону и Исократу.

Платон посмотрел на молодого человека с благодарностью, улыбнулся одобрительно.

   — От удара камня о камень высекаются искры, от трения дерева о дерево рождается огонь. А ведь и камни и дерево — грубая материя. А что может возникнуть от соединения тонкой материи, уже подобной огню? Думаю, разум и всё, что мы называем даром богов — знание истинного и прекрасного. К тому же, замечу, нужда — вот самая большая учительница: в чём мы нуждаемся, то и ищем, то и познаем и создаём. А ещё животные — наши лучшие наставники: у паука мы научились ткацкому и портняжному ремеслу, у ласточки — как строить жилище, у лебедя и соловья — пению, у журавля — танцу, у обезьяны — кривлянью, — добавил он, усмехаясь. — Эти примеры можно было бы продолжить, их много, но вот ещё один: у ослов мы научились, думаю, упрямству и глупости.

   — Уйдём, — шёпотом сказал Исократу Платон. — Меня тошнит от этой ослиной философии.

   — Меня тоже, — согласился Исократ.

Тут Антисфен предложил разжечь костёр — становилось совсем темно, хотя небо на закате ещё светилось. Все задвигались, заговорили, стали освобождать место для костра, кто-то пошёл за хворостом, кто-то начал высекать огонь. Платон и Иоскрат воспользовались этой суетой и быстро покинули гимнасий.

Уже на спуске с холма их догнал тот самый юноша.

   — Я воспользуюсь тем, что с вами факелоносец, иначе не найду в Афинах нужную мне улицу, — сказал он. — Если вы позволите.

   — Ты кто? — спросил его Исократ. — Судя по твоим словам — чужестранец, поскольку боишься заблудиться в этом городе.

   — Да, я из Книда, что на Херсонесе Книдском, за островом Кос, на другой стороне Керамского залива — это по пути на Родос, в Дориде, — ответил юноша.

   — У места, откуда ты родом, с десяток названий. А у тебя самого имя есть? — спросил Платон.

   — Меня зовут Эвдокс.

   — Что ж, иди с нами, Эвдокс из Книда, — сказал Платон. — Мы также в свою очередь готовы представиться тебе: меня зовут Платон, моего друга — Исократ.

Услышав имена своих спутников, Эвдокс остановился как вкопанный.

   — Платон и Исократ? — переспросил он. — Не тот ли Платон, кто, как говорят в Афинах, лучше других унаследовал мудрость Сократа, и не тот ли Исократ, который не произнёс сам ни одной речи, но чьи слова у всех афинян на устах?

   — На столь лестный вопрос нельзя не ответить, — заикаясь сказал Исократ. — Мы те самые, о ком ты слышал.

   — Тогда я должен поблагодарить судьбу за такой подарок. — Эвдокс прижал ладони к груди. — Наконец-то я встретил тех, с кем мечтал увидеться! Я опоздал на встречу с великим, но успел на свидание с мудрыми.

   — Демокрита из Абдер ты тоже относишь к мудрецам? — спросил Платон.

   — Его мудрость ужасна, — ответил Эвдокс, Шагая рядом с Платоном. — Он знает так много, но его знания лишают человека всякой радости и надежды. Душа смертна, богов нет, всё происходит по необходимости, в мире только пустота и исчезающая в ней материя. Никто не обладает свободной волей, никто не творит. Со смертью всё кончается.