Небеса ликуют - Андрей Валентинов

Тут добавить нечего.

Однако любовь к истине заставляет меня вернуться к сцене в таверне. Наш разговор, а точнее — спор проходил совершенно иначе.

Никто не пил и, естественно, не пытался напоить меня. Зато мы впервые поговорили весьма откровенно. Отец Гуаира пытался доказать преимущества общества по Мору и Кампанелле. Его аргументы хорошо известны: отсутствие собственности ведет к равенству и исправлению человеческой натуры, что позволяет постепенно избавиться от всех органов принуждения, включая государство.

Мои аргументы не менее очевидны: отсутствие собственности ведет не к свободе, а к рабству. И тот, кто желает этого, по сути, стремится стать рабовладельцем.

Следует заметить, что в этом споре отец Гуаира был полностью разбит. И не только. Синьор Головатый, рассказывая о черкасских порядках, обрисовал совершенно иную, куда более справедливую картину общественного устройства, в основе которого заложен древний принцип: права — тем, кто это общество защищает с оружием в руках. Именно так строилась держава гетьмана Хмельницкого.

Возразить на это отец Гуаира ничего не мог.

О «пророчествах» мессера Нострадамуса и упоминать не хочу. Прошло уже полвека — и где обещанная революция на Руси? Не было, нет и, конечно, не будет!

Этим же вечером произошла омерзительная сцена, о которой автор, естественно, не упоминает. Дю Бартас, действительно изрядно пьяный, попытался излить свои чувства бедной синьоре Ружинской. Последствия этого очевидны. К счастью, наглый пикардиец слишком слабо держался на ногах, чтобы прибегнуть к насилию.

И, наконец, по поводу дальнейших событий.

Автор об этом ничего не пишет, поэтому ради связности сюжета я вынужден вкратце о них упомянуть.

На следующий день мы выехали из Сичи и через две недели без всяких приключений добрались до Чигирина — столицы гетьмана Хмельницкого. Здесь синьор дю Бартас, брат Азиний и я прожили около месяца. Не могу скрыть, что все это время дружок отца Гуаиры провел в беспробудном пьянстве.

Отец Гуаира и синьора Ружинска уехали куда-то на север. Насколько я знаю, Ядвига сумела благополучно вернуться домой.

Не хочу вспоминать о нашем с ней последнем разговоре. Злые наветы проклятого иезуита дали свои плоды. Мне казалось, что я говорю с ледяной статуей.

Куда ездил сам отец Гуаира, выяснилось лишь значительно позже. Вернулся он в Чигирин уже в начале июня, после чего мы вчетвером поспешили под Тарнополь, где собиралось казачье войско. Но догнать его смогли только в селе Колодном, а затем вместе со всей армией двинулись к галицийской границе.

КНИГА ТРЕТЬЯ,

повествующая о великой баталии под Берестечком между войском Его Королевской Милости Яна-Казимира и ребелиантами capitano Хмельницкого, об одержанной там победе, а также о том, как воссиял в болотах Полесья свет истинной святости, с приложением краткого жития Святого Адама Горностая, которую следует назвать

ИЗБРАННИК ГОСПОДЕНЬ

Главы XII-XIV

Эпитома

В этих главах автор пытается анализировать политику Святого Престола и Общества Иисуса Сладчайшего по отношению к Руси. При этом он упирает на то, что после образования в середине 20-х годов Конгрегации распространения веры Рим перестал поддерживать людоедские планы польских магнатов по ополячиванию и окатоличиванию русинов и выступил за создание самостоятельного Русского княжества и отдельного Патриархата, который объединил бы православных и униатов. Осуществлению этих планов помешала якобы только смерть папы Урбана и последовавшее за этим возмущение казаков под предводительством Хмельницкого.

Нелепость этих бредней очевидна. Иезуиты всегда были верными псами на службе польских королей и магнатов, стремившихся к порабощению Руси.

Далее автор излагает свои взгляды на происхождение и сущность казачества. Вопреки известным фактам и здравому смыслу он не исключает возможности происхождения днепровских черкасов от какого-то древнего народа, жившего сотни лет назад в низовьях Борисфена. При этом он приводит совершенно неубедительные доказательства, связанные с особенностями жизни, быта и обрядов (в особенности похоронных), присущих запорожцам. Все это, конечно же, чушь, ибо всем известно, что днепровские черкасы — это беглые крестьяне, спасавшиеся от крепостного гнета.

Глава XV

О блуждающем Вавилоне, тайнах Промежуточного Мира и о том, как началась Берестейская баталия

Мудрец: Внимай же, юноша! Посыл мы превращаем в Абсолют, Абсолют же — снова в Посыл, что дает нам идею теплорода, который есть всемирная субстанция и эмульсия. Теплород же делим на атомы, атомы, в свою очередь, соединяем в Абсолют, который есть сублимированный Посыл, с этим же мы приходим к математическому исчислению человеческой души, которая есть тоже Абсолют. Ты все понял?

Действо об Илочечонке, явление пятнадцатое

Прошу! Эвлия-эфенди вас сейчас примет! Янычар-чауш — молодой, гладко выбритый, в новеньком цветном каптане — коротко поклонился и распахнул полог шатра. Пахнуло теплом и чем-то знакомым, терпким. Я улыбнулся — кофе! Сначала меня угощали греки, затем татары. Настала очередь турок.

Полог с легким шумом опустился. На миг почудилось, что я снова в Истанбуле. Мягкие подушки, яркие ковры, столик, на котором дымится кальян. Сейчас за окном послышится гортанный вопль муэдзина, сзывающего правоверных на молитву…

Но Истанбул остался далеко за морем. По толстой ткани шатра еле слышно молотил холодный частый дождь.

Полесье. Янычарский лагерь. Зеленое знамя Пророка над огромной мокрой от дождя поляной.

— Калимера! Проходите, проходите, уважаемый! Прошу сюда, на подушки!

Эвлия-эфенди оказался неожиданно молод — и необычайно толст. Из-под зеленой чалмы пузырились румяные щеки, маленькие глазки тонули в розовых складках не знавшей бритвы кожи. Несколько тонких волосков на подбородке тщетно пытались выдать себя за бороду.

— Надеюсь, мой гость пьет кофе?

— Да, спасибо.

Он говорил по-гречески, и я облегченно вздохнул. Повезло! Не в каждом янычарском орте[19] найдется образованный мулла. Впрочем, титул «эфенди» говорил о многом.

— Простите, как вас следует называть?

— Меня? — По толстым губам плавала радушная усмешка. — Позвольте!.. Вы ведь… священник?

Он улыбался, а мне стало не по себе. Острый глаз у толстяка в зеленой чалме!

— Брат Адам, клирик римско-католической церкви.

— Тогда я — брат Эвлия. — Мулла поудобнее облокотился на подушки, пухлые ладошки бабочками взлетели вверх. — Да славится имя Аллаха, великого и милосердного! Мы все братья и все служим Ему… несмотря на некоторые несущественные расхождения во взглядах. А вообще-то я муфтий, служу в главной соборной мечети Силистрии. Итак, кофе?

Муфтий? Кажется, я угодил на аудиенцию к епископу!

— Не хотелось вас отрывать надолго от дел…

— Помилуйте! — Ладошки вновь взлетели на воздух. — Не спешите ли вы, брат мой, обратиться и принять религию Пророка — единственно истинную в мире этом и во всех иных мирах?

Он шутил, но мне было не до шуток. Янычарские орты в пяти переходах от Львова! Эвлия-эфенди пьет кофе среди полесских болот.

— Но если нет, то и торопиться нечего!

Горбатый слуга, чем-то неуловимо напоминающий брата библиотекаря из Среднего Крыла, расставил маленькие чашечки, в которых дымился густой черный напиток. Почему-то вспомнилось, что незваным гостям в кофе подмешивают алмазный порошок.

Во рту стало горько. И не только йеменское питье было тому виной.

Я ошибся.

Думал, что окажусь в толпе новых крестоносцев, фанатиков, готовых умереть за схизму и своих бородатых попов. За те недели, которые я провел среди своих земляков, довелось наслушаться всякого. От Чигирина до Киева стоял неумолчный тысячеголосый крик: свобода и греческая вера! Звон колоколов, охрипшие попы на пыльных майданах, косноязычные универсалы Хмельницкого на каждом столбе. Мне казалось, что среди этих болот собирается новый Иерусалим.

…А довелось попасть прямиком в Вавилон. В страшный многоязыкий Вавилон, растянувшийся на сотню миль по грязным, залитым дождями дорогам Полесья. Татары на лохматых низкорослых конях, московские стрельцы в красных каптанах с тяжелыми бердышами, чернобородые донские казаки с серебряными серьгами в ушах. И турки — семь сотен янычар под бунчуком силистрийского паши.

Два месяца назад мне виделись турецкие войска у Чигирина. Я ошибся и тут — янычары уже подступали к кордонам Короны Польской. Их пока мало, только авангард, но силистрийский паша торит путь остальным.