Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов» - Владимир Перемолотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деготь всмотрелся и улыбнулся.
– Да какой это тебе негр? Наш это, русак. Я эту шею уже почти два года знаю.
Федосей вгляделся.
– Шея как шея…
– Мы с тобой пару лет назад на этой шее сидели, ножки свесив, а он нас из беды на себе вытаскивал.
Малюков припомнил тогдашние неприятности, но место в них бронзовошеему не отыскал. Тогда он попытался угадать и начал рассуждать вслух, поглядывая на товарища.
– Здоровый. Водолаз или кузнец? А загар тогда как? Так у печки не загоришь… Загар южный, среднеазиатский… Пограничник, что ли, губитель басмачей? Так нет у меня знакомых пограничников…
– Ну и память у тебя… Как бублик, – укоризненно заметил Дёготь. – С дырой.
– Почему же это сразу с дырой?
– А потому что только брюхо старого добра не помнит. А вот голова – должна! Он же нас с Ульрихом Федоровичем спасать на подлодке прилетел!
Федосей припомнил обстоятельства и помрачнел. Что может быть хорошего в воспоминаниях человека, не своей волей сидящего посреди Балтики в лодке с утонувшего парохода, но Владимир Иванович оказался прав.
– Точно! Вот только что подводнику в Средней Азии делать?
– Почему там?
– Загар. Загар у него южный…
Подойти, чтобы удовлетворить любопытство, они не успели. Появился Михаил Иванович Калинин, и шум сам собой стих. Несколько секунд отголоски его еще летали меж обтянутых мягким плюшем стульев, но секретарь вызвал первого награждаемого, и церемония началась. Мимо друзей, поскрипывая начищенными сапогами и новыми скороходовскими ботинками, прошли пограничники, хлопководы, строители… Старый знакомец отчего-то оказался именно строителем… Дёготь с Федосеем переглянулись, но тут пришла и их очередь.
Выйдя один за другим к столу – их узнали, и по залу пронесся шумок, – они получили по ордену Боевого Красного Знамени, и Михаил Иванович, смешно встряхивая бородкой, пожал им руки.
Еще с четверть часа товарищи наблюдали, как награждаемые пожимали Всесоюзному старосте руку и с гордым смущением возвращались на свои места, держа в руках обтянутые темно-синим и бордовым сафьяном коробочки, а затем грянул банкет!
Тут они и настигли старого товарища.
– Михаил Петрович, если не ошибаюсь?
Старый знакомец обернулся, но узнал не сразу. Точнее узнать-то узнал, но не так. Портреты покорителей космоса встречались, может быть, чуть реже портретов членов Политбюро, но в каждом сельсовете – наверняка. Во взгляде Михаила Петровича читалось какое-то замешательство. Не мог он вспомнить, где встречался с первыми космонавтами. В том, что он их знал, не было ничего удивительного, а в то, что они его…
– Позапрошлый год, – напомнил Федосей. – Балтика, шлюпка, трое штатских…
– Ба-а-а-а-а! – обрадовался летчик-подводник. – Товарищи первые космонавты! А я все думал, кажется мне, что я вас раньше видел или это последствия баротравмы.
– Поздравляем вас.
Они поочередно потрясли руку подводника.
– Взаимно, – кивнул он на их ордена.
– Переквалифицировались?
– Вы о чем? – удивился Михаил Петрович.
– Мы вас как летчика-подводника знаем, а вы, оказывается, герой-строитель.
Тот улыбнулся.
– Я кем был, тем и остался. Жизнь такая пошла, что приходится совмещать.
Он ухватил плошку с жульеном, осторожно потрогал ложечкой коричневую корочку, предвкушающе улыбнулся..
– Строитель я теперь по совместительству. Участвую в строительстве спецобъектов.
– Неужели подводный аэродром строите?
Старый знакомый белозубо улыбнулся.
– Почти.
И опережая вопросы, добавил.
– Где – сказать не могу.
– Понимаем, – качнул головой Федосей. – Понимаем… Хотя какие там тайны – по вашему загару и так все видно. Юг, арык, урюк, кишмиш!
Пару секунд старый знакомый колебался, но ведь не чужие люди – первые космонавты!
– Спецобъект «Тузик» называется. Не слышали?
– Ага, ага, слышал, слышал, – засмеялся Федосей. – Собачья будка?
– Точно! – рассмеялся в ответ старый знакомый. – И не одна!
САСШ. Полигон Окичоби
Ноябрь 1930 года
…После третьей катастрофы на испытательном стенде мысли о стали, способной выдержать мощь ракетного пламени, стала для американцев задачей номер один. На второй план отодвинулись даже работы по восстановлению аппарата профессора Тесла.
Жаль, жаль было немалых трудов рук своих!
Деньги и американский деловой напор творили чудеса: новые двигатели, пусть не такие компактные, как у большевиков, а сложные и неуклюжие, но мощные! Инфраструктура стартовых площадок, обучение личного состава…
Чтобы обогнать русских, было сделано очень много. Почти все, но, как доллар без одного цента еще не доллар, так и без любой мелочи это «почти всё» превращалось в «ничто».
Все это было сложно и дорого сделать, но сделали, не побоявшись ни трудов, ни затрат. Заводы, тресты и консорциумы, где у мистера Вандербильта были возможности, работали, чтоб обеспечить САСШ превосходство в космосе. Решались технические задачи, находились какие-то ходы, но основная задача никак не поддавалась. Здесь противником денег были не люди, а сама природа. Двигатели работали, но толку от этого не было никакого. Металл плавился, с роковым постоянством превращая каждый новый двигатель стоимостью в тысячи долларов в огромный костер.
Отчаявшись решить проблему своими силами, мистер Вандербильт учредил премию тому, кто решит её. Коллективы ученых объединяли усилия, чтобы найти решение, технологические лаборатории металлургических концернов бились над ней, но без особого успеха. Он не сомневался, что рано или поздно её решат, но насколько поздно? Кто знает, как там у «красных»?
Через доверенных людей в России стали приглядываться к большевистским космическим аппаратам. У тех вроде бы дело шло быстрее. Они, правда, еще не оповестили, как это было у них в привычке, весь мир о предстоящей экспедиции на Луну, но уж очень многозначительно молчали и о Луне, и о золоте.
Неделю спустя агенты миллионера в Москве и Париже получили новые задания.
Но опекаемые миллионером яйца лежали в разных корзинах. Не такой бизнесмен был мистер Вандербильт, чтобы поставить на одну лошадь. Ставки были так высоки, что пришлось даже в надежде на чудо обратиться к энтузиастам-любителям.
Проблема решилась неожиданно.
Если б какая-то из лабораторий в своих изысканиях набрела на ответ, миллионер, без сомнений, поверил бы в то, что Бог любит Америку, но помощь пришла не с небес, а с другой стороны океана.
Один из бесчисленных его агентов, натурализовавшийся поляк, почитывающий время от времени газеты с исторической родины, наткнулся на заметку о неудавшемся ограблении банка. Статейка была явно заказной (мистеру Вандербильту потом её перевели) – пелись дифирамбы полиции и лично какому-то комиссару Пшигоде, а в самом конце репортер бодро утверждал, что наконец-то польская промышленность вышла на мировой уровень и даже кое в чем его превзошла. Поводом для авторского оптимизма стал невскрытый сейф отечественного производства. Швейцарский и бельгийский сейфы не устояли перед злоумышленниками, а польский – устоял!
Там было еще много чего, но мистер Повецкий за репортерской трескотней увидел главное – грабители (не любители – профессионалы!) не смогли вскрыть польский сейф, имея и время, и карбидный резак.
Будучи в прошлом полицейским, мистер Повецкий в полной мере представлял возможности карбидного резака. Не так уж и давно появившееся оборудование для резки металла огорчало производителей сейфов тем, что резало практически все.
И неудивительно – сталь плавилась при температуре полторы тысячи градусов, а кислородно-ацетиленовая смесь, сгорая, давала около трёх тысяч. Поляк сообразил, что если умельцы не смогли разрезать сейф, то виной тому не плохой резак, а особенный металл сейфа. Он вовремя почувствовал дуновение пролетевшей мимо птицы-удачи. Пернатая бестия махала крыльями где-то совсем рядом, и каждое перышко в её крыльях походило на листок из чековой книжки…
Неделю спустя он уже встречал в Нью-Йорке прибывшего германским почтовым дирижаблем бывшего соотечественника, нагруженного образцами сталей, выпускаемых на принадлежащем ему маленьком заводике. Еще по прошествии трех дней пан Гонцверлеген, став богаче на сто двадцать тысяч долларов, вернулся в Европу, чтобы наладить поставку в САСШ специальных легирующих добавок, делающих сталь его сейфов неподвластной ацетиленовому пламени.
ОГПУ узнало об этом через неделю.
СССР. Москва. Кремль
Ноябрь 1930 года
Идея, высказанная наркомфином, запала Генеральному в душу.
В тот же вечер он не пожалел времени и бегло просмотрел «Гиперболоид инженера Гарина». Его интересовал не сюжет и не мастерство писателя, а только то место, в котором автор живописал ситуацию на Западе, после того как в мир хлынуло дешевое золото.
