Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров

После первых выстрелов мы уже ничего не слышим. Теперь нами тычками и хлопком по спинам управляют сержанты. Команды понимаем по кивкам офицерских голов — благо процедура в три шага: «готовь-с, заряжай, огонь». Я, как и остальные «зачетчики», подготовился. Оба уха глубоко забиты ватой из специально сковырнутого матраса; под откидной лопух шапки подложен обрывок поролона; тесемочки под бородой затянуты до красных полос на коже. Только все ухищрения — до одного места. При выстреле обложенную тоненькими деревяшечками стальную трубу реактивного противотанкового гранатомета седьмой модели надо прижимать к плечу той самой частью головы, где, как назло, в самом центре — твое ухо. Причем напротив, внутри граника, находится та самая половинка, которая перед выстрелом накручивается на гранату — обрубленный черенок стартового порохового заряда к выстрелу. Какие ватки, какие шапки и откинутые шинельные воротники?! Смешно! Надо просто представить одноствольный дробовик слоновьего калибра в сорок миллиметров, заряжаемого тридцатисантиметровым патроном, из которого надо стрелять с плеча, упираясь ушной раковиной — в казенник. Даже ассистируя второму номеру, стоя рядом, после одного-единственного выхлопа на день глохнешь.

На десятом заходе (тридцать выстрелов — лично и столько же — вторым номером) я чувствую, что со мной что-то не так. Еще десять отстрелов, через характер — «я ведь солдат! это мой долг! товарищи смотрят!» — и меня начинает тошнить. В прямом смысле слова: согнувшись пополам позади строя роты, рыгаю слюной и слизью из пустого, прилипшего к спине желудка. Еще пять заходов, и на шестом я теряю сознание прямо на позиции. Проверяющий полковник снисходительно говорит Солебродову:

— Как вы их учили, капитан? Неженки! Три выстрела сделать не в состоянии…

Меня, настучав по щекам и щедро взбрызнув из фляжек, оттаскивают за бетонную будку управления полигоном. Я — предпоследний. Только один паренек из Красноярска, уж не помню имени, достоял до конца, так и не вырубившись. Наша замена тоже финиша не осилила — под занавес рота отстреливала в самостоятельном порядке.

Сто восемь человек. Три выстрела на рыло. Итоговая оценка «хорошо». За все про все — всего четыре оглохших курсанта. День-два умеренной менструации из ушей, неделя полной глухоты, недоуменные пожатия плечами прячущего суетливые, по ватерлинию залитые спиртом зенки фельдшера санчасти и… пятнадцатого декабря — массовая посадка выпуска на «Ми-шестые».[132]

«Доброе утро, Афган!» — закончили упражнение!

— В нашей части на директрису под РПГ ставят юных офицеров. Убавить зеленой борзости. Пока бригаду пропустит, отстоит стрельбы — его словно весь день в уши пялили.

— Тю, Грыгорыч! А я думал, вы тротиловые шашки им в каску, под жопу подкладываете… Юр, скажи! Как у вас в ВДВ зеленых «кадетов»[133] инициируют?

Внезапно смешки перекрыл отдаленный шум техники.

— Вот блядь… Приготовиться!!! Боря — сползай, маякни Никольскому.

Пять минут, и на дороге показалась идущая к нам колонна: «Лёля», три танка, две БМП и четыре БТР. Внутри еще и спецуры полно — вон, бошки из десантов торчат.

Ссука! Ну что ты будешь делать… Чем я их тормозну? Противопехотками Передерия? Да, поставил Дед «озимые»! Цельных три штуки напихал в сугробы обочины — на большее оснащения не хватило. Неплохо… да вот только спецуру надо еще как-то из брони выманить.

За мостом, под снегом дороги, еще три «восемьдесят девятые» бесконтактки — остатки сутоганской щедрости капитана Петренки. Старый и последние две штуки поставил бы, да я не дал — вообще голыми останемся. Не густо, одним словом… если обойдут — будем мокрыми кальсонами от них отмахиваться. Упрись, попробуй — в лысом предлесье под десятью мобильными артсистемами, не считая пулеметов и прочего говна. Эх, был бы тут, вокруг дороги, махонький полуразрушенный городской квартальчик, мы бы с этим взводом поиграли в кошки-мышки… «чемоданчик» у мартышки.

Ладно, сюда они не заедут — высоковат склон лесной окраины, но огнем просто сроют вершину вместе с нами. Ровно семьсот метров — что тут попадать! И увертливости мы лишены — по колено в снегу по заросшему кустарником разнолесью особо горной козочкой не поскачешь… Но и в поселок пускать нельзя.

Жопа…

— Передать по цепи. Дэн — начинаешь. Ты — сигнал для всех. Удар по «Лоаре» — отход. Снайперы — разобрать три БТРа. Каждому — по два выстрела в моторный отсек своей «коробочки». Сваливаете по отстрелу — немедленно. Передерий, — подрыв сюрприза только по высадке десанта или моей команде. Всем приготовиться!!!

Замерли… Мы, широко растянувшись чуть ли не на сотню метров, лежим достаточно далеко от края леса — голые ветви и подходящий наклон позволяют каждому выбрать чистый от препятствий тоннель в свой сектор дороги. Плюс чуть смещены от моста назад, — под углом смотрим фашикам в зад. Когда камрады встанут у Ольховатой, то будут пялиться в заросли на двести метров левее нас. Там более логичная засадная точка. Вот пусть и высматривают, пока лупалки не повылазят.

Колонна встала. Броня, развернув пушки елочкой, тяжко уперлась исподлобьем башен в наш лес. Из бэтээра, пригибаясь и озираясь, перебежками, к мосту скользнуло четыре фигурки. У двоих в руках палки миноискателей. Парни, вы прям как в вестерне: еще по длинной кобуре — на ляжку, и вылитые ковбои, бля! Смелее! Все, что вы ищете, — позади вас!

Пока юркие коллеги Денатуратыча обследовали раздавленный Прокопом «газон», головная «Тварына» чуток повела вперед длинным дулом и, мгновенно потонувши в снежном облаке, оглушительно плюнула огромным желто-оранжевым шаром. В лесном склоне в трехстах метрах по курсу низко ухнул гром разрыва. Над лесом зарокотал оскорбленный гам воронья. Мазила!!! Ну, на хрена, спрашивается, птичек беспокоить? Сразу видно — чужаки… У нас каждый бывший пионер с коротких синих штанишек заповедь помнит про, мать его, природу.

Выждав минуту, головной «Тварды», добавив двести метров дальше по курсу, пернул еще разок. Ну-ну… мистер Угадай-ка. После третьего выстрела танк докрутил ствол, прямо и медленно поволок свою черепашью тушу вперед. За ним тронулись остальные машины. Пора начинать пятнашки…

— Дэн!!!

— Готов!

— Огонь!!!

За мгновения, пока «Корнет» долетает до приговоренной «Лёли», Антошины хлопцы успевают по два раза приложиться к своим «АМВэшкам». Жаль, эффективность — не рассмотреть. «Громовцы» — ни разу не ЦУРюки — в первую же секунду после атаки открывают шквальный огонь. И точно как лупят, паразиты — вжатой в снег морды не поднять!

Задом, раком, на карачках, гребя снег клешнями и увязая по яйца, рвем назад — отходим за спасительный склон. Даже Кузнецов ни мгновения не притормозил, по обыкновению. За все про все уложились в неполные пять секунд, не считая отхода. Вовремя… Прямо за скатом, один за одним, словно глуша рыбу в озере, наши организмы встряхивают близкие разрывы тяжелых танковых орудий. Моя слышимость привычно садится до отметки «через ватный матрас». Тело вспоминает знакомые ощущения намеком на подташнивание и легкой, отстраненной потерянностью — привет из контуженой юности. Несколько снарядов рвется в кронах деревьев над головой. Сверху, забивая глаза и пугая ударами по спинам, сыплются деревянные ошметки, труха, обломки веток. Отметочку в блокнотик Судьбы: разик — повезло, никого осколками не покрошило. Бегом, махровые![134] Пока фортуна не отвернулась!!! Мы, не озираясь, рвем по снегу к спасительному спуску вниз. Сзади, поддавая в жопу скорости, слышен гул приближающейся брони. Погоня?! Да что же вы, твари, такие упорные, а? Какие проблемы? Езжайте назад, мало вам, что ли — за сегодня?! Сейчас добавим…

— Передерий, подрывай! — Иван Григорьевич, быстро поколдовав со станцией, утвердительно кивает. Взрывов я не слышу. Ему — виднее… — Давай сюда! Ко мне!!! — Пока подгребает моя последняя надежда, я приваливаюсь спиной к развесистому дубу и, открыв пасть толстолобиком в аквариуме супермаркета, жадно хапаю вдруг обедневший кислородом воздух… — Дед! Ставь «поминалки» по нашим следам.

Второй раз Леху Петренко помянул благодарно за день… Тебя бы, паря, сейчас — сюда со всеми твоими прибамбасами. Вот бы где встретили чувачков — со старта!

Передерию объяснять лишнего не надо. За минуту, пока я чуток отдышался, он по нашим следам, в редколесье перед спуском, успел засунуть под снег штук пять своих «клякс». Причем не абы где, а в наиболее удобных для прохода местах. Красавец! Жихарь тормознул в пяти шагах от меня. Просто приклеенный… Гирман у самого обрыва — замыкает начавшую спуск засадную группу.

— Все! Все!!! Хватит! Пошел, Дед, пошел!!!

Сломя голову, где съезжая на задах, где кубарем — летим вниз. Над головой вдруг смолкает канонада. Это — плохо… Если сейчас польский спецназ вылетит на наши позиции — станет совсем туго. У нас все быстро, пока вниз съезжаем. По лужку еще шагов двести, и в гору — два раза по столько же. Снегу — по самые помидорасы! Поди побегай…