Альма - Сергей Ченнык

Но и сами бородинцы оказались под перекрестным огнем. Хотя им и удалось не пропустить англичан через мост, последние, засев на северном берегу, стали им сильно досаждать.{644}

Бородинский полк оказался в гуще событий в переломный момент сражения. Ни в одном из пунктов атаки французы не имели решающего успеха. Их артиллерия или только втаскивалась на спинах солдат на Альминские высоты или вела малоэффективный огонь по высотам с северного берега Альмы. Давно покинутый

русскими горящий Бурлюк преградил дорогу дивизии Наполеона, перемешав боевые порядки. Батальоны смешались, а сам Наполеон уже был не в силах навести порядок, полагаясь лишь на опыт и умение своих командиров.{645}

И французские, и британские участники сражения, равно как и его исследователи, в один голос утверждают, что если бы в этот момент в бой был введен в центре русский резерв (Волынский полк) и артиллерия в сочетании с комбинированным фланговым действием гусарской бригады, то итог сражения был бы (или мог стать) иным. Конечно, атака кавалерии на наступающую пехоту, вооруженную нарезным оружием, в тот момент была бессмысленной. Золотой век лихих кавалерийских таранов канул в Лету, но в соответствии с тактикой того времени обороняющийся мог «…пользоваться своей кавалерией и для демонстративных действий…».{646}

На войне все делается по команде. Даже умирают по ней. Мы часто говорим, что нужно было действовать так или иначе. Все правильно. Самый дремучий краевед прав на все сто, нещадно критикуя Меншикова за отстранения от управления боем. Посмотрите, сколько мы уже говорим о сражении, а Меншикова как оставили где-то на левом фланге, так и не вспоминаем о нем. Кстати, так оно и было. Князь упорно оставался в роли зрителя, а не режиссера этого чудовищного спектакля, в котором остальные генералы были просто статистами.

НАЧАЛО АТАКИ ЦЕНТРА РУССКОЙ ПОЗИЦИИ

Не дожидаясь подхода резервов, решительную атаку центра русской позиции со столь свойственным французской легкой пехоте задором без всякой поддержки артиллерии начал 1-й полк зуавов. Перемешавшиеся между собой батальоны, которые генерал Канробер хотя и не мог привести в порядок, но и был не в силах сдержать, карабкаясь по склонам под картечными пулями, огнем и штыками, выбивали остатки упорно сопротивлявшейся русской пехоты.

Инициаторами атаки были сами зуавы, которым, по образному выражению одного из офицеров, «…просто надоело шляться без дела». Генералам оставалось лишь принять это решение, тем более, что оно оказалось своевременным. Теперь требовалось лишь быстро усиливать атаку подходившими частями. Одним из первых попал под руку Канробера сохранявший порядок, мерным шагом двигавшийся в огонь Маршевый батальон, образованный из элитных рот 1-го и 2-го полков Иностранного легиона, первыми прибывшими в Крым.

«Генерал Канробер, бессильный поддерживать порядок, замечает батальон, продвигающийся вперед, словно на параде: он узнает его и, устремившись к нему галопом на своем коне, бросает им: «В добрый час, послужите примером для других отважных легионеров!».{647}

Придав ему две батареи из резерва, Канробер пробьет брешь в центре русской позиции, вынудив отступить Бородинский полк и сняться с позиций артиллерию центра.{648} В этой атаке солдаты Легиона потеряли 55 солдат и 5 офицеров убитыми и ранеными. Это были первые из 444 легионеров, сложивших головы в Крыму.

Действия легионеров позволили командиру бригады генералу Вино после Альминского сражения, когда Легион переходил под другое командование, сказать: «Я потерял самое красивое украшение моей короны».{649}

Порыв французской пехоты высоко оценили их противники — нижние чины русской армии. А.Ф. Погосский писал, как лежавший в Симферопольском военном госпитале раненый при Альме карабинер говорил о неприятелях:

«Знаем и мы тебя, француз, и — не приведи Бог соврать — крупно отдам честь тебе и за удаль непорушенную, и за переправу Бурлюкскую; сам видел, братец ты мой, в огонь, лезет! И попортил ты мне амуницию, а все же скажу: ты молодец».{650}

К этой атаке присоединились зуавы дивизии Наполеона, тоже не вынесшие медлительности и на свой страх и риск решившие не отставать от товарищей по оружию, в первую очередь конкурентов из 1-й и 2-й дивизий.

Опасаясь угрозы оказаться отрезанными от своих, полковник Верёвкин начал отводить полк. Бородинские егеря свою задачу выполнили. Может быть, и не отлично, но по крайней мере добросовестно. Если верить статистике, то из более 300 погибших британских пехотинцев не менее 80 были убиты в центре русской позиции огнем двух батарей и в схватке с Бородинским полком.

95-й пехотный Дербиширский полк потерял за самое короткое время около 50 человек убитыми. Командир полка подполковник Веббер-Смит был тяжело ранен.{651}

Не менее половины их легло под пулями бородинцев, стрелков и картечью двух-трех батарей центра. «Лесники Шервуда» так стойко держались под огнем русских пушек, что были отмечены в письме лорда Раглана военному министру Великобритании 23 сентября 1854 г.

Этот полк всю кампанию в Крыму поражал своим упорством, заслужив прозвище «гвозди».

Значительные потери понесли 55-й пехотный Уэстморлендский и 30-й пехотный Кембридширский полки.

Бородинский егерский полк не мог в одиночку выиграть сражение на Альме, как не могли это сделать Минский, Владимирский, Суздальский, Московский и Казанский. Жертвенность их была не более чем свойственной вообще русской пехоте самоотверженностью. Не стоит даже говорить об этом.

По целому ряду причин первый бой был проигран русскими, допустившими при подготовке к сражению такие ошибки, которые не могли быть исправлены, в его ходе. К тому же полковнику Верёвкину можно предъявить массу претензий. Он не развернул полк в ротные колонны, не усилил стрелковую цепь и т.п. Но признаем: то, что он мог делать, как его учили до войны, он делал добросовестно. Имея в сто раз больше причин подобно генералу Волкову «рвануть» с поля сражения, он этого не сделал. Наоборот, основательно «попортил обедню» англичанам своей упорной защитой моста.

Давайте не будем от него требовать невозможного. Тем более, что жить ему осталось совсем чуть-чуть: через два месяца он будет убит под Севастополем.

Исследователи русского военного искусства конца XIX — нач. XX вв. справедливо считают, что весь ужас Альмы, Инкермана и Чёрной речки, подготовленный ослепленной плацпарадными тонкостями николаевской военной системы, искуплялся «…удивительным мужеством и стойкостью удивительных войск».{652} Во всех полевых сражениях Крымской войны русский солдат «…открыто и неумело подставлял грудь неприятельским пулям, а ближайшие начальники его оказывались не вполне искусными и опытными руководителями и распорядителями боя».{653}

Что же касается рассыпного строя, то командир Бородинского полка если и имел о нем понятие, то, как выше говорилось, весьма косвенное. В то же время очень странно, что по сегодняшний день многие исследователи так и не смогли понять сути происходившего на берегах этой маленькой крымской реки 20 сентября 1854 г. Одно дело, что при жизни «героев» сражения авторы не «решались изобличать действия живых современников», сберегая «…для потомков» эту трудную миссию.{654}

Ну и напоследок, перед тем, как начать отходить, минцы и московцы решили оставить о себе французам «добрую память». Попытка французов, воодушевленных поддержкой артиллерии атаковать Минский и Московский полки с Телеграфной высоты, была встречена интенсивным ружейным огнем. «…Французские солдаты любят ударять в штыки. Преклоняясь перед этой хваленой привычкой, заметим, однако, что …атаки, не подготовленные огнем, легко могут быть отбиты».{655}

Так и получилось. Воспользовавшись замешательством противника, остановившегося и расстроившего свой порядок, командир полка нанес удар своими двумя батальонами (1-м и 3-м) в самый благоприятный для этого момент. С ними атаковали французов и три батальона Московского полка. Не принявший рукопашной, противник был опрокинут, смешался и бросился назад, преследуемый минцами и московцами, вошедшими в азарт настолько, что остановить их офицерам полка удалось с большим трудом. В «Истории Московского полка» говорится, что эту атаку организовал и руководил ею лично генерал Кирьяков (опять не вяжется с образом «вконец растерявшегося» горе-генерала). «Две роты 2-го батальона Московского полка, 5-я мушкетерская штабс-капитана Елагина и 2-я гренадерская штабс-капитана Зоркина, атаковали вражеские орудия, другие роты атаковали пехоту. Две пушки были захвачены сразу. Между ними упал штабс-капитан Елагин, сраженный двумя пулями. Зоркин тоже был ранен двумя пулями, но менее тяжело. Град пуль, обрушившийся на нападавших, не остановил их. Французы не выдержали и подались вниз по склону.