Альма - Сергей Ченнык

Первые пули, вероятнее всего, прошли выше голов русской пехоты. Но, успокоившись, английские офицеры и сержанты постепенно стали брать ситуацию под контроль. Пули «Энфилдов» начали выкашивать целые шеренги русских батальонов, терявших строй.

«…Понеся огромные потери, наша первая линия частями начала отступать под натиском многочисленного врага, ворвавшегося за ней на находящийся вправо от нас эполемент, с которого едва успела отъехать батарейная батарея».{674}

Это оказало буквально магическое воздействие на англичан, в основном на 23-й и 19-й полки, которые, совершенно не заботясь сохранением строя, одним броском преодолели расстояние, отделявшее их от батареи. Вот тут и нужно сказать про тот фактор, о котором мы начали говорить ранее. Все (обратите внимание — все!) английские командиры, не сговариваясь, начали приказывать своим солдатам идти вперед. Но они не стали поднимать их под пулями и строить в ротные или батальонные шеренги. Подполковник Честер первым крикнул: «Не нужно строиться! Атакуйте как есть!». Командир роты 23-го полка капитан Конноли первым выскочил на открытое пространство, но, сделав несколько шагов, был убит.{675}

С 1-м и 3-м батальонами казанцев (точнее, с тем, что от них еще оставалось) сцепился 7-й полк, атаковавший правый фланг русских. Офицеры королевских фузилеров сделали все, чтобы не отпускать русских.

Схватка за батарею была отчаянной, а потому беспощадной и скоротечной. Командир роты 7-го фузилерного полка капитан Монк первым ворвался на позицию русской артиллерии. Но и там никто не просил пощады и не собирался сдаваться. Наоборот, отчаянно сопротивлявшихся русских приходилось вытеснять холодным оружием и выстрелами в упор. Монк застрелил одного из находившихся там артиллеристов, ударом кулака сбил с ног другого, но был тут же смертельно ранен и умер на следующий день после сражения.{676} В этой резне было трудно понять, какая сторона побеждает. И никаких намеков на «джентльменскую войну»…

Тимоти Гоуинг видел перед собой командиров и искренне восхищался ими. «Генерал сэр Джордж Браун, бригадир Кодрингтон, наш доблестный полковник Ие и все офицеры подбадривали нас как могли. Под сэром Дж. Брауном на наших глазах была убита лошадь; но этот старый вояка живо взял себя в руки, вскочил, выхватил шпагу, выкрикнул: «Я цел, фузилеры! За мной, и я никогда вас не забуду!» и пешком возглавил атаку на роковой холм. Два полка фузилеров, казалось, состязались в доблести друг с другом. Генерал Кодрингтон взмахнул шляпой, затем направил своего серого арабского скакуна прямо на амбразуру и перемахнул через бруствер. У остальных перехватило дыхание, и они бросились следом».{677}

Трудности на батарее, в конце концов, вынудившие ее прекратить огонь, не сводились к одному лишь напору английской пехоты. Несколько сот казанцев, спасаясь от всесокрушающего действия нарезных «Энфилдов», укрылось за земляным бруствером, мешая работе расчетов. Два тяжелых орудия были захвачены на позиции, а расчеты были переколоты штыками или успели уйти. Одно из них капитан Белл из 23-го полка успел догнать в тот момент, когда оно уже было на склоне, под угрозой револьвера принудив ездового остановиться. При этом в барабане его револьвера не было ни единого заряда. После войны трофейное орудие нашло свое пристанище в музее Королевского Уэльского фузилерного полка, Захваченными артиллерийскими лошадями укомплектовали конский состав так называемой «Черной батареи».

Капитан, впоследствии генерал Эдвард Белл, стал первым офицером британской армии, награжденным учрежденным в 1856 г. Крестом Виктории.

Меньше всего хочется думать, что «авторство» Белла подлежит сомнению. Даже если, к примеру, 33-й полк считает, что взятие орудия — это заслуга капитана Донована.{678} Но все против веллингтонцев. Очевидцы говорят, что Донован не только присвоил себе совсем не то орудие, но и просто использовал момент, когда генерал Браун, увидев Белла, сопровождавшего русское орудие в тыл, выразил свое недовольство. Он отчитал капитана за то, что офицер оставил свое подразделение, и намекнул, что неплохо было бы ему вернуться к своим солдатам, которые явно скучают по своему командиру.{679} Естественно, что Белл не мог ослушаться своего сурового командира и даже не успел зафиксировать свое приоритетное право считать орудие трофеем валлийцев.

Со вторым орудием ситуация не менее интересная. Досталось оно британцам, очевидно, не потому, что были потеряны лошади. В ходе боя к Альме выдвинулись, чтобы поддержать атаку Легкой дивизии, две конные батареи, сопровождавшие 1-ю дивизию (капитанов Пейнтера и Ричардса), открывшие ураганный огонь по русской пехоте и особенно батарейной №1 батарее. Если верить Ричардсу, то едва ли не первым выстрелом его орудия накрыли орудие на левом фланге батареи. В результате попадания был полностью (или почти полностью) уничтожен его расчет, и отвести его в тыл было просто некому.{680} В результате орудие было захвачено несколько в стороне от батареи командиром 6-й роты 95-го полка капитаном Хейландом, который к тому времени успел получить пулю в руку, что в конечном итоге закончилось ее потерей под пилой полкового хирурга…

Однако до того как потерять сознание, офицер сумел выцарапать своей саблей на лафете цифру «95».{681} От лафета, рядом с которым он прилег, сберегая силы, его и отнесли в тыл солдаты-дербиширцы. Как известно, свято место не пустует. Вскоре у орудия засуетились очередные претенденты на подвиг. Их было столько, что теперь точно утверждать, кто же все-таки захватил второе орудие, нельзя. На это претендуют и стрелки Стрелковой бригады, и 33-й полк, и 7-й полк, и даже… гвардейские гренадеры. То есть не только те полки, чьи солдаты штурмовали склон Курганной высоты, но и просто оказавшиеся рядом утверждают, что именно их люди первыми нацарапали свои имена на трофейном орудии.{682} По сегодняшний день на праве называть это орудие своим трофеем настаивают не менее трех (!) полков британской армии. В частности, в истории 7-го полка утверждается, что его солдаты обнаружили это брошенное расчетом орудие. Вероятнее всего, по пути в тыл количество «автографов» на нем росло, а вместе с этим и число претендентов на честь именовать его своим трофеем…

Захваченную пушку отправили как военный трофей в Англию. И в 1885 г. она была передана на хранение в казармы Рексам, где и стоит поныне перед офицерской столовой.

Взятое с боем у русских орудие валлийцам пришлось отбивать уже после сражения еще раз, но теперь от французских союзников. Подполковник Дэниел Лайсонс писал своей матери 27 сентября 1854 года: «Когда я прибыл в главную квартиру со списком убитых и раненых на следующий день после сражения, я увидел, что штаб чем-то сильно взволнован. Мне сказали, что подъехал один французский офицер, с артиллеристом и двумя лошадьми и попытался украсть орудие Белла, оставленное около реки, и что один из наших офицеров как раз вовремя его «спас». Я видел, как этот человек уходил с лошадьми. Мне сказали, что лорд Раглан порядком выругался по этому поводу — единственный случай, когда он себе это позволил». '

Поначалу орудие было выставлено на обозрение в музее Королевской артиллерии в Вулвиче, позже оно было перевезено в музей в замке Карнарвон, Уэльс.

После взятия на русской батарее, кроме отбившейся от своих роты или части роты 7-го Королевского фузилерного полка, одновременно оказались солдаты еще как минимум трех полков — 23-го, 33-го 19-го и отдельные персонажи из 95-го. Это не значит, что все оказались там одновременно, скорее всего, их порядки были так перемешаны, а число храбрецов (и уцелевших) уже явно не совпадало со штатной численностью.

Особенно много раненых и убитых было из числа офицеров.

Во время атаки батареи выбыл из строя командир 19-го полка полковник Сандерс, и командование взял на себя подполковник Анетт, собравший вокруг себя тех, кто еще мог держать оружие в руках и у кого хватало воли двигаться вперед.

Знаменный офицер 23-го полка лейтенант Генри Анстроттер, несший королевское знамя, почти достиг батареи, но был застрелен, очевидно, одним из пехотинцев Казанского полка, часть которых, укрывшись за земляным валом, в упор вела стрельбу по англичанам, пополнив и без того внушительный печальный список павших офицеров уэльских фузилеров. Хотя лейтенант и служил в валлийском полку, он был шотландцем, выходцем из одного из самых старинных горских кланов, вторым сыном сэра Ральфа Анстроттера Балкаска.{683} Его тело обнаружил после боя Джордж Хиггин- сон, его друг, сразу вспомнивший дурные предчувствия юного лейтенанта за два дня до сражения. Пуля попала Анстроттеру в сердце.{684}