Три льва - Михаил Голденков

— Ваш гневный спич, пан Кмитич, полностью праведный! Он украсил бы любой папский сейм! — воздел руки Климентий. — Браво, полковник! Как радостно разговаривать с человеком, который владеет ситуацией и так хорошо помнит историю иезуитской миссии в своей стране! Так, пан Кмитич, вы правы. Мы, священники, не боги, всего лишь люди, рабы Господа нашего, мы, как и простые люди, ошибаемся, и среди нас есть как добрые священники, так и излишне ретивые. Все так. С подобными проявлениями излишней ретивости, простого равнодушия и даже подлости я и хочу бороться. Но не надо забывать и того, что иезуиты — это мужественный авангард Ватикана. Эти люди идут туда, где труднее всего: к индейцам в Мексику, в Китай, Японию… Они несут свет не важно каким народам, строят и организуют не только монастыри, но и школы, больницы… С другой стороны, вы полностью правы, сын мой, говоря про Скаргу или Рангони. Тот католик, что хулит другую христианскую веру, человека иной христианской конфессии, даже не понимает, что тем самым он хулит самого Христа! Таким священникам не место в церкви. Они должны искать другую работу, ибо главная черта иезуита, как и любого ксендза, — это терпение, любовь и сострадание.

Папа замолчал, переводя дыхание. Было видно, что ему не просто даются долгие речи, да еще на эмоциональном подъеме…

— Вот тут мой друг кинул камешек в огород православной церкви, — подхватил беседу Семенович, — верно! Православные и католики не должны были объединяться, чтобы победить распространяющееся реформаторское течение. Им самим надо было критически взглянуть на себя. Этим самым православные и католики лишь оттолкнули значительное количество собственной же паствы. Но мы сейчас должны говорить о восстановлении совершенно разрушенной войной страны, когда города стоят наполовину, а то и полностью опустевшими. И тут любая помощь бесценна. Православные Литвы признают Папу главным христианским священником, а ваша нынешняя помощь нашей стране может лишь упрочить ваш авторитет. У нас в Полоцке всегда были добрые и хорошие отношения с католиками. В городе, впрочем, ситуация не такая катастрофическая, как в некоторых других городах, — Семенович словно желал этим сказать, что миссия иезуитов в Полоцк не обязательна. Так, по меньшей мере, показалось Кмитичу, и он едва заметно усмехнулся.

— Но другие города и местечки нуждаются в экстренной помощи, — продолжал капитан, — и пусть же ваши иезуиты это хорошо помнят и, неся свет католицизма, пусть не бросают тень на свет других конфессий.

— Верно, сын мой. Вот вы, господин Семенович из Полоцка, — обратил свое внимание на капитана Папа, — у вас в городе был такой местный иезуит — Симеон Петровский Ситнианович, учившийся в Вильне и Киеве, неплохой поэт и проповедник, как мне рассказывали…

— Был, — горько усмехнулся Семенович, — как только царь захватил Полоцк, этот наш «неплохой поэт» тут же прогнул спину перед царем, а когда мы вернули Полоцк, то убежал вместе с московитами в Москву. Сейчас — воспитатель у царских отпрысков. Не думаю, что этот прохиндей вернется, уж простите за такое грубое слово. Приспособленец, одним словом.

— Жаль, — покачал головой папа, — я думал, может, он раскаялся, вернулся и окажет нашим иезуитам содействие в Полоцке.

— О том не беспокойтесь, ваше преосвященство, — успокоил Папу Семенович, — я сам лично позабочусь об этом.

— Огромное вам спасибо, да сохранит вас Бог, — благодарно кивнул головой Папа.

— Приспособленец… — улыбнулся Кмитич. — Я ведь тоже вроде как приспособленец.

Семенович и Папа вопросительно уставились на полковника, но Кмитич пояснил:

— Я ведь перешел из католицизма в реформаторство. Однако даже когда в свои двадцать лет я это сделал, прочитав книгу о резне в Париже протестантов, то к литвинским католикам относился, впрочем, вполне хорошо и уважительно. Мой лучший друг, Михал Радзивилл — тоже католик. Это нам не мешает дружить абсолютно. Да, у католиков и протестантов во Франции были серьезные трения и противостояния, но в нашей стране католики никогда ничего подобного агрессивного никому не делали. И переход католиков в реформаторскую церковь проходил всегда мирно и свободно. Пусть и с ущербом, к сожалению, вашим доходам. Но такова жизнь! Кто захочет вновь креститься в католицизм — пожалуйста. Тем более что, как вы говорите, литвины-католики смогут молиться на своем русско-литвинском языке. То есть я бы хотел призвать ваших иезуитов к терпимости, осмотрительности и пониманию страны, в которую они въезжают. Ведь Литва — это не Мексика, согласитесь?

— Верно, — в который уж раз мило улыбнулся Папа, — я рад, что вы меня поняли…

Выходя от Папы, Семенович остановился на ступеньках, повернулся к Кмитичу и сказал:

— Ну, как? По-моему, Папа хороший человек. Жаль, стар уже. Недолго его идеи будут продвигаться в жизнь.

— Да, жаль, — кивнул Кмитич головой. Ему и вправду было много чего жаль: жаль, что такой хороший человек так поздно стал Папой Римским; жаль и того, что обнищал Ватикан; жаль, что, как и говорил в осажденном Каменце Боноллиус, Литва вскоре превратится в восточную Польшу… Если только раньше ее не завоюет московский царь, превратив в западную Московитию… «Так, жаль, — думал Кмитич, — похоже, Боноллиус полностью прав. Мы не скоро, ой, не скоро поднимемся с колен после такого удара. И будущее родной Литвы весьма и весьма туманно…»

Глава 21 «Совет» мертвеца кристалловой пещеры

Нет нужды описывать весь долгий и трудный переход Кмитича по извилистым горным, холмистым и лесным дорогам то под проливным дождем, то под мелким противным дождиком кануна зимы… Порой в лицо бил мелкий снег, порой выходило из-за облаков солнце, одаривая последним в этом году теплом… Семенович постоянно ворчал, приводя в пример путешествия по морям на корабле. Но Кмитич возражал капитану:

— После пережитого шторма, Алесь, я как-то не очень считаю море безопасным. Там, если корабль и идет ко дну, то идут ко дну все. Здесь же, как бы трудно ни было, все, тем не менее, живы.

— Уделали вы меня, пан полковник, — смеялся в ответ капитан…

Иезуиты ехали в центре обоза в нескольких больших повозках. Шесть дюжих коней везли огромный рыдван, висевший на цепях. В нем и сидел нунций Викентий. Напереди восседал духовник нунция, итальянский монах Капуцинского ордена в суконной рясе бурого цвета, в закрывающем голову капюшоне. В другом рыдване сидели еще два важных иезуита, среди которых ехал и патер Галинский, советник короля Польского, знаменитый своим красноречием и усердием. В нескольких бричках сидели слуги и повара нунция с запасом вина, сластей и съестного.