Анатомия Комплексов (ч.1) (СИ) - Витич Райдо

Гвидэр и сам не знал, рад ли возвращению сына?

Рэйсли часто ставил его в тупик, обескураживал и настораживал. Непредсказуемый, замкнутый, но владеющий собой, решительный, мстительный и терпеливый, самолюбивый и хитрый, умный и осторожный - он мог устроить что угодно в любую минуту, совершенно неожиданно, без объяснений, с равнодушным видом, проигнорировать законы и пройтись по голове окружающих, с одной ему понятной целью. И в тоже время он всегда знал, чего хочет, его острый взгляд и ум мгновенно улавливали, и правильно оценивали то, что скрывалось от глаз Гвидэра и Иллана, и ничего не делал по настроению, взвешивал каждый шаг и каждое слово.

Он был бы хорошим сегюр, но стал опасным противником. Гвидэр, прекрасно зная характер Рэя, понимал, что тот вернулся не как сын, а как сейти, предъявив право на звание императора, посягая на власть и требуя свое на основании чудесного исцеления и смены статуса. Он бросал вызов, выставляя себя и свою жену - глупую девчонку с дерзким взглядом. Он хотел расколоть страну на законном основании. Двоевластие - вот что означало его появление. А это конец покоя, интриги и внутренняя борьба, попытка переворота, расшатывание древних устоев, передел, междоусобица.

Он станет главой окэсто, и властью своей расширит возможности клонов, уравняет их с фэсто, провернет всю планету и возвеличит культ Модраш, поставив его превыше других течений. Его авторитет уже сейчас достаточно велик, люди уверились в чудодейственном исцелении, и, как змеи, ползли опасные слухи. Народ волновался и ждал его появления и прихода к власти. Окэсто и модрашисты надеялись на большие перемены…и не зря.

У отставного сегюр не было выбора: если подтвердится исцеление Рэйсли и союз признается действительным, сейти автоматически станет совластителем. Правда, вторым, не имеющим прав на решения без согласования совета и старшего брата, с ограниченными возможностями и минимальными обязанностями. Он будет временным сегюр, пока не женится Иллан, а потом станет фиктивным, но до тех пор он сможет многое сделать.

Да, сегюрет ждут тяжелые времена. Если бы Гвидэр мог предположить подобный поворот событий, он бы успел подыскать жену Иллану. Однако, он не предполагал, что Рэй выживет, вернется, да еще и возьмет на себя ответственность за свою же тэн, превратив ее в союзницу и жену. Если б Иллан знал, что дает гуэдо брату, чтоб тот смог пошатнуть его положение, урезать его власть и поставить на одну планку с тэн и окэсто! Интересно, где был Кхэ? Почему не предупредил? Не помешал?

Гвидэр читал в глазах сына приговор. Они понимали друг друга, но пока сын был в более выгодном положении, чем отец, и оттого не спешил высказываться, ждал, высокомерно и насмешливо рассматривая старика.

Алена совсем замерзла, стоя, как истукан, и косилась то на парня, то на мужчину, пребывая в недоумении: ничего себе теплая родственная встреча. Конечно, Лоан трудно терпеть, куда уж любить, но если и родня с таким трепетом к сыночку - это уже диагноз. Правда, по глубокому убеждению девушки, повезло здесь обеим сторонам: что сыночек, что родители - подарок судьбы. Сардоническая гримаса фортуны.

Старик ей категорически не нравился: манерный, жесткий, как просроченная галета, и такой же бесчувственный хам, как его сынок. Выставился –– грудь колесом, подбородок вперед, и давай сверлить глазами, оценивая и взвешивая. Не взгляд любящего родителя, а табло калькулятора- холодное и беспристрастное. Нет, Алена к Рэю тоже особо хорошим расположением похвастаться не могла, но то она, а это все-таки отец. Каким бы сын ни был, а будь любезен, соответствовать –– что посеял, то перед тобой и стоит! Кто виноват, что от грифа не родился орел? К жене претензии - дура была, с орлом не согрешила, на тебя позарилась!

В общем, терпела девушка, терпела, лицезрея мимическую пантомиму на две темы - что делать? и кто виноват? И понимая, что поиск ответа на столь глобальные вопросы может затянуться до ее пенсии, выдала, не столько сочувствуя Рэю, сколько жалея себя - босые ноги уже пристыли ко мху и грозили наградить ее шикарной простудой:

–– Господа флэтонцы, ваши ‘трепетные’ родственные отношения оставили неизгладимый след в моей душе. Я даже готова прослезиться от умиления и восхищения отцовской ‘любовью’ и искроенней ‘радостью’ от лицезрения родного чада, вернувшегося в родные пенаты, но только в …теплом помещении. Ага?

Гвидэр посмотрел на нее, как ботинок на таракана, и тяжело уставился на сына:

–– Я не привык выслушивать дерзости тэн.

–– Она моя жена, придеться, –– усмехнулся Рэй, забавляясь.

–– Она не приемлема. Думаю, этот вопрос мы сможем пересмотреть в ближайшее время.

Рэйсли предостерегающе сверкнул глазами:

–– Не советую. Если с ее головы упадет хоть волос …Ты меня знаешь, отец.

Гвидэр прищурился, поджал губы, чуть заметно кивнул, приглашая, развернулся и пошагал к зданию.

Алена ничего не поняла, но прониклась к старику еще большим расположением.

Рэй из-подлобья посмотрел в спину родителя: что ж, прием холодноват, как, впрочем, и ожидалось, а вот и первый ход. Ладно.

Сейти привлек жену к себе и повел ее за стариком.

Девушка с любопытством посматривала вокруг и не переставала удивляться: все-таки затейливый народ - флэтонцы. Взять хотя бы архитектуру - снаружи кошмар в стиле самого крутого абстракционизма, внутри –– Версаль. Огромные залы, залитые светом, были либо абсолютно пусты, либо обставлены изящной мебелью, но везде изобиловали золотом, драгоценными каменьями, которыми в одной зале даже был выстлан пол и отделаны стены. Масса помпезных, но удивительных украшений: птицы из самоцветов, с роскошными павлиньими хвостами и внешностью попугаев ара, висящие стаей над парой кресел в стиле ренессанс, женские статуи, выполненные с таким мастерством, что Алена приняла их за живых и, только приблизившись вплотную, увидела, что они из какого-то мерцающего материала и сапфирами вместо глаз.

Голографические картины: посреди одной залы со стены лился настоящий водопад, по полу шли волны и даже пенились, в другой зале прямо по стенам плавали диковинные рыбки, а под прозрачными плитами на полу колыхались водные растения, бегали черепашки, ползали еще какие-то невиданные морские существа. И везде: простор, изящество, ничего лишнего или неуместного, все в тон и со вкусом. В общем, если б король-солнце увидел подобное великолепие, то сделал бы себе хара-кири тростью, от зависти. Алена же подобное и представить не могла, даже если б сложила в одно все репродукции из знаменитых музеев мира. Подобная красота убранства, шик и изящество оглушали и внушали почтение. Девушка хлопала ресницами и пыталась выглядеть так, словно в Эрмитаже с рождения прописана, и вся эта роскошь для нее, как нечто само собой разумеющееся. Получалось с трудом.

Конечным пунктом занимательной и поучительной экскурсии оказалась столовая: большая зала, пол которой был усыпан яркими цветами и замысловатыми растениями. Алена и шагать –– то боялась, что б не помять их, но стопы воспринимали прохладу и абсолютно ровную поверхность. Вместо окон - огромные витражи с причудливыми птицами, по стенам, переливаясь, сменялись растения, как-будто вырастая одно из другого.

Посреди комнаты стоял, вернее, висел, как и все остальные предметы мебели, круглый стол, уставленный изящной, крохотной, словно кукольной, посудой с яствами: кувшинчики на плоском блюде, вазоны, креманки, тарелки, чашечки, салатники, соусники, ряд тонких с позолоченным рисунком фужеров, лесенкой у каждого из приборов стопка бледно-коричневых лепешек, горка белых кубиков с красными прожилками, фиолетовых, с оранжевыми вкраплениями, длинные, чуть желтоватые дольки, бог знает чего- то ли дыни, то ли гигантского апельсина, черная икристая масса, оранжевая, янтарная, желированная пирамида, внутри которой лежал бутон, напоминающий орхидею, малиновые, сиреневые, пушистые и гладкие фрукты и множество всякой диковинной всячины.

Все было настолько шикарно, что Алена окончательно потерялась и почувствовала себя неандертальцем, попавшим на банкет, устроенный при дворе английской королевы. Она села за стол следом за мужчинами, не знала, куда спрятать руки, что и как есть, и старалась не только не пошевелиться, но и не дышать. Рэй, видя смущение жены, заполнил ее тарелку всем, что посчитал возможным и, поставив перед Аленой, посчитал свой долг выполненным. И откинулся на спинку стула, переключив все внимание на отца.