Приглашение в ад - Андрей Щупов

— Ага, а те же мокрицы в подвалах орудуют.

— Именно!

— Другими словами на землю спущены санитары? Так, получается?

— Может быть, и так.

— Но кем? Опять какие-нибудь марсиане?

Борис качнул головой в сторону Вадима.

— На эту тему мы уже говорили с Вадиком. Честно говоря, меня эта версия не устраивает, но если нужна какая-то легенда, пусть будет эта. Во всяком случае лучше, чем миф о перемудривших ученых. Вы же знает, что болтали в свое время о Бункере. Дескать, распылили какую-то гадость над штатами, а гадость взяла да и обратно вернулась. Те, кто в курсе, под землю успели спрятаться, ну и так далее, в том же духе.

— Ты считаешь, что людишки из Бункера тоже ничего не знают об истинных причинах эпидемии?

— Двадцать против одного, что это так. Ни черташеньки они не понимают и скорее всего по-прежнему продолжают верить в заурядную эпидемию.

— А ты, значит, веришь в сбой?

Воздвиженов усмехнулся.

— Разумеется, верующие в Бога, назовут это как-нибудь иначе. И тоже, кстати, окажутся по-своему правы. Потому что были в конце концов и Египетская тьма, и Потоп, и комета Галлея. При этом тоже, между прочим, наблюдался целый букет превратностей — голод, холера, психические пандемии. Ведьм и колдунов сжигали тысячами, новые лелигии образовывались… — Борис качнул кудлатой головой. — И все же происходившее тогда укладывается хоть в какие-то мыслимые рамки, а сейчас… Сейчас перед нами лес загадок.

— Может, это планета?

— Что планета?

— Чистит себя как умеет? Скажем, если она живая, почему бы раз в десять тысяч лет ей не поскрести себя дождями, ледниками и прочими природными катаклизмами?

— Вполне способен поверить и в это. — Борис пожал плечами. — Я ведь уже говорил: любое из нынешних явлений, если его рассматривать замкнуто и в отрыве от окружающего, так или иначе объяснимо. Но в целом — то есть, все творящееся в наши дни, требует объяснений более сумасшедших и более глобальных. И для меня вмешательство в дела земные внешних сил или гипотеза сбоя, которая, кстати, тоже косвенно подтверждает наличие тех же внешних сил, несомненны. — Воздвиженов усмехнулся. — Бог создал Землю в семь дней, но он попросту не называл это схемой. А я по технарской своей сути взял и назвал. Схемы же, как мы знаем, могут и греться, и плавиться, и перегорать.

— Забавно, — пробормотал Поль.

— А по мне так ничего забавного, — Пульхен сердито стиснул в пальцах вилку с затейливой монограммой. — Какого черта тогда мы все трепыхаемся? Не лучше ли всем сразу в петлю?

— Ну вот, сразу и в петлю!..

— Нет, вы как хотите, а мне эта теория не подходит.

— По счастью, это еще не теория, — возразил Клочковский. — Всего-навсего гипотеза.

— Тем более, что мы упомянули один немаловажный аспект, — добавил Вадим. — Дети. У Ганисяна тоже имеется своя статистика. Более или менее шапочная, и тем не менее. Так вот в первые десять лет умирали все. То есть, значит, без какого-либо различия пола и возраста. Затем цифры смертности стали заметно сдвигаться. Во-первых, мы миновали страшный пик, когда на тысячу человек в день умирало более двух десятков горожан. Во-вторых, в настоящее время вирус стал обходить детей.

— Почти, — вставил Ганисян. — К сожалению, о детском иммунитете говорить пока рано.

— И может быть, вообще об иммунитете говорить рано, — добавил Воздвиженов. — То есть, я хочу сказать, что это не иммунитет, а нечто совершенно иное.

— Ага, опять вмешательство внешних сил, — мрачновато съязвил полковник.

— Правильно, — Воздвиженов кивнул. — Во всяком случае другого объяснения у меня нет.

— Увы, это не объяснение. Во всяком случае на люди с этим не выйдешь. — Клочковский вздохнул. — Вот и получается, господа революционеры, что, захватив власть, вы снова рискуете остаться у разбитого корыта. Глупо вычерпывать воду из лодки, у которой нет дна.

— А что остается? — взъярился Поль. — Сидеть сложа руки? Нет уж, благодарю покорно! Даже Кит — и тот что-то химичит у себя в логове. Собирает на своей Горке докторов, прячет их в подвалах и лабораториях. Тоже, верно, надеется с хрониками разобраться. И правильно делает!

— Откуда такие сведения? — прищурился полковник.

— От верблюда, — Поль шумно высморкался в платок, поймав на себе неодобрительный взгляд Вадима, нехотя пояснил: — Как-никак у меня тут больше двухсот гавриков. Есть постоянный костяк, а есть и пришлые. Так что новости мимо ушей стараюсь не пропускать.

— А насчет третьего урожая в деревнях — это тоже информация от пришлых?

— Ясен пень, от них! — Поль сердито засопел. — Я покуда не телепат и добывать информацию из иных источников не умею.

— Насколько я знаю, — перебил его Клочковский, — мэр как-то раз тоже отправлял пару экспедиций в районные центры. Но, кажется, никто тогда так и не вернулся.

— Еще бы! — Поль ухмыльнулся. — Он ведь у нас гений! И совета ни у кого не спрашивал! Отправил людей, словно на загородную прогулку. А там, между прочим, свищи давно бегают. И пауки с кабана величиной. Вон полковник, должно быть, в курсе, что это такое. А кроме пауков со свищами — еще тридцать три радости!

— Плюс — ребятки ненаглядного Кита, — напомнила Мадонна.

— Точно! Так они и пустят кого-то на свою территорию!

— Именно поэтому мы и пытались договориться с Лили. Худой мир, сами знаете, лучше доброй ссоры. — Вадим бросил на Пульхена красноречивый взор. Полковник угрюмо потупился.

На некоторое время все замолчали. Слышно было, как тоскливо и зло подвывает на улице ветер. Где-то этажом выше часто и гулко хлопали оконные, давно лишенные стекол ставни.

Погрузив пятерню в свои черные космы, Поль сосредоточенно скреб в голове.

— Так что же? — глубокомысленно изрек он, — будем совершать революцию или чуть погодим?

— А чего годить? — проворчал Пульхен. — Ясен пень, будем.

Он и сам не осознал, что поневоле подхватил присказку Поля. На него посмотрели с улыбками, и он запоздало смутился. — То есть, я хотел сказать…

— Да ладно, все мы поняли, — перебил его Вадим. — Революция — так революция. Я тоже не против.

Оглядев собравшихся за столом заговорщиков, Мадонна запрокинула голову и звонко рассмеялась.

Глава 14

Лебедь сидел в кресле и бесцельно глядел в стену — такую же старую, усохшую, как он сам, давно не беленную, испещренную сотнями трещин-морщинок, в бородавчатых наростах, в неряшливых пятнах. Руки его уже не дрожали, но в груди властвовал все тот же болезненно знакомый холод. Лебедь голодал уже сорок второй день. А ОН обещал явиться к Лебедю на сороковой. Увы, вместо этого звучали прежние голоса, и тень Лебедя совершенно самостоятельно расхаживала по стенам, копируя его ночные маршруты, совершенно не обращая внимания на то, что сам хозяин сидит в полной неподвижности.

— …Лично мне думается, что эта парочка объяснила практически все. Во всяком случае понятие зла у них раскрыто достаточно полно. Кстати, вы-то сами как находите Фридриха?

— Это апологетика вождизма, агрессии и воли? Ну, пожалуй… Во всяком случае его толкование разумного эгоизма впечатляет. Хотя трактовка первоинстинктов несколько прямолинейна, да и подача чересчур амбициозна. Мне, честно говоря, ближе и интереснее работы Зигмунда. Одна теория эволюционных скачков чего стоит! Полагаю, что до него об этом вообще никто не писал. Просто не догадывались.

— Да они и сейчас не догадываются. Выхватили одно-единственное либидо и носятся с ним, как с писаной торбой.

— Согласен. Могу даже кое-что процитировать. Да вот, пожалуйста: «Любая новая идеология, обретшая власть, есть всеобщее бедствие, — заметьте, — бедствие!.. Ибо вызывает войну не только с сознанием общества, но и что самое страшное — с общественным бессознательным!»

— Да-да, та самая теория скачков. Якобинцы, санкюлоты, тридцать пять тысяч гильотин…

— Между прочим, он все еще здесь.

— Еще бы! Я чувствую. И похоже, по-прежнему без изменений. Все наши беседы для него, как были, так и остаются чистейшей абракадаброй.

— Или отвлеченностью, не имеющей отношения ни к нему, ни к прочим представителям наикруглейшего.

— Что там толковать! Конкретика для них — якорь трехпалый. В покое — устойчивость, в динамике — страх. Ну, а этот в добавок ко всему еще и слаб. Мыслится мне, что он и сограждан-то своих едва ли как следует понимает…

Продолжая прислушиваться к потустороннему диалогу, Лебедь медленно поднялся. Решиться… Решиться во что бы то ни стало! Вопрос только — как? Зимой все было бы проще простого — выйти и завалиться в сугроб. Уснуть и не проснуться. А сейчас… Сейчас и ветряк-то на улице не сразу найдешь.

Стоя у распахнутых дверц шкафа, он связывал галстуки в единую бечеву. Пальцы едва слушались его. Каждый узел давался большим напряжением сил. Перетянув кисть петлей, он попытался представить на ее месте собственную исхудавшую шею. Конец бечевы упал, сунувшись кончиком в недра шкафа.