Где ночуют боги - Дмитрий Иванов

Антон сказал:

– Почему были? По-моему, до сих пор такие девушки есть.

Аэлита смутилась и опустила глаза. Хотя было видно, что ей приятно и что она для этого и попросила Ибрагима рассказать, какие девушки были у убыхов.

После этого настроение Ибрагима вдруг изменилось. Он посерел, погрустнел. И стал говорить тихо.

– Пришли русские, на кораблях, с пушками, – сказал Ибрагим, – решили себе забрать нашу землю. Зачем русским столько земли? Что им с ней делать? Скажи? – спросил Ибрагим Антона.

Аэлита перевела.

Антон молчал. Он не знал, что сказать.

Ибрагим продолжал: когда пришли русские, они сказали: «Мы теперь будем владеть этой землей. А вы нам должны подчиниться и делать, что мы вам скажем». Тогда собрались убыхи в круг, решали, что русским сказать. И решили. И сказали русским: «Ничьими рабами мы не были, неужели вашими будем? Мы подчиняться не будем».

Русские ответили:

– Придется. У нас пушки и корабли. А у вас что?

А убыхи сказали:

– Мы мужчины, мы убыхи. Мы скорее сбреем бороды и наденем женские шаровары, чем будем рабами у вас. Мы родились свободными, мы свободными умрем. Мы не станем вам ни на один волос повиноваться. Мы будем воевать с вами.

Русские угрожали:

– Очень зря вы так говорите. Мы русские, нас победить нельзя. Мы одну вещь можем делать хорошо – воевать. Мы всех всегда побеждали, мы и вас победим. У нас пушки, у вас что, кинжалы?

А убыхи ответили:

– Вы всех всегда побеждали, потому что не воевали пока с убыхами. Будет война теперь у нас с вами.

Русские сказали:

– Пожалуйста. Война так война.

Когда так друг другу сказали – убыхи с русскими, – пошли потом думать. Русские пошли думать, что теперь делать, и убыхи тоже пошли.

Народ Ибрагима опять собрался и стал говорить: «Как будем воевать с ними? У них пушки и корабли. А у нас кинжалы. Трудно будет. Да». Но потом сказали: «Ну а что делать? Если через горный перевал есть одна дорога, что делать? Надо идти по той дороге, что есть. Другой нет. Будем воевать, постараемся победить русских как-нибудь».

Началась война. Не только убыхи, другие народы тоже воевали с русскими в горах, среди черкесов убыхи считались самыми храбрыми, а черкесы и сами были не трусы. Но победить русских никто не мог, и другие народы понемножку сдавались. Только убыхи не сдавались. Их было мало, меньше, чем других народов. Но они в бою были львы, даже хуже. Воевали они дольше всех с русскими и сильнее всех, и русские больше всех их боялись и уважали.

Когда горцы воевали с русскими, убыхи всегда шли впереди всех. Первыми ударяли, первыми умирали. А если горцы отступали, они были позади всех. Уходили последними. Их больше всех убивали, потому что они никогда не сдавались живыми. Однажды русские большую лодку убыхов увидели – те по морю хотели к русским кораблям подойти ночью, чтобы поджечь их. Но русские не спали и увидели. Не дали к своим кораблям подплыть, стали из пушек стрелять. Потом спустили на воду свои лодки, много солдат отправили, чтобы убыхов поймать. Русские лодки окружили убыхов со всех сторон. Стреляли по ним. Потом дрались на саблях, много солдат друг друга порубили в куски. Пять убыхов осталось: у них сабли сломались уже и драться нечем было. Русские говорят из своих лодок:

– Эй, храбрые убыхи, сдавайтесь, все равно драться больше нечем.

А убыхи посоветовались, что делать, быстро, и все прыгнули в воду с лодки, и спрятались за ней – вроде утонули, а сами плавают, только лица над водой оставили, чтобы дышать. Русские сначала уплыть хотели, но потом решили посмотреть с другой стороны лодки, а там убыхи дышат, не утонули. Русские тогда говорят:

– Эй, храбрые убыхи, сдавайтесь уже, мы вас не убьем, будете самые почетные пленные, потому что мы таких храбрых людей не видели.

А те тогда в воде опять посоветовались. И все утонули. Чтобы не сдаваться.

А однажды убыхи, их было мало совсем, решили крепость русских взять. Крепость большая была, и ворота у нее были такие, что нельзя ни сломать, ни даже взорвать. Убыхи сели на лошадей и поскакали на крепость. А русские из крепости смотрят и не могут понять, зачем горцы прямо на крепость скачут. Ворота днем обычно открыты были. Убыхи на это надеялись – ворваться через открытые ворота. Но в этот день их закрыли. Убыхи не отменили наступления. Рубили ворота саблями, плечами ворота толкали. Сломать не могли. А русские в них стреляли из ружей, из пушек. Всех убили, только один убых молодой остался. Он ворота саблей рубил и плечом толкал, и ничего не боялся. Русские тогда стрелять перестали, солдаты сказали:

– Как убивать такого человека? Мы не можем. Он очень храбрый. Нам не по себе как-то, нехорошо на душе.

Тогда русский офицер убил его из пистолета. А сам тоже стал грустный и сказал:

– Как будем дальше тут воевать, не знаю, с таким народом, который саблей ворота хочет разрубить и крепость взять в одиночку?

Много лет дрались горцы с русскими. Сначала горцы русских побеждали и крепости сжигали. Русские крепости опять строили новые и аулы уничтожали, чтобы убыхам жить было негде, и леса тоже, чтобы прятаться было негде. А убыхи новые аулы строили, новые леса сажали. Сто лет война шла. Война была такая, что реку крови не могла переплыть лошадь.

Потом Ибрагим рассказал Антону про Искандера.

– Черкесы его друга могилу разрушить хотели. Крест опрокинули. Красный крест был. Большой. Черкесы опрокинули крест. Могилу сровнять конями хотели. Злые были. Их аулы сожгли. Их братьев убили. Искандер разрушить могилу друга не дал. Сказал, что под крестом лежит отважный человек и ашуг, то есть поэт, и что если кто-то задумает осквернить его могилу, то будет иметь дело с ним, Искандером, иметь дело очень недолго. Затем на могиле друга Искандером были отданы почести, по русскому обычаю, выстрелом в воздух из пистолета – горцы так не делали. Искандер крест поднял, сам поставил на прежнее место. Крест тяжелый был. Черкесы возразить не посмели.

– Я знаю этого человека, – вдруг сказал Антон. – Под крестом этим лежал Одоевский. Когда Одоевский умер от малярии, на его могиле поставили большой деревянный красный крест.

Когда-то в прошлой его жизни Антон любил читать книги. Сейчас он не помнил ни названий, ни авторов. Но он помнил людей. Людей из книг. Он помнил поэта Одоевского и Бестужева-Марлинского, байрониста и декабриста. Биография его была героической, что не удивительно для байрониста, и довольно длинной, что удивительно и для байрониста, и для декабриста. Русский офицер, пропавший во время десанта на мыс Адлер – как следовало из рассказа Ибрагима, – не погиб. Александр Бестужев-Марлинский перешел на сторону убыхов, которым сочувствовал. Под его командованием был отряд потом. Своего командира горцы называли Искандер. Летучий отряд Искандера появлялся из ниоткуда и исчезал в никуда. В нем было полсотни всадников, но они были лютые настолько, что могли обратить в бегство полтысячи русских.

Большой красный крест на могиле Одоевского потом все равно пропал, и могила пропала, и никто не помнит, где она была. Может, в следующий раз просто не оказался рядом тот, кто помнил, что Одоевский был ашуг и смелый человек, а может, просто пролегла поверх могилы дорога или построили на ее месте что-то полезное – школу или библиотеку. Последнее было бы не так уж и плохо и поэту самому, скорее всего, даже понравилось бы.

На Аибге, на этой самой горе, где теперь оказался Антон, казаки, когда русские взяли Кавказ, вырубали священные рощи и вырубали тех, кто их почитал. Казаки не знали, что скоро, через полвека, их самих тоже вырубят, но это будет потом. Однажды казаки пришли вырубать рощу, но на них налетел Искандер. Русские дрались с горцами насмерть. Казаков было больше, намного – их было две тысячи, а всадников Искандера – пятьдесят человек. Бой шел сутки, с утра до утра. Летучий отряд был весь перебит. Остался один Искандер. Потери казаков были тоже ужасными. На второе утро у большой груши на краю пропасти девять казаков окружили Искандера. Это были все, кто остался в живых после сечи. Патроны были все истрачены у Искандера и у казаков. Казаки собрали последние силы и бросились в шашки. Искандер дрался тоже с шашкой в одной руке и с кинжалом в другой. Все девять казаков остались лежать вокруг груши. Отбился Искандер, но и сам был так казаками изрублен, что больше не мог ходить. Он прилег у старой груши и лежал. Так и нашли его убыхи – мертвого, в окружении девяти убитых им казаков: он лежал, и сжимал шашку в руке, и улыбался – был доволен, что отбился.

С уважением к отваге всех, кто дрался и умер в священной роще, убыхи похоронили с почестями людей из летучего отряда Искандера, казаков тоже похоронили, с уважением к их воинской храбрости. Никто не остался в живых из казаков и не мог рассказать про священную рощу. Убыхи тоже решили молчать про нее, чтобы не выдать рощу врагам. А самого Искандера похоронили под старой грушей, за которой тогда смотрел отец Ибрагима, Папиж. Папиж иногда по ночам приходил тайком к груше и говорил с ней – потому что надо было говорить с ней, чтобы она знала, что остается священной.