Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга - Николай Зенькович

— Ваша Юлька из «Тонкой штучки»— прямо-таки Бэтмен в юбке. Если бы вы не придумали ей понос, который ее порой пробирает со страха, меня замучил бы комплекс неполноценности — и красивая, и на машине ездит, и стреляет, и Шекспира в подлиннике читает..

— «Тонкая штучка» издавалась семь раз, по ней даже собирались кино снимать, Аркадий Инин сцена­рий написал... Кризис все карты спутал.

— Как семья относится к вашей новой профессии?

— Мужу страшно нравится, он однозначно счита­ет, что Агата Кристи мне и в подметки не годится.

— Я когда прочитала ваши повести, первой мыс­лью было: уж так-то я точно смогу.

— Пишите, Таня. Пусть все пишут. Я и своих подруг уговаривала, особенно сильно одну, она начи­танная очень...

МАНИЛОВ НОРОВИТ ПРИСТРОИТЬСЯ К ЧИЧИКОВУ СЗАДИ

— Вернись в Россию — там сейчас такие деньжищи загребают!

— Великий мор там нынче.

— Вот и хорошо: мор великий— учет слабый. Возьми мертвых и выкупи как живых... И в банк. Под проценты.

Это диалог из спектакля «Мистификации» по поэме Гоголя «Мертвые души» в постановке Марка Захарова в «Ленкоме».

Хрестоматийный Пал Иваныч Чичиков вернулся из-за границы с честными намерениями подзарабо­тать, правда, не совсем честным способом, которым пользуются многие: «в банк и под проценты». Новый русский влетел в Отечество на той самой птице-тройке и имел весьма героический вид.

А вот костяк земли русской — помещики во главе с губернатором — выглядели сущими вурдалаками и вырожденцами. Как отметила театральный рецен­зент «Московского комсомольца» Марина Райкина, не то животные, не то насекомые с физической патологи­ей. «Манилов со своими именинами сердца — сладень­кий обкурившийся педик, который так и норовит при­строиться к Чичикову сзади. Собакевич с выпучен­ными бельмами из тенисных шариков вместо глаз говорит, как товарищ Макашов: «Нет житья русскому человеку. Немцы мешают». И жрет животных тушами: «свинью — так всю свинью тащи». Коробочка — бе­женка в рваном тулупе, подворовывающая у нищих. Губернатор — вообще труп ходячий. И только Ноздрев — живчик, однако доводящий до отупения своей взрывной агрессивностью: все время что-то взрывает».

«Сколько тут ни обустраивайся, все куда-то девает­ся...», «За границей жить нельзя, а здесь невозможно. Нету здесь ничего. Не было. И не будет». На таких фразах зал хохочет и аплодирует.

А когда в конце первого акта ведьма верхом летает на Чичикове, поражая публику полетом красивой гру­ди, и Чичиков восклицает: «Какая страна! С какой необъяснимой тайной!» — она, эта публика, неистов­ствует.

СНЯЛСЯ НА КРОВАТИ, НА КОТОРОЙ УМЕР ЛЕНИН

Политический обозреватель Всероссийской госу­дарственной телерадиокомпании, художественный ру­ководитель студии «Репортер» Михаил Дегтярь рас­сказывает журналисту «Комсомольской правды» Анд­рею Павлову:

— Несколько лет назад «Репортер» делал фильм о Ленине. Я попросил устроить нам съемки в Горках. И вот мы бродим по этому заповеднику ленинизма, а за нами две тетки-охранницы. Дело в том, что там куча мелкого барахла «от Ильича»: какие-то пузырьки от лекарств, банки. А я все думаю: откуда, с какой точки начать передачу? И вдруг нам показывают кро­вать, на которой умер Ленин, и я понимаю — вот оно!

Раздумывал я недолго. Вышел из комнаты якобы по нужде. Потом вернулся и с ходу заявил первой ленинистке: «Вас директор срочно зовет!» Через мину­ту сплавил и вторую под предлогом, что дымом запах­ло. И как только эскорт удалился, я перескочил загра­ждение, завалился на ленинскую кровать, ноги поло­жил на стул, на котором некогда сиживала Надежда

Константиновна, и произнес перед камерой небольшой текст: вот именно на этой кровати умер Ленин.

Времени как раз хватило на один дубль. А потом примчались тетки, за ними и сам директор. Что тут было! Визг, вопли, тетки орут: «Мерзавец!», директор кричит: «Я милицию вызову!»

КОГДА С НЕЙ СТАЛ ЭФИРИТЬ, ДИКО ПОНТИЛСЯ

— Ты не скучаешь по Тутте Ларсен, которая ушла на MTV?— спросил журналист Александр Мельман у телешоумена Александра Пряникова.

— Тутта — первая, как динозавр, снесший яйца, из которых все остальные полезли. В музыке, в виджействе первой была Туттка. Ее надо в энциклопе­дию вносить за это. Когда мы с ней стали эфирить, я дико понтился. Мы, как два нападающих, такие комбинации разыгрывали, понимали друг друга с по­луслова, особенно в последних, перед ее уходом, пе­редачах. Она мне как бы пяточкой пасовала, я ей головой откидывал, мы гостя сжимали просто до кос­тей. Я ее любил и сейчас люблю как человечка за­мечательного. Но теперь музыка уже надоела, шоу- бизнес этот: одни и те же проблемы. Мне хочется чего-нибудь другого, например, политики.

— Неужели политика интереснее, чем шоу-бизнес?

— Просто меня волнуют другие вещи. Почему в Думе завелся этот антисемит, а какие-то люди, кото­рые называют себя коммунистами, его прикрывают, как свою ж... голую? Выкручиваются... Это не полити­ка— это правда. Или фашисты. Оказывается, баркашовцы — официально зарегистрированная органи­зация. Или налоговая полиция: ее можно натравить на человека — она его покусает. А можно и не натравить. Можно убийц наслать из ФСБ, и можно и не наслать, денег дать — тогда они пойдут мочить других. Где мы живем?... Так что это— гораздо интереснее, чем шоу- бизнес. В нем ведь все придумано. Артиста сначала раскручивают, потом за его счет получают бабки. Приходит такой Богдан Титомир: очки, халат, трусы в горошек и бахрома на локтях. Сел: «Ну, хвалите меня, планируйте меня». Или скажет что-нибудь типа: «Пользуйтесь презервативами». И потом: «Кстати, мы тут про гондоны говорим, а у меня вышел новый альбом, называется «Миру— мир». Скукота. Певец Пупкин слез с наркотиков — о-о-о! Чубкин продал права на свою песню другой фирме— о-о-о! Этот трахнул эту, этот спал с той. У того было 30 любов­ниц. Гомосексуалист он или не гомосексуалист? На последнюю вечеринку он пришел с новым другом. Все это такая фигня...

ВСЕ СОВСЕМ СБРЕНДИЛИ

— Вы видели, что на Новый год телевидение тво­рило? Это даже не дрянь — гораздо хуже, — возмуща­ется в беседе с журналистом Андреем Ванденко лидер легендарных «Звуков Му» и герой перестроечного ки­нохита «Такси-блюз» Петр Мамонов.

Он живет в двухстах километрах от Москвы в глу­хой деревне с женой, сыном и одиннадцатью кошками.

— А по-моему, ничего особенно, все как прежде, — сказал журналист.

— Значит, вы «ящик» не смотрели. По всем кана­лам перла пошлятина. Матвеев надумал на старости лет учить нас любить по-русски. Потом пошли все эти национальные особенности охоты и рыбалки... Полная х...я (Слово полностью.— Н.3.) Никита Михалков совсем сбрендил, решил установить не то русский по­рядок, не то русский стандарт, созвал какое-то фа­шистское сборище с присядками... Я не злопыхатель, забравшийся в глубинку и рычащий из берлоги, я очень люблю эту страну и ее народ, иначе давно отвалил бы на Брайтон-Бич. Но не пойму почему, почему вокруг одни рыла и сплошное обжорство? Что случилось? Нет, ясно: революция, хаос, вся пена на­верх... Как же можно жить, не чуя страны? Мол, меня беда не коснулась, и идите все на хрен.. Так, да? Но ведь при этом не забывают красивые слова о судьбе России произносить! Посмотрите хотя бы на нашего старца великого.

— Которого?

— Александра Исаевича. Он уже не говорит, а из­рекает. Что случилось с человеком? Ведь и писатель хороший, и мыслитель, и мудрец, и подвиг в свое время действительно совершил. А сейчас крыша едет. Не хочется осуждать людей. Я же специально о луч­ших говорю, говна не касаюсь...

ТОЧЕНЫЕ БЕДРА ПЛАВНО РАЗДВИГАЮТСЯ

Маша Распутина снялась в жестком эротическом клипе «Платье из роз». Музыкальный обозреватель «Московского комсомольца» Артур Гаспарян так от­кликнулся на это событие.

«Видеоряд действительно впечатляющий, — чита­ем в его комментарии. — Шелковистой кожи пышная грудь артистки, увенчанная чувственными нежно-розо­выми сосками, томно вздымается во всю ширь 35- миллиметровой кинопленки «Кодак», точеные бедра ходят ходуном и плавно раздвигаются, открывая путь в волнующую галактику любви и страсти. Камера, а вместе с ней миллионы телезрителей, устремляется туда с космической скоростью... Зрелище, в общем, не для слабонервных пуритан и убежденных ханжей, да и вполне расслабленные граждане рискуют впасть от просмотра в состояние крайнего возбуждения и не досмотреть клип до конца. Этим, кстати, периодически грешили всевозможные техники и осветители мосфиль­мовских павильонов, где проходила съемка. Они страшно потели, вечно выбегали в туалет, долго там сидели, выходили с румянцем на щеках, застенчиво озирались и одергивались...»