Серебряные фонтаны. Книга 2 - Биверли Хьюздон

Я лежала в темноте, ребенок Лео ворочался в моем чреве, а я думала о Лео, бредущем по этой дороге с тяжелыми носилками и слушающем стоны раненых, представляла, как липкая грязь хватает его за ноги, а над головой визжат снаряды. Я содрогалась, хотя лежала в теплой постели – наверное, но как же, должно быть, он содрогался там.

Однако следующее письмо было написано чернилами. Лео написал, что его подразделение выведено в тыл, на отдых, и они целыми днями играют в регби.

Все мои сослуживцы могут играть в футбол, но единственный имеющийся мяч, забытый кем-то из офицеров, оказался мячом для регби, поэтому они настояли, чтобы я показал им, как играть в регби. В результате я снова играюзащитником. С какой неохотой я занимался этим в молодости – я поклялся, что, выйдя из школы, не буду играть в подобные игры, – и вот теперь играю как дурак! Однако, это укрепляет здоровье, и, должен сказать, я предпочел бы эти легкомысленные занятия спортом тому, чем занимался перед этим.

Положив руку на живот, я сказала младенцу:

– Твой папа играет в регби! – у меня потекли слезы, но они были слезами облегчения.

Вскоре я пролила еще больше таких слез, потому что на следующей неделе пришла открытка от Фрэнка, для Флоры: «Мы на постое в тихом и приличном месте. Здесь скучновато, но есть хорошие места для верховых прогулок». Значит, они оба были в безопасности, хотя бы на время.

В начале марта Альби удалось ненадолго выбраться к нам. Элен увела детей на прогулку, а я не знала, куда они пошли.

– Они скоро вернутся, – сказала я. – Подождем их наверху.

Я привела Альби в свою гостиную. Он сел на стул напротив меня, выглядя степенно и непривычно в своей новой форме. Я стала расспрашивать его о братьях и дяде Альфе.

– Отец в тылу, в базовом лагере – у него, слава Богу, обострение ревматизма, а Джорджа скоро призовут в армию.

– Джорджу еще рано в армию.

– Ему в декабре исполнилось девятнадцать, Эми.

– Рождественский подарок тети Агнес, – улыбнулась я.

– Да. Кажется, это было совсем недавно, правда? Мы жили хорошо, пока папа не потерял работу, а мама не заболела, – он вдруг спросил: – Эми, а когда умерла твоя мама?

Я открыла рот и снова закрыла.

– Одновременно с моей матерью, – тихо сказал он. – Разве не так, Эми?

– Я... я никогда не сказала бы тебе об этом... Тебе сказал дядя Альф?..

– Нет, я сам догадался. Но Нед всегда говорил, что ты – дочка двоюродной сестры нашей матери. Он не хотел верить... что она... – Альби выглядел очень печальным.

– Это потому, что она очень любила, – поспешно сказала я. – Они с моим отцом хотели пожениться, но...

Я запнулась, и Альби закончил за меня:

– Но он умер, – небольшая ирония и горечь сожаления, прозвучавшие в словах, говорили сами за себя. Альби тихо сказал: – Бедная мама, – а затем мы услышали голоса детей, поднимающихся по лестнице.

Лежа этим вечером в кровати, я сказала своему младенцу: «Может быть, скоро приедет твой папа». Мой ребенок энергично толкнулся в ответ – я была уверена, что это мальчик. По словам доктора Маттеуса, мой срок истекал на первой неделе мая, и червячок страха уже шевелился во мне, когда я вспоминала, как это больно – я была трусихой. Но, может быть, к этому времени Лео придет в отпуск и побудет со мной, чтобы успокоить и поддержать меня, как он это делал, когда рождалась Роза.

В следующем письме я ответила на его озабоченные вопросы о своем здоровье, а затем написала:

Было бы хорошо, если бы ты смог приехать домой до рождения ребенка. Все равно тебе скоро пора в отпуск. Мистер Арнотт признает, что мы справились со вспашкой в срок, хотя были проблемы из-за нехватки угля для паровых плугов. Мы заменили его брикетами овсяной соломы, поэтому Джудит Хокинс и ее отцу было достаточно топлива...

Закончив с новостями, я подписалась как обычно: «Твоя любящая и покорная жена, Эми». Затем моя ручка вывела сама: «Надеюсь, что скоро увидимся».

Но два дня спустя леди Бартон сказала мне, что все отпуска приостановлены. Ее щеки были бледными и впалыми, этого не скрывали даже два щегольских пятна румян.

– Немцы скоро начнут большое наступление, – объяснила она. Мое сердце заледенело. – Не говори никому, это секрет – хотя все его знают. Теперь, когда они побили русских, они собираются побить нас.

Ее руки дрожали. Я взяла их в свои.

– Они нас не побьют, леди Бартон. Нам помогут американцы.

– Они еще не прибыли – не успевают, – покачала она головой. – Им нужно подготовиться, понимаешь, и переплыть через Атлантический океан. Войска не могут маршировать по воде... – леди Бартон оборвала фразу и попыталась улыбнуться. – Я ведь только глупая старуха, так ведь? Но, дорогая моя, это так давно тянется, а я каждый раз, увидев разносчика телеграмм, думаю, что это о Джордже.

Это случилось 21-го марта. Сначала мы об этом не знали, но на следующий день в газетах напечатали, что началось большое сражение – враги атаковали на пятидесятимильном участке линии фронта. Там была приведена и карта, и мы с мистером Тимсом в тревоге углубились в нее.

В субботу мы узнали, что полмиллиона вражеских войск пытались прорвать линию британского фронта, а в воскресенье – Вербное воскресенье – военное ведомство прислало на почту бюллетень. Там было сказано, что наши войска удерживают позиции, несмотря на свирепые атаки врага. Однако, в понедельник «Таймс» мрачно сообщила: «Британцы отступили на линии фронта на Сомме. Париж подвергся бомбардировке». Ниже я увидела слова «51-я дивизия», и мое сердце застыло. «Здесь, как и по всей линии фронта, наши войска героически сражались, несмотря на постепенное отступление, но обстоятельства были против нас». И Лео, и Фрэнк – оба были в Пятьдесят первой дивизии.

Хотя срок еще не настал, я написала письмо Лео. Я не знала, дойдет ли оно, но должна была написать. После обычных новостей я приписала: «Береги себя, не забывай менять носки, когда они промокнут».

Затем я написала Фрэнку – это было короткое письмо, но я должна была написать его.