Потрясающая красота - Даниэла Стил

— Так оно и есть, Мел. Мне нравится то, что ты делаешь. Вчера вечером ты выступала просто потрясающе. Мне не верилось, что такое возможно, а уж когда ты спела ту песню, я вообще чуть не умер.

— Рада, что тебе понравилось. — Мелани, усталая, но счастливая, наклонилась и поцеловала Тома. Ей было всего двадцать, и Тому она казалась еще красивее, чем прежде. — Вот бы когда-нибудь отдохнуть от этого хоть немного. Со временем все это приедается, — призналась она, уже не первый раз говоря об этом. Работа в лазарете Пресидио стала для нее долгожданным отдохновением.

— Ну может, и получится, — попытался ободрить ее Том, но Мелани отрицательно покачала головой:

— Мама и мой агент никогда этого не допустят. Запах успеха кружит им голову. И они будут доить меня, пока я не помру. — В ее голосе сквозила грусть, и Том, заключив Мелани в объятия, поцеловал ее. Ее взгляд, как и ее песня, глубоко трогал его душу. Мелани — выдающаяся женщина, а он, Том, — избранник судьбы, которая преподнесла ему щедрый подарок. День землетрясения в Сан-Франциско, благодаря которому он встретил Мелани, оказался самым счастливым в его жизни.

В то время как Дженет просматривала рецензии на концерт Мелани в Голливуде, Сара с Сетом читали криминальную хронику. Дело Сета все же попало на страницы сан-францисских газет, хотя, как ни странно, с опозданием. Сета арестовали несколько недель назад, и до сих пор никто не ухватился за эту тему. И вот наконец бомба взорвалась, как фейерверк четвертого июля. Материал попал на страницы газет, появилась публикация даже в Ассошиэйтед Пресс. Похоже, именно в публикациях нью-йоркских журналистов, освещавших арест Салли и грядущее судебное разбирательство, промелькнула информация о его подельнике с Запада, за которую уцепились журналисты Сан-Франциско. Дело Сета, до сих пор ускользавшее от внимания прессы, теперь занимало первые страницы газет. В «Кроникл» смаковали каждую пикантную подробность, опубликовали фото Сета и Сары с недавнего «Бала ангелочков». Сета в прессе не щадили. Журналисты имели в своем распоряжении полный текст обвинения, знали название хеджевого фонда и все обстоятельства, приведшие Сета к аресту. Сообщалось, что дом супружеской пары выставлен на продажу, но есть еще один, на озере Тахо, а также собственный самолет. Все сводилось к одному — имущество Сета нажито нечестным путем, а сам он закоренелый мошенник и жулик. Сет был унижен и раздавлен, а Сара к тому же истерзана. В том, что родители узнают обо всем и на Бермудах, не оставалось сомнений, раз даже Ассошиэйтед Пресс взялось задело. Уж лучше сразу им позвонить. Если повезет, она еще успеет им сама все объяснить. Сету легче: его родителей уже нет в живых. Когда он появился на свет, они были старше родителей Сары. Она не представляла, как мать с отцом переживут этот позор, тем более что оба очень любили Сета.

— Не очень-то приятная новость? — сказал Сет, обращая на нее взгляд. Они оба похудели. Сет был просто кожа да кости, а Сара выглядела изможденной.

— Подсластить пилюлю нечем, — отозвалась Сара.

Это были их последние дни под одной крышей. Они договорились ради детей остаться в доме на Дивисадеро, пока его не продадут, и только потом разъехаться по своим квартирам. На этой неделе ожидалось несколько потенциальных покупателей. Дом уйдет скоро. Сара с тоской ждала этого момента. Но о продаже дома, в котором она прожила всего несколько лет, она сожалела гораздо меньше, чем о рухнувшем браке. Дом на Тахо тоже продавался — со всеми пожитками, включая кухонную утварь, телевизор и даже постельное белье. Сбыть его со всем содержимым оказалось легче — кому-нибудь, кто ищет дом на лыжном курорте, но не хочет возиться с его обстановкой. Обстановка городского особняка продавалась отдельно. Антиквариат и картины выставлялись на аукцион «Кристиз». Драгоценности Сары уже начали раскупаться в Лос-Анджелесе.

Сара продолжала искать работу, пока, правда, безрезультатно. Пармани она оставила при себе. Ведь с кем-то нужно будет оставлять детей, когда она пойдет работать, а отдавать их в ясли, как другие, Сара не хотела. Она с грустью вспоминала три предыдущих года, когда сидела дома с детьми. Но та, прошлая, жизнь канула в Лету. Все деньги до последнего пенни пойдут на оплату адвокатов и возможных штрафов. В общем, работать ей необходимо, и не только для того, чтобы помочь Сету. Детей придется поднимать одной, без мужа. Если все их состояние съедят судебные иски и адвокаты, а Сет все же окажется за решеткой, помощи ждать не от кого. Оставалось рассчитывать только на себя.

После столь страшного предательства Сета она больше никому не доверяла — только себе. На него Сара не могла полагаться, навсегда лишив своего доверия. Всякий раз встречаясь с Сарой взглядом, Сет видел это в ее глазах. Он не видел возможности загладить перед ней вину. Вряд ли это вообще было возможно, судя по ее словам. Она не простила и, наверное, уже никогда не простит. Но он не винил ее — сам был кругом виноват, всем сломал жизнь.

Газетная статья уничтожила его: их с Салли разобрали по косточкам и выставили обычными уголовниками. Ни одного доброго слова, ни капли сочувствия. Они всего лишь парочка подлецов, открывших мошеннические хеджевые фонды, манипулировавших фальшивыми финансовыми документами и обманным путем выманивавших у людей деньги. А что еще можно написать? Все обвинения в их адрес, Сет признал это, были совершенно справедливы.

Все выходные они с Сарой опять почти не разговаривали. Сара не выясняла отношений, не упрекала его. Что толку? Ей было слишком больно. Она безоговорочно доверяла Сету, а он убил в ней эту веру. Посмел поставить на карту их жизнь и жизнь их детей и проиграл, превратив их существование в кошмарный сон.

— Не смотри на меня так, Сара, — наконец сказал он поверх газеты. В воскресном выпуске «Нью-Йорк таймс» вышла статья еще хлеще. Позор Сета с Сарой казался тем более невыносим, что раньше их семью в обществе глубоко уважали. Теперь стали презирать. Не важно, что сама Сара ни в чем не провинилась и до землетрясения даже не подозревала о махинациях Сета. Она ощущала на себе то же клеймо, что и на муже. Телефон разрывался от звонков, но она поставила автоответчик: ни с кем не хотелось разговаривать. Любое сочувствие сейчас было как острый нож, плохо прикрытое ликование завистников вызывало отвращение. А таких нашлось немало. Единственными, с кем она в эти дни говорила, были ее родители. Известие потрясло их, они, как и Сара, не понимали, как такое могло случиться с Сетом. Хотя, кроме беспринципности и непомерной жадности, никаких других причин, толкнувших его на преступление, не проглядывало.