Украсть богача - Рахул Райна

Прия сочувственно посмотрела на нас.

– Думаете, Бхатнагар согласится с вами встретиться? Да и похитители из вас никудышные. Вдобавок меня мучает совесть. Оберой провернул эту аферу под самым моим носом, а я ничего не знала. Я хочу вам помочь.

– Но это же твоя карьера, твоя жизнь, – не сдавался я. – Я не могу так с тобой поступить. Руди прав. Мы не должны впутывать тебя в это. Вдруг ты потом вообще не сможешь устроиться на работу?

– Тогда пусть меня муж содержит, – она улыбнулась и ткнула меня локтем под ребра.

На это мне возразить было нечего.

Мы продолжили составлять план.

Вернуть Абхи. Вернуть Обероя. Не попасть в тюрьму.

Ночью мы отлично выспались. Прия у себя в спальне, мы с Руди перетягивали одеяло в кабинете.

Рано утром Прия позвонила Бхатнагар.

Разговаривала она очень убедительно.

– Это жестокие люди, мисс Бхатнагар. И только я могу их разоблачить. Они же мне все рассказывали. У меня есть документы, аудиозаписи, файлы на флешках. Давайте встретимся как можно скорее, сегодня, сейчас. – Прия мерила шагами квартиру, встряхивала волосами, пританцовывала. Вот так актриса. Я даже забеспокоился: вдруг она притворялась, что я ей нравлюсь? Хотя какой идиотке это нужно.

Они договорились встретиться в кофейне в торговом центре: прилично и анонимно. Прия нажала отбой и победно вскинула кулак.

Мы уже собирались уходить, Руди допил чай и рассмеялся. Я спросил его, мол, чего ты, а он ответил:

– Когда я был маленький, моя матушка вечно перед уходом давала мне съесть ложку сахара – на удачу. Поэтому я такой толстый. Ложка сахара каждый раз, как я выходил из дома! Твоя мама тоже так делала, Рамеш?

– В сотый раз повторяю, Рудракш: я рос без матери.

– Блин, чувак, – ответил он, – извини. – И, словно хотел загладить вину, поинтересовался: – Как рука?

– Лучше не бывает, – произнес я, и мы вышли в коридор.

– Хочу поблагодарить тебя, – сказал я Прии, когда она запирала замок. Мы не знали, когда вернемся, да и вернемся ли вообще. В руках у нее была небольшая дорожная сумка.

– За что? – спросила она.

– За все. Ты спокойно могла уйти. Если Бхатнагар нас пошлет – все, ты наша сообщница. Ты жертвуешь собой ради меня.

– Ты бы разве поступил иначе? – уточнила она.

Я помотал головой.

И это была правда. Я понял, что готов умереть за нее.

Да и за Руди, пожалуй. С каждым днем я все больше к нему привязывался.

Она протянула мне сумку.

– Как только я ее открою, начинай фотографировать. Понял?

– А что там?

– Наша страховка, – с улыбкой пояснила она.

Я поцеловал ее. А что еще делать в такой ситуации? Я поцеловал свою девушку, закинул рюкзак за плечо, и мы вернулись в мир ножей, похищений и оттяпанных пальцев.

Пятнадцать

Когда я учился в школе, богатым детям к Дивали покупали новый гардероб, бедным – носки или футболки. Мне – ничего. Папа терпеть не мог Дивали. И не столько потому, что приходилось тратить деньги на одежду, на бенгальские огни, на петарды, на подарки для неблагодарных детей: его раздражала сама идея этого праздника. Дивали казался ему чересчур оптимистичным. Победа света над тьмой, подумать только, что за чушь! Его жизнь никогда не станет лучше. Да, он молился каждое утро, но богам, сулившим огонь и гибель, кары и отрубленные головы.

В последнее время я все чаще думал о старом козле. Наверное, из-за того, что нас похитили и избили. В детстве думаешь, что родители – это дом и затрещины, потом вырастаешь и замечаешь, что стал таким же, как они, не точной копией, а одним из тех пиратских фильмов, в которых видно, как зрители в зале встают и посреди показа направляются в туалет. Будь у меня мать, я вырос бы другим. Я был бы наполовину хорошим, наполовину плохим; наполовину чудовище, негодяй и психопат, наполовину скучный образованный человек. В общем, бухгалтер.

Мы заказали такси и уселись втроем – Руди, Прия и я, странная семья. Водитель был очень внимателен и любезен. Он и его коллеги теперь рабы алгоритмов. Вопросов он не задавал, поставил сзади табличку и оживленно сигналил: вы что, не видите, каких важных особ я везу? Прия кланялась каждому украшенному светящимися гирляндами храму, каждой церкви, каждой золотистой гурдваре. Очень многообещающе.

Мы должны были встретиться с Бхатнагар в дорогущем торговом центре на окраине Ноиды. В большинстве здешних магазинов, открытых в начале двухтысячных, теперь торговали уцененными сари, по коридорам слонялись уборщицы с тележками и ведрами дезинфицирующих средств, а вот в новых, которые выстроили не так давно, еще можно было встретить какого-нибудь Шарму[184] из гольф-клуба. Торговый центр «Галерея Портофино» был одним из крупнейших в Дели, и в полдень там было полным-полно пенсионеров-диабетиков, которые накануне Дивали покупали со скидкой «Рэй-Бэны» и графитовые клюшки для гольфа.

Прия договорилась встретиться с Бхатнагар в ресторанном дворике. Мы с Руди следовали за ней, чуть поодаль.

Бхатнагар пришла в джинсах и белой рубашке. Волосы у нее были волнистые, черные с рыжиной. Так выглядят наши актрисы, когда папарацци фотографируют их в Лондоне во время летнего отпуска.

Прия села за ее столик, и они начали говорить. Мы с Руди выглядывали из-за колонны.

Бхатнагар выслушала Прию, потом встала, покачала головой. Я нырнул за колонну, чтобы она не заметила нас, и чуть не столкнул Руди в горшок с цветком.

Прия поставила на стол дорожную сумку и расстегнула молнию.

Я выхватил у Руди телефон (правда, пришлось чуть повозиться с этим глупым миллениалом, зависимым от смартфона) и начал фотографировать.

Прия достала пачку банкнот. Бхатнагар оскорбленно взирала на нее. Прия что-то сказала, и Бхатнагар села обратно за столик. Прия указала на нас. Это был сигнал. Мы двинулись вперед. При виде нас Бхатнагар напряглась, выпрямилась, впилась в нас недоверчивым взглядом, поскольку явно не ждала от нас ничего хорошего.

– Руди! – прошипел я еле слышно. – Помни, ты должен вести себя скромно!

Руди прошел мимо столика, за которым сидели Ромео с голодными лицами, ели досу и оглядывали дворик в поисках одиноких женщин. Все они, разумеется, благоухали «Пако Рабаном». Руди подошел к столику и уселся напротив Бхатнагар. Она покосилась на его платье, но ничего не сказала. Может, для следователей из ЦБР такая ситуация – привычное дело.

Я посмотрел на пачку банкнот. Перелистал их. Купюра сверху была настоящая, а дальше – старые, изъятые из обращения. Правда, на фотографиях это не будет видно. За такие снимки газеты передерутся. Анджали