Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера - Орсон Скотт Кард

Она хотела вызвать их и допросить, но их, конечно же, не было на месте. Ушли через ворота в лес, без сомнения, чтобы продолжить свою непонятную деятельность, поставившую под угрозу существование колонии на Лузитании. Босквинья все время напоминала себе, что они очень молоды, что все это, возможно, результат какой-нибудь детской ошибки.

Впрочем, нет, они не настолько молоды. Две самые светлые головы в колонии, где живут преимущественно неглупые люди. М-да, просто счастье, что Межзвездный Кодекс запрещает правительствам планет пользоваться орудиями наказания, которые можно превратить в орудия пытки. Впервые в жизни Босквинья испытывала такую ярость, что, пожалуй, могла бы воспользоваться этими орудиями, если бы они у нее были. «Я не знаю, что вы сделали, но, какую бы цель вы ни преследовали, вся община пострадает из-за вас. И если есть справедливость на свете, я заставлю вас заплатить за это».

Многие люди вслух заявляли, что не пойдут слушать Речь, ведь они добрые католики, не так ли? Разве епископ не сказал им, что устами Голоса говорит Сатана?

Но шепотом все передавали друг другу совсем другие слова. Это началось со дня появления Голоса. В основном слухи, но Милагре – маленький город, и слухи здесь – приправа к скучной жизни. А какой же это слух, если ему не верят? Так вот, прошел слух, что Кванда, маленькая дочка Маркано, со дня его смерти ни слова не сказавшая постороннему, разговорилась так, что поимела неприятности в школе. А Ольяду, невоспитанный мальчишка с отвратительными металлическими глазами, внезапно стал веселым и доброжелательным. Возможно, магия. Возможно, одержимость. Слухи утверждали, что прикосновение Голоса исцеляет; что у этого Голоса дурной глаз; что его благословение возвращает человеку цельность; что его проклятие может запросто убить; что его слова могут зачаровать каждого. Конечно, не все прислушивались к этому и не все из тех, кто слышал, поверили. Но за четыре дня, прошедшие между появлением Голоса и вечером, в который прозвучит Речь о смерти Маркоса Марии Рибейры, община Милагре единогласно решила (естественно, никакого голосования, никаких формальностей), что придет послушать, что Говорит Голос, – и черт с ним, с епископом и его приказами.

На самом деле епископ сам виноват. С его точки зрения, обозвав Голос служителем Сатаны, он поместил его на противоположный конец шкалы – как можно дальше от себя и всех добрых католиков. Как бы заявил: Голос враждебен нам. Но для людей, малосведущих в теологии, Сатана был существом страшным и могущественным, почти совсем как Бог. Они понимали, что́ представляет собой соотношение добра и зла, на которое ссылался их епископ, но их куда больше интересовало соотношение силы и слабости – того, с чем им приходилось сталкиваться каждый день. В их мире они были слабыми, а сильными были Бог, Сатана и, конечно, епископ. И своей речью епископ поставил Голос на одну ступеньку с собой. Таким образом, люди были вполне готовы поверить любым слухам о чудесах.

А потому, несмотря на то что объявление сделали всего за час до Речи, праса мгновенно заполнилась людьми. Люди выглядывали из окон домов, окружавших площадь, толпились на поросших травой улицах. Мэр Босквинья, как требовал от нее закон, предоставила Голосу микрофон, которым пользовалась сама на редких общественных собраниях. Люди устраивались поближе к платформе, с которой он собирался Говорить, а потом начинали оглядываться по сторонам – смотреть, кто пришел. Все пришли. Конечно, семья Маркано, естественно, мэр, но также Дом Кристан и Дона Криста. Толпа священников из собора. Доктор Навьо, вдова Пипо, старуха Консейсан – архивариус. Вдова Либо, Брухинья, и ее дети. Ходили слухи, что Голос собирается несколько позже Говорить и о смерти Пипо и Либо.

И наконец, когда Голос уже поднялся на платформу, по площади пронесся взволнованный шепот: на прасу пришел сам епископ Перегрино! Не при параде – в простой монашеской одежде. Сам пришел, чтобы услышать богохульство Голоса! Многие жители Милагре ощутили сладкую дрожь предвкушения. Поднимется ли епископ, чтобы чудом Господним поразить Сатану? Произойдет ли здесь сражение, подобное тем, что описал в своем Апокалипсисе святой Иоанн?

Голос подошел к микрофону и подождал, пока все не успокоятся. Высокий и худой, еще молодой, но белая кожа выглядит нездоровой по сравнению с тысячей оттенков коричневого у жителей Лузитании. Призрак. Они замолкли, и он начал Говорить:

– У этого человека три имени. Первое можно найти в официальных записях: Маркос Мария Рибейра. И еще даты: родился в тысяча девятьсот двадцать девятом, умер в тысяча девятьсот семидесятом. Работал на сталелитейном. Прекрасный послужной список. Под арестом не находился. Жена, шестеро детей. Образцовый гражданин – никогда не делал ничего такого, что могло бы попасть в официальные записи. Ничего достаточно плохого.

Многие слушатели ощутили легкое беспокойство. Они ожидали оратора. А голос у Голоса оказался так себе. И в словах его не было ничего от торжественности праздничной службы. Простой, разговорный язык. Только немногие заметили, как выбором слов, колебанием интонации понемногу Эндер заставлял аудиторию доверять ему. Он давал им не Правду с большой буквы, не трубы и барабаны, а правду – нечто столь очевидное, что никому и в голову не придет сомневаться. Епископ Перегрино был в числе заметивших это. Происходящее очень ему не нравилось. Голос оказался серьезным противником. Такого не собьешь молнией, слетевшей с алтаря.

– Второе его имя – Маркано. Большой Маркос. Он получил его, потому что был великаном. Перерос многих взрослых в совсем юном возрасте. Сколько ему было, когда он дорос до двух метров? Одиннадцать? К двенадцати годам уж точно. Благодаря своему росту и силе он стал ценным работником на фабрике: формы со сталью немаленькие, многое приходится делать вручную, нужна физическая сила. Жизни многих людей зависели от силы и умения Маркано.

Стоявшие на прасе люди со сталелитейного одобрительно закивали. Все они хвастались друг другу, что никто из них не сказал ни слова этому атеисту-фрамлингу. Очевидно, кто-то все же сказал, но хорошо, что Голос все понял и правильно передал то, что они помнили о Маркано. Каждый из них втайне хотел быть тем парнем, который рассказал Голосу о Маркано. Они и не догадывались, что Голос ни с кем не говорил. Прожившему столько лет Эндрю Виггину не нужны были вопросы.

– И третье имя – Кано. Пес.

«О да, – подумали лузитанцы. – Мы слышали это о Говорящих от Имени Мертвых. У них никакого уважения к мертвым, никакого почтения».

– Этим именем вы называли его, когда у его жены, Новиньи, появлялся новый синяк под глазом, когда замечали, что она опять хромает, потому что он повредил ей ногу. Только животное могло так поступать.

Как смеет он это говорить?! Тот человек умер! Но злились жители Милагре по совершенно другой причине: им было неловко. Каждый из них в свое время говорил нечто подобное. Голос неприличным образом повторял вслух слово, которым они клеймили Маркано, когда тот был жив.

– Не то чтобы кому-то из вас нравилась Новинья. Холодная, надменная женщина, не удостаивавшая вас даже приветствием. Но она намного меньше его. Она – мать его детей. А потому, когда он бил ее, он заслуживал прозвища Кано.

Они были ошарашены, они перешептывались. Те, кто сидел на траве рядом с Новиньей, бросали на нее косые взгляды и быстро отворачивались. Им было очень неприятно – Голос опять говорил правду! Они не любили Новинью, боялись и жалели ее.

– Скажите мне, этого человека вы знали? Он проводил в барах больше времени, чем все вы, вместе взятые, но даже там не завел друзей. Вы даже не могли сказать, сколько именно он выпивал. Был хмурым и вспыльчивым до выпивки и таким же хмурым и вспыльчивым перед тем, как отключался. И никто не видел разницы между Маркано трезвым и Маркано пьяным. Вы не слышали, чтобы у него был друг, и никто из вас не хотел видеть его в своем доме. Да, таким вы знали этого человека, большинство из вас. Кано, почти животное.

«Да, – думали они. – Таким и был». Первоначальный шок откровенности уже прошел. Они уже привыкли к мысли, что Голос не собирается ничего смягчать и приукрашивать в этой истории. Но все же им было неловко из-за нотки иронии – даже не в голосе, а, скорее, в самих словах. «Почти животное», – сказал он, но, конечно, Маркано был человеком, и это значило, что, понимая ход их мыслей, Голос не собирался соглашаться с ними.

– Некоторые из вас, те, кто работает на сталелитейном в Варрио-дас-Фабрикадоресе, знали его как сильного парня, которому можно доверять. Вы знали, что он никогда не обещает того, чего не может сделать. И всегда делает то, что обещал. На него можно было положиться. А потому в стенах сталелитейного к Маркано относились с уважением. Но, покидая их, вы начинали обращаться с ним, как все остальные, – игнорировали его, забывали о нем.