Последний козырь - Алексей Кондаков

Трахомов согласился.

А в это время на палубу вышли капитан Шорин и Журиков. Они внимательно посмотрели на стоящих офицеров и остановились.

— Вот он! — возбужденным шепотом сказал Журиков. — Слава те господи! Что будем делать, господин капитан?

— Мило разговаривать. Приведи себя в порядок, а то заерзал, как черт на сковороде, — недовольно буркнул Шорин. — Пойдешь за ним в город. У него может быть явка. Я зайду к диамбегу, чтобы привлечь к операции местные органы.

У мачты, от которой тянулись грузовые стрелы, заработала лебедка. Стальной трос-шкентель полез вверх. Разгрузка оружия и боеприпасов началась. А на берегу возле грузовой пристани уже стояли кони с вьюками.

Первой была загружена моторная фелюга, на ней Наумов и Таня поехали на пристань. В управлении порта они задержались недолго. С помощью подполковника Дзюбы все документы на выгрузку военного имущества, бескарантинного прохода личного состава отряда через город и другие вопросы были оформлены вне очереди и быстро.

— У нас, Танечка, есть время подышать воздухом древней Колхиды.

— С удовольствием, Павел Алексеевич. Я так счастлива…

На сухумской набережной было оживленно и шумно. Под легкими навесами дымились уличные шашлычные, распространяя острый запах мяса, лука, прихваченных жаром помидоров, на каждом шагу — многочисленные маленькие кофейни, возле которых покрикивали и постукивали щетками чистильщики обуви. По пыльной дороге проносились с окриками всадники. С душераздирающим скрипом и визгом медленно тащили арбу понурые буйволы…

Павел и Таня постояли у пальм с раскидистыми опахалами листьев, полюбовались дымчато-лиловыми горами, с вершин которых стекали к подножиям густые заросли лесов, прошлись по набережной до павильона, а затем завернули в духан.

В просторном духане на набережной недалеко от магазина Ачмиазова всегда можно заказать рыбной цохали и острый суп хаши. Но с особым искусством готовят здесь пеламуши — густую кашу из муки на молодом вине. С бокалом маджары это незаменимое блюдо.

День уже закончился, а вечер еще не начался. В это время можно и посидеть в тени с чашкой крепкого чая и трубкой с длинным чубуком, посмотреть на людей, подремать. Духанщик Гурам Шония любил эти минуты отдыха. В зале управлялся один Мухран — исполнительный, работящий.

Гурам Шония собрался было вздремнуть на коврике, когда у порога духана появился полковник и с ним девушка — сама Ажи, утренняя заря.

— Здравствуйте, батоно, — обратился Наумов к духанщику.

Тяжкая липкая дремота мгновенно испарилась. Гурам Шония вскочил, руки сделали гостеприимный жест, голова наклонилась в сторону двери.

— Ушубзиа,[28] генацвалос, — произнес он гортанно. — Очен по-ожалста!

Павел и Таня вошли в духан и сели за столик возле прилавка. К ним подошел тонкий и гибкий абхазец.

— Иди, Мухран, займись шашлыками, я сам обслужу дорогой гост, — сказал духанщик работнику. — Что, пожалст, будыш заказывт?

— Вы можете предложить что-нибудь не столь жирное и не столь острое? — произнес Наумов слова пароля.

— Таких блюд в Абхазии не бывает.

— Тогда дайте что повкуснее.

— В Абхазии все вкусно, — широко улыбаясь, ответил духанщик. — Нэ-э беспокойт, одын мэнт, шенма мзем.[29]

Он заторопился на кухню и, уже у самой занавеси, прикрывающей двери, остановился и, приложив руку к широкой, крутой груди, сказал:

— Зови, пожалст, меня дядя Гурам.

Дядя Гурам — бедный, веселый кинто — долгое время ходил от Очамчире через Сухум до Гудаут, торгуя всякой всячиной, а имел от этого пустую арбу да мозоль на горбу. Он предлагал товары всем, но кое-какие вещи прятал от посторонних глаз и передавал их, кому было велено, громко и задорно пел песни, и слушали его все, но кое-кто понимал их по-своему. Кинто Гурам Шония был связным подпольной партийной организации.

Однажды ему сказали: «Довольно тебе бродить, Гурам. Вот возьми деньги, купи себе участок в центре Сухума и построй духан. Нам нужно иметь там постоянно действующую явку с широкими целями». С тех пор дядя Гурам превратился в уважаемого в городе человека. Большие деньги — большое уважение, ну а если у человека еще и глаза улыбаются и душа поет…

Когда духанщик снова появился в зале, Наумов пригласил его к буфетной стойке:

— Отряд уже выгружается. Через несколько часов он уйдет из города. Я выступаю с отрядом. Могу я в течение получаса встретиться здесь с представителем подпольного центра?

— Нет, надо немного ждать.

— Хорошо, я буду в продовольственном управлении порта. Пусть спросят меня там.

— Будыт сделн, домиджэрэ.

— Теперь слушайте внимательно. С нами на пароходе прибыл представитель крымского правительственного сената некто Мышлаевский Зиновий Акимович…

Наумов коротко воспроизвел разговор Трахомова с Мышлаевским и выразил свои опасения:

— Мы не должны допустить его встречу с бывшими членами Кубанской рады Тимошенко и Султан Шахим-Гиреем. Вы сможете взять на себя эту задачу?

— Будыт сделн.

— И еще одно, дядя Гурам. Эта девушка — моя невеста. Можно попросить вас приютить ее на несколько дней до моего возвращения?

— Дядя Гурам все сделт. Нужно? Можно!

— Благодарю вас.

Павел вернулся к столу и сказал:

— Вам, Танечка, придется несколько дней побыть здесь. Духанщик дядя Гурам добрый человек. Он приютит вас до моего возвращения.

— Я одна не останусь! — испуганно воскликнула Таня. — Я хочу с вами.

— Это невозможно. В горах на перевале придется пробиваться с боями… Это опасно.

— Опасно?.. Но ведь и вас могут убить!.. Нет-нет, Павел Алексеевич, я поеду с вами.

Этот порыв тронул Павла. Он благодарно пожал ее руку и как можно мягче сказал:

— Так надо, Танечка. Прошу вас поверить. Все будет хорошо.

Духанщик принес Наумову и Тане чалагаджи, поставил на стол кувшин вина. Стенки кувшина отпотели — до того вино было холодным.

— Пожалст, генацвалос, сам лучш блюд, шенма мзем.

Таня была серьезна, сосредоточенна. Она едва дотронулась до чалаганджи и положила вилку.

— Я ничего не понимаю, Павел Алексеевич. Вы сказали, что вернетесь. Значит, вы будете возвращаться в Крым? Или решили остаться в Грузии? И почему вы не говорили об этом на пароходе?

— Это решение, Танечка, возникло только в связи с напряженной обстановкой в Грузии. Идти вам с отрядом слишком рискованно… А когда я вернусь, мы посоветуемся и решим, как нам быть дальше.

Таня сквозь слезы улыбнулась и потеплевшим голосом сказала: