Время любить - Вильям Козлов

Он забылся тяжелым сном, в воспаленной голове мелькали какие-то незапоминающиеся видения, хотелось пить, перед глазами возникал гигантский зеленый стакан, размером с водонапорную башню. В нем колыхалась прозрачная жидкость, но когда он пробовал отпить, жидкость отступала от края — как в аду, где грешников дразнят влагой, а пить не дают. Проснулся под вечер, измерил температуру, так и есть — тридцать девять и три. Поднялся с постели, долго перебирал в настенном шкафчике разные порошки и таблетки, наконец нашел анальгин и пирамидон. Проглотил две таблетки, запил кипяченой водой из стакана, который наполнил из чайника и поставил на табуретку возле кровати. На удивление, при такой температуре не болела голова, лишь глухо бухало где-то в затылке. Есть не хотелось. Не чувствовалось и тепла в доме. Превозмогая себя, натянул ватник, надел валенки, шапку и натаскал из сарая дров. Затопил печку и, обессиленный, прилег…

Дальше явь перемешалась со сном: вдруг возникла из ничего Ирина Тихоновна. В руке она держала стакан с водой, он тянулся к нему, умолял дать попить, но бывшая жена погрозила ему пальцем и выплеснула воду в печку. Вся комната наполнилась горьким дымом, он щипал глаза, лез в горло, вызывая кашель. Ирина исчезла, а вместо нее возникла Виолетта Соболева. Он уехал и даже не попрощался с ней: Виолетта должна была прилететь днем, он прождал ее на аэродроме три часа, но самолет так и не прилетел. Он зашел в диспетчерскую и узнал, что лайнер ремонтируется в Симферополе. Прилетит с экипажем в Ленинград только завтра утром. Настроившись на поездку, Вадим Федорович не стал ждать Виолетту, написал записку, что уезжает в Андреевку, и передал знакомой девушке-диспетчеру, которая рассказала ему про причину задержки.

— Почему ты меня не дождался, Вадим? — спрашивала Виолетта, близко нагибаясь к нему. — Я ведь хотела поехать с тобой. Ничего не сказала тебе об этом? Не догадываешься? Я хотела сделать тебе сюрприз… Ты мне так много рассказывал о своей Андреевке, что я ее уже во сне видела…

Он понимал, что все это мираж, никакой Виолетты здесь быть не могло, но все равно было приятно. На голове лежало что-то прохладное, кроме одеяла был укрыт полушубком, точнее — дубленкой… Откуда здесь взялась дубленка? Причем точь-в-точь такая же, как у Виолетты. Он гладил мех, вдыхал знакомый запах духов и счастливо улыбался… Мелькнула мысль, что нужно бы закрыть трубу, а то все тепло из дома уйдет, но вставать не хотелось. Хотя и конец апреля, но по утрам еще бывают заморозки. Как глупо весной простудиться! И почему ему так не везет? Помнится, лет десять назад вот так же приехал на машине сюда, протопил печь, а вот одеяло, матрас и простыни не просушил и тут же схватил острый полиартрит — пришлось в Климовской больнице три недели валяться… А вдруг и сейчас то же самое? Под одеялом ощупал голени, суставы, повертел головой, пошевелил руками — кажется, нигде ничего не болит…

— У тебя грипп, самый настоящий грипп… — настойчиво лез в уши голос Виолетты. — Проглоти таблетку и запей…

Он послушно все сделал, поражаясь про себя, до чего все во сне отчетливо и реально происходит. Попытался открыть глаза, но веки будто свинцом налились, выпростал руку из-под одеяла и осторожно дотронулся до чего-то мягкого, теплого…

— Кошка… — прошептал он, почему-то испытывая огромное блаженство. — Вот кто мне подаст стакан воды…

— Поспи, милый… — мягко уговаривал голос Виолетты. — Тебе нужно обязательно сейчас поспать, а я тем временем вскипячу чай, я тут нашла банку малинового варенья. Это как раз то, что нужно.

— Говорящая кошка, — улыбался он. Это ему только казалось, что он улыбается: на лице его появилась страдальческая гримаса, а глаза блуждали по потолку, ничего не видя.

— Сорок и семь десятых… — услышал он снова голос Виолетты. — Надо врача вызывать, если через час температура не упадет.

— Дай я тебя поглажу, кошка… — бормотал он, шаря рукой по одеялу.

Проснулся он ночью весь в поту; не открывая глаз, выпил теплый малиновый напиток и снова заснул. Провалился в тяжелый сон, на этот раз без сновидений. А утром проснулся от солнечного луча, пригревшего щеку. Открыл глаза и увидел озабоченное лицо Виолетты. Карие глаза ее чуть-чуть покраснели, золотистые волосы были взлохмачены. Воротник синей рубашки расстегнулся, и шея с крошечной коричневой родинкой молочно белела. Он протянул руку, дотронулся до ее волос, щеки, провел пальцами по лбу.

— Я думал, ты мне приснилась, — сказал он.

— То-то ты меня называл кошкой.

— Кошкой? — удивился он. — Ты — газель, серна, дикая коза, оленуха…

— Оленуха?

— Виолетта, как ты оказалась здесь? Именно в такой момент! Неужели бог есть на свете?

— Бог тебя наказал за то, что ты не дождался меня, — ответила она.

— Виолетта, выходи за меня замуж, — помолчав, очень серьезно предложил он.

— Я и так твоя жена, Вадим…

— Я хочу, чтобы ты всегда была рядом. Понимаешь, всегда!

— Я приготовила тебе куриный бульон, сейчас принесу сюда и буду кормить с ложечки, ладно?

— Еще чего не хватало! — воскликнул он и, сбросив с себя одеяло, спустил ноги с кровати. — Черт возьми, я даже не помню, когда ты меня раздела.

— Ты так потел после чая с малиной… Я нашла в комоде рубашку и такие белые штаны с тесемками…

— Неужели ты никогда кальсон не видела?

— Да вот как-то не доводилось…

— Мой отец их носит… Их еще называют исподниками.

— Надеюсь, когда выздоровеешь, ты не будешь эти самые кальсоны с завязочками носить? Я могу невзначай наступить на них, и ты упадешь… — Глаза ее смеялись, полная нижняя губа оттопырилась.

Откуда ей знать про кальсоны? Теперь молодые люди не носят их, да и продаются ли в магазинах допотопные кальсоны с рубахами, которые носили наши деды и прадеды? Нынешние поколения предпочитают носить модные заграничные гарнитуры…

— Если бы ты знала, как я рад, что ты здесь! — вырвалось у него. — Я все еще не могу поверить в это.

— Ты ночью разговаривал со мной, называл меня то Ириной, то Виолеттой, — сказала она.

— Все правильно. Я люблю тебя и хочу на тебе жениться.

— Давай пока не будем об этом, а? — попросила она.

— Вот времена пошли! — изумлялся он. — Раньше девушки только и ждали этих слов, а теперь и слушать не желают!

— Не все, — заметила она. — Моя подруга мечтает выйти замуж, но ей никто не делает предложения.

— Наверное, уродина?

— В Аэрофлоте не бывает уродин, товарищ Казаков! Пора бы это усвоить.

— Ладно, подавай курицу, — сказал он, почувствовав, что готов целого вола съесть.

Встал, сделал несколько шагов по комнате и чуть не растянулся: наступил ногой на завязки кальсон. Чертыхнувшись, оборвал их, надел поверх спортивные шаровары, всунул ноги в валенки. Голова немного кружилась, но он был счастлив и бодр. Если бы каждый раз его внезапная болезнь заканчивалась так же, как сегодня, он готов был бы болеть не раз в пять лет, а гораздо чаще…

Сидя за машинкой у окна, Вадим Федорович видел старые сосны, водонапорную башню и кусок грунтовой дороги. Меж сосен виднелось приземистое здание вокзала. Местами ржавчина разукрасила белую крышу грязновато-коричневыми пятнами с разводами. С кухни доносились приглушенные голоса Виолетты и Лиды Добычиной.

— …Иван-то и говорит ей: «Не ночевать же вам на вокзале?» И устроил ее у своих родичей. А познакомились на кладбище — эта Жанна Найденова пошла поклониться на могилу к своей бабке, которую и в глаза-то никогда не видела… Хорошенькая из себя, стройная, от покойницы, что ли, Александры Волоковой глаз у нее уж больно светлый, завораживающий… Уж не околдовала ли она нашего Ваню-летчика? Ведь он из себя видный, красивый… Зря моя Лариса не вышла за него замуж. И он после всего этого так и не женился, а мужику тридцать два года. Уже майор. Утром посадил ее на поезд, а сам еще два дня прожил здесь и тоже укатил… Вот что я думаю, девонька, Ванька за ней в Москву поехал… У него еще отпуск не кончился. Говорю же — околдовала его Жанна Найденова. Бабка-то ее Александра умела ворожить…

— А что, это по наследству передается? — В голосе Виолетты — насмешливые нотки.

— Иван-то был по уши влюблен в мою Лариску — дочь от первого мужа, — еще со школы бегал за ней… — продолжала Лида. — Может, осталась бы здесь — и поженились бы, а она после школы укатила к батьке в Москву. Батька-то у нее большой начальник там.

— Я бы здесь тоже долго не смогла жить… — заметила Виолетта.

— А я вот всю жизнь прожила в Андреевке и умру тут, — сказала Лида. — И не надо мне лучшего.

— Каждому свое…

Казаков вспомнил, что Найденов в Западном Берлине говорил: мол, есть у него в России дочь Жанна… Но помнит ли Жанна своего отца-предателя? Когда он сбежал за рубеж, она еще совсем маленькой была. Удивительно, что она вообще прослышала про свою бабку, — ведь Игорь даже фамилию сменил, чтобы никто не узнал, что он сын Карнакова-Шмелева.