Мучная война - Жан-Франсуа Паро

— Зтоило пежать, чтопы зоопщить то, что все уже знают! — обиженно произнесла она.

Сообщение Рабуина подтвердилось, немедленно породив несколько новых версий, позволивших Николя с чистой совестью скрыть свое намерение отправиться в Венсенн. После визита к Анн Фриоп он поедет на улицу Пуарье, чтобы на месте понять, что же там происходит. Только отправится он туда не сразу, а после посещения Венсенна.

У изголовья заключенной сидел доктор Жевиглан. Проспав остаток ночи, девица чувствовала себя значительно лучше, и врач попросил дозволения отправиться к себе, пообещав вечером зайти проведать пациентку. Девицу облачили в платье, больше смахивавшее на монашеское одеяние, под голову положили подушку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся свернутой мужской одеждой, которая была на ней прежде. При виде Николя Анн Фриоп испугалась.

— Мадемуазель, — произнес комиссар, — я с удовлетворением отмечаю, что вы чувствуете себя значительно лучше. Мне надо задать вам несколько вопросов. Ваш друг признался, что вечером в воскресенье он следил за Камине, который, как мне известно, шантажировал вас самым отвратительным образом.

Она, похоже, вздохнула с облегчением.

— Тем не менее вы и ваш друг по-прежнему числитесь среди подозреваемых в убийстве мэтра Мурю, а ваш друг, похоже, еще и среди возможных убийц Камине. Этот субъект угрожал вам, и есть свидетели, видевшие, как Парно склонился над его телом.

Двигаясь на ощупь, Николя позволил себе несколько изменить истину. Ответ последовал незамедлительно.

— Это все ложь, он к нему не приближался.

Он решил не прерывать ее взволнованную речь.

— Нет, он к нему не приближался, — повторила она тише, — и я могу это подтвердить.

— Он сам вам об этом сказал?

Ее бледное лицо залилось краской, и она расплакалась. Ему стало жаль бедную девушку, не видевшую конца своим несчастьям.

— Да.

— В таком случае это всего лишь слова, не подтвержденные доказательствами, а потому не имеющие силы. Так что Парно по-прежнему остается одним из подозреваемых.

Она закашлялась.

— Я была там… я там… была… шла следом за Парно, когда он пошел по улице… Опасаясь худшего, я притворилась спящей, а сама выскочила следом за ним!

— И он вас не заметил?

— Нет. По возвращении мне не удалось ни догнать его, ни перегнать. Шел дождь. Так что я вернулась после него. Он с ума сходил от беспокойства. Мне пришлось ему во всем признаться.

— Потом вы пошли к Мурю?

Она со страхом глядела на него.

— Нет, господин Николя. Мы легли спать. Чтобы как обычно, в назначенный час прийти в пекарню.

— Помните, мадемуазель, все ваши слова мы тщательно проверим. Мне очень хочется вам верить, и я надеюсь получить доказательства вашей правдивости.

— Что с моим другом?

— Он тревожится за вас; успокойтесь, я сообщил ему о вашем состоянии.

Он вышел из камеры. Каждое новое показание, словно лист карточного домика, опиралось на предыдущее. Достаточно одного ложного признания, и все сооружение рушилось, ставя под сомнение с трудом выстроенную версию. Взяв фиакр, он, чтобы обмануть слежку, если таковая имелась, велел везти его на площадь Руаяль. Там он попросил высадить его и, велев кучеру ждать на углу улиц Эгу и Сент-Антуан, прогулочным шагом дважды обошел площадь, дошел до улицы Эшарп, вошел в церковь Сент-Катрин, прошел ее насквозь и вышел через боковой придел; оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, он отправился к ожидавшему его фиакру. Прибыв в Венсенн, он попросил кучера подождать его неподалеку от крепости, а сам, избрав сложный и извилистый путь, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, пешком отправился в крепостной замок.

Вход в крепость преграждали два подъемных моста: мост поуже предназначался для пеших посетителей, мост пошире — для экипажей. Далее ему пришлось пройти через трое хитроумных ворот. Предъявив удостоверяющую его полномочия бумагу подозрительному привратнику и приданному ему в помощь часовому, он очутился во дворе перед высоким донжоном, напомнившим ему башню Элвен, старинную бретонскую крепость. В свое время он вместе с отцом, маркизом де Ранреем, часто охотились на волка неподалеку от ее мощных стен. Глубокий сорокафутовый ров, окружавший тюремный замок, делал его неприступным. Донжон насчитывал шесть этажей и четыре угловые башни. Доступ в крепость преграждали три расположенные друг за другом двери. Привратник провел его в большой зал первого этажа, где ему пришлось довольно долго ждать. Наконец появился разъяренный комендант, громко выражавший свое неудовольствие дерзким посетителем, побеспокоившим его в начале обеда. Ознакомившись с распоряжением Ленуара и придирчиво оглядев печать, он уставился на подателя бумаги. Наконец, решив исполнить приказ, он тем не менее заявил, что, согласно инструкции, намерен присутствовать при свидании, ибо речь идет о государственном преступнике. Комендант вел себя столь настырно, что Николя пришлось пригрозить ему карами высшего начальства, если тот немедленно не прекратит препятствовать комиссару исполнить поручение начальника полиции. Ружмон недовольно отступил.

По темным лестницам и узким проходам его провели до самой камеры. Подступавший к горлу запах плесени и каменной соли напомнил ему, как кто-то сравнил воздух в тюремных застенках с мышьяком. В камеру также вели три двери, все три с тяжелыми железными засовами и двумя замками, запиравшимися на три поворота ключа. Решительно, подумал Николя, в Венсенне с узниками обходятся гораздо более сурово, чем в Бастилии. Двери открывались в противоположные стороны. Первая преграждала проход во вторую, а вторая — в третью. Процедура отпирания дверей сопровождалась скрежетом, скрипом и жалобными воплями дверных петель.

Войдя в камеру, он сначала ничего не увидел. После кромешного мрака коридора слабый свет, падавший в окошко, забранное тройной решеткой, ослепил его. Когда глаза его привыкли к скудному освещению, он увидел, что находится в комнате с высоким сводчатым потолком; высота помещения была раза в три больше его ширины. В глубине, возле стены, на деревянном лежаке, напоминавшем ящик, сидел узник; зябко кутаясь в обтрепанный плащ, сквозь дыры которого виднелись болтавшиеся на шее остатки галстука, он пристально и испытующе взирал на визитера. Из-за длинных волос и бороды, скрывавших бледное исхудавшее лицо, возраст узника не поддавался определению. От ручных кандалов к вделанным в стену кольцам тянулись цепи. Цепь на правой ноге крепилась к массивному железному кольцу, торчавшему прямо из пола. Перемещался узник явно с большим трудом и в ограниченном пространстве.

Пока надзиратель закрывал скрипучие двери камеры, мужчины рассматривали друг друга. Николя торопливо соображал, как ему лучше приступить к разговору, одновременно ругая себя за то, что не поразмыслил над этим по дороге. В конце концов он решил не лгать, не давать ложных надежд и объяснить свой визит служебной необходимостью.

— Сударь, — начал Николя, — мое имя барон д’Эрбиньяк…

Он не лгал, такое имя действительно носили земли, принадлежавшие сеньорам де Ранрей.

— …король поручил мне осмотреть тюрьмы и посетить заключенных, содержащихся там без суда и следствия.

Узник окинул его скептическим взором.

— Интересно, с чего это король после шестидесяти лет правления вдруг заинтересовался своими тюрьмами! Сударь, я ничего ни от кого не жду, а потому могу всего лишь выслушать вас.

Николя сообразил, что узник не знает о смерти Людовика XV и о восшествии на престол Людовика XVI.

— Как долго вы сидите в этой тюрьме?

— Вот уж, действительно, верно сказано: сижу! Семь лет, сударь, не считая одиннадцати месяцев в Бастилии! И ни там, ни тут никто не удосужился мне сообщить, почему я здесь, что, полагаю, вам прекрасно известно, равно как и известна истинная причина моего заточения, коя не только не оправдывает меня, но и делает мне честь.

— И что это за причина? Я буду вам весьма признателен, если вы мне ее изложите.

— В 1768 году я совершенно случайно раскрыл отвратительный заговор, составленный — если судить по ее целям — поистине дьявольской лигой. Иными словами, я обнаружил заговор против короля и всей Франции.

Постепенно возбуждаясь, он попытался воздеть руки к небу, но цепи со звоном воспрепятствовали этому движению.

— О какой лиге идет речь? И о каком заговоре? Что вы имеете в виду? Вы уверены в своих словах?

— Слава Богу, если эта лига более не существует! Собственно, чтобы помешать ее разоблачению, меня и упрятали в темницу.

— И кто же был подстрекателем?

Многозначительно взглянув на Николя, Лепрево де Бомон[39] похлопал рукой по деревянному лежаку, приглашая его присесть рядом. Комиссар принял приглашение. В нос ему немедленно ударила вонь, подобная той, что исходит от запертых в клетках животных.