Толкование на Евангелие от Иоанна - Иоанн Златоуст

Нелишне сказать, откуда произошли самаряне, потому что вся эта страна называется Самариею. Откуда же самаряне получили свое название? Сомором называлась гора по имени ее владельца, как и Исайя говорит: глава же Ефремови Соморон (Ис. 7, 9). Впрочем, обитавшие там назывались не самарянами, а израильтянами. С течением времени, когда они оскорбили Бога, то, в царствование Факея, Феглаффеласар, пришедши, взял многие города, напал на Илу, умертвил его и царство его отдал Осии. На Осию напал Салманассар, взял другие города, сделал их себе подвластными и обложил данью. Осия сначала уступил, потом отложился от его власти и прибегнул к помощи ефиоплян. Ассирийский царь, узнав об этом, пришел с войском, победил израильтян и, для отвращения новых восстаний, уже не позволил им оставаться в стране той, а отвел их в Вавилон и Мидию; а оттуда из разных мест вывел другие племена и поселил в Самарии, чтобы на будущее время обезопасить свою власть в этой стране, занятой уже верными ему жителями. Тогда Бог, желая показать Свою силу и то, что Он предал израильтян не потому, чтобы они были бессильны, но за грехи их, насылает на варваров львов, которые делали зло всему народу. Извещенный об этом, царь посылает некоего священника[35] преподать им Закон Божий. Но и тогда они не оставили совершенно своего нечестия, а только отчасти, и уж впоследствии времени, отвергнув идолов, начали чтить истинного Бога. Между тем иудеи, возвратившиеся, наконец, из плена, возымели ненависть к ним, как иноплеменникам и своим врагам, и по имени горы стали называть их самарянами. Немалая вражда с ними у иудеев происходила и оттого, что самаряне принимали не все книги Священного Писания, а только книги Моисеевы и не много придавали важности пророкам. Они же, со своей стороны, старались уравнять себя в благородстве происхождения с иудеями, хвалились своим родом от Авраама и считали его своим предком, так как он происходил из Халдеи, а Иакова, как его потомка, называли своим отцом. Но иудеи гнушались ими, как и всеми иными народами; потому-то и Христа они поносили именем самарянина, когда говорили: Самарянин еси Ты и беса имаши (Ин. 8, 48). По той же причине и Христос в притче о шедшем из Иерусалима в Иерихон вводит самарянина, оказавшего ему милосердие (см.: Лк. 10, 37), – человека, по мнению иудеев, низкого, презренного, гнусного; также и в числе десяти прокаженных называет одного иноплеменником (а это был самарянин); да и Сам заповедал ученикам Своим: на путь язык не идите и во град Самарянский не внидите (Мф. 10, 5).

3. Но евангелист напомнил нам об Иакове не дая того только, чтобы отметить историю страны, но чтобы вместе показать потерю этого места для иудеев, уже давно сбывшуюся, так как уже во времена праотцев их язычники владели вместо них этим местом. Чем праотцы их владели, хотя то и не было их собственностию, то они по нерадению и беззаконию потеряли, хотя это уже было их собственностию. Так, нет никакой пользы происходить от хороших предков, когда потомки не похожи на них. Варвары, чтобы только избежать большей беды, тотчас обратились к иудейскому богопочтению; а иудеи, и потерпев столько наказании, не вразумились. Итак, в эту страну пришел Христос, который всегда отвергал жизнь изнеженную и прихотливую, а проводил жизнь многотрудную и стеснительную. Он не употреблял подъяремных животных, но Сам путешествовал так спешно, что и утомлялся от пути. Да и при всяком случае Он внушает нам делать все самим, не иметь ни в чем излишества и не требовать многого. Он желает нам быть до того чуждыми всякого излишества, чтобы и в самом необходимом многое сокращать, потому и говорил: лиси язвины имут, и птицы небесныя гнезда: Сын же Человеческий не имать, где главы подклонити (Мф. 8, 20). Таким образом, Он очень часто проводил время в горах и в пустынях, не только днем, но и ночью. Провозвещая это, и Давид сказал: от потока на пути пиет (Пс. 109, 7), показывая простоту Его образа жизни. То же показывает здесь и Иоанн: Иисус же, утруждся от пути, седяше тако на источнице: бе же яко час шестый. Прииде жена от Самарии почерпати воду. Глагола ей Иисус: даждь Ми пити. Ученицы бо Его отшли бяху во град, да брашно купят (Ин. 4, 6–8). Из этого мы узнаем, как усиленны были Его путешествия, как Он не заботился о Своем пропитании и только мимоходом занимался этим делом. Так научились и ученики Его удовлетворять свои потребности: они не носили с собою дорожных припасов. На это указывает и другой евангелист, говоря, что когда Христос сказал о квасе фарисейском, то ученики думали, что не принесли с собою хлебов. Когда Христос водил с Собою учеников алчущих, срывающих и едящих колосья, также когда говорится, что Сам Он, чувствуя голод, пришел к смоковнице, то этим всем Он не чему-нибудь другому научает нас, как презирать чрево и служения ему не считать достойным заботы. Посмотри и здесь: они не принесли с собою ничего и, однако ж, не имея с собою пищи, не заботились о ней заранее или с начала дня, но пошли купить ее в то время, в которое обыкновенно все уже обедают. А мы, как только встаем с одра, заботимся об этом прежде всех других дел, призываем поваров и служителей трапезы и с большою заботливостию отдаем им приказания; а после того уже приступаем к другим делам, всегда, однако ж, заботясь о житейском преимущественно перед духовным, и то, что нужно бы считать излишним, признавая необходимым. Так-то все делается у нас превратно. Между тем следовало бы обращать все внимание на духовные дела и, уже исполнив их, приниматься за житейские.

Далее, из этого видно не только терпение Христа в трудах, но и удаление от пышности. Он не только утомился и сел на пути, но и остался один, а ученики Его ушли. Конечно, если бы Он пожелал, то мог бы или не всех учеников посылать, или, по удалении их, иметь при себе других служителей; но Он не хотел этого, а таким образом и учеников приучал презирать всякую пышность. Что же важного, скажет кто-нибудь, что они жили скромно, будучи рыбарями и скинотворцами? Правда, они были рыбари и скинотворцы, но они внезапно воспарили в высоту Небес и сделались важнее всех царей, удостоившись быть собеседниками Владыки вселенной и следовать повсюду за этим дивным Учителем. Вы знаете и то, что люди из низкого состояния, достигающие почестей, легче увлекаются высокомерием, неблагородно пользуясь почестями. Итак, Христос, желая утвердить учеников Своих в неизменном смиренномудрии, учил их во всем умерять себя и ни в каком случае не требовать прислужников. Сам Он, как говорит евангелист, утруждая от пути, седяше тако на источнице. Видишь, Он сел от усталости и жары и для того, чтобы дождаться учеников. Знал Он, что должно было случиться у самарян, но не для того, главным образом, пришел сюда. А хотя и не для этого пришел, однако не имел нужды отгонять пришедшую жену, показавшую так много усердия к Его учению. Иудеи Его гнали, тогда как Он именно к ним пришел, а язычники привлекали к себе и тогда, когда Он шел в иные места. Те ненавидели Его, а эти веровали в Него; те негодовали, а эти удивлялись и поклонялись Ему. Что же? Ужели надобно было пренебречь спасением стольких людей и такую искреннюю ревность оставить без внимания? Это недостойно было Его человеколюбия. Поэтому Он и устрояет все в настоящем случае с свойственною Ему мудростию. Он садится, для отдохновения тела и прохлады, при источнике. Был самый полдень, что и означает евангелист словами: бе же яко час шестый. И седяше тако. Что значит тако? То есть сел не на престоле, не с возглавием, но просто как случилось, на земле. Прииде жена от Самарии почерпати воду.

4. Смотри, как показывает евангелист, что и жена вышла из города для другой цели, – преграждая всякий повод к бесстыдному прекословию иудеев, чтобы кто не сказал, что Он противоречит собственной заповеди, повелев ученикам не входить во град Самарянский, а между тем Сам беседуя с самарянами. Для этого также присовокупляет, что ученицы Его отшли бяху во град, да брашно купят, представляя, таким образом, многие причины беседы Его с женою. Что же жена? Услышав Его слова: даждь Ми пити, она очень разумно обращает слова Христовы в повод к вопросу: како Ты, Жидовин сый, от мене пити просиши, жены самаряныни сущей? Не прикасаютбося Жидове Самаряном (ст. 9). Почему она думала, что Он иудей? Может быть, узнала по одежде или по наречию. Но заметь, как осторожна жена. Если надлежало остерегаться, то Иисусу, а не ей; по ее словам, не самаряне чуждаются иудеев, а иудеи не сближаются с самарянами; однако жена, будучи сама свободна от этого упрека и думая, что другой ему подвергается, не умолчала, но исправляет дело, по ее мнению, не согласное с законом. Может быть, кто-нибудь станет недоумевать, как Иисус просил у нее пить, когда этого не дозволял закон? А если Он еще предвидел, что она не даст Ему пить, то и поэтому не следовало просить. Что сказать на это? То, что для Него Самого нарушение подобных обычаев было делом безразличным. Кто других вел к нарушению иудейских правил, Тот тем более Сам мог нарушать их. Не входящее во уста, говорил Он, сквернит человека, но исходящее изо уст, то сквернит человека (Мф. 15, 11). Между тем беседа Его с женою могла быть немалым осуждением для иудеев, потому что Он многократно привлекал их к Себе и словами и делами, но они не последовали Ему. А посмотри, как жена увлекается простым вопросом. Сам Он не вступал на это дело, на этот путь[36], но не препятствовал, если к Нему кто обращался. Хотя Он и говорил ученикам: во град Самарянский не внидите, но не повелевал отгонять приходящих. Это слишком было бы недостойно Его человеколюбия. Поэтому Он и отвечает жене и говорит: аще бы ведала еси дар Божий, и Кто есть глаголяй ти: даждь Ми пити, ты бы просила у Него, и дал бы ти воду живу (ст. 10). Прежде всего показывает, что она достойна Его слушать, а не должна быть отвергнута, потом уже открывает Себя; она же, как только узнала, Кто Он, тотчас готова была и повиноваться, и внимать Ему, чего нельзя сказать о иудеях. Они, даже и узнав Его, ни о чем не спрашивали Его, не имели желания научиться от Него чему-либо полезному; напротив, поносили Его и отгоняли от себя. Но вот жена, услышав Его слова, смотри, с какою кротостию отвечает Ему: Господи, ни почерпала имаши, и студенец есть глубок; откуда убо имаши воду живу? (ст. 11). Сейчас видно, что Христос отклонил уже ее от низкого о Нем понятия, от мысли, что Он один из обыкновенных людей. Она здесь не просто называет Его Господом, но в знак особенного уважения к Нему А что она по уважению это сказала, видно из последующей беседы. Она не шутит, не насмехается, а только недоумевает. А что она не скоро все поняла, не удивляйся. Ведь не понял и Никодим. Что он говорил? Како могут сия быти?(3, 9). Како может человек родитися, стар сый? И еще: едаможет второе внити во утробу матере своея и родитися? (3, 4). Но жена говорит с большею скромностию. Господи, ни почерпала имаши, и студенец есть глубок; откуду убо имаши воду живу? Иное говорит ей Христос, а иное она разумела. Не слыша от Него ничего более сказанных слов, она и не могла помыслить ничего возвышенного, хотя и могла сказать Ему смело: если бы Ты имел воду живую, то не стал бы просить у меня воды, а Сам бы прежде Себе дал ее; а теперь Ты только тщеславишься. Но ничего подобного она не сказала, а как сначала, так и после отвечала Ему с великою скромностию. Сначала она говорит: како Ты, Жидовин сый, от мене пити просиши? – а не говорит так, как бы разговаривала с иноплеменником и врагом: не быть тому, чтобы я дала воды такому человеку-врагу и чуждому нашего рода! И потом, слушая Его возвышенные слова о Себе Самом, что особенно раздражает врагов, она не смеется, не поносит Его, но что говорит? Еда Ты болий еси отца нашего Иакова, иже даде нам студенец сей, и той из него пит и сынове его и скоти его? (ст. 12). Видишь, как она вводит сама себя в именитый род иудеев? Слова ее значат вот что: Иаков пользовался этою водою и никакой другой лучшей и сам не имел, и нам не дал. Таким образом она показала, что уже с первого ответа она возымела мысль о Нем высокую, возвышенную, потому что слова: и той из него пит и сынове его и скоти его не иное дают разуметь, как то, что она имела мысль о лучшей воде, только еще не находила ее и не знала хорошо. Если же выразить яснее то, что она хотела сказать, то будет так: Ты не можешь сказать, что Иаков, давший нам этот источник, сам пользовался другим, потому что и сам он, и дети его пили из этого, а они не пили бы отсюда, если бы имели другую воду, лучшую. Ты и этой воды не можешь достать; а другой, лучшей, Тебе невозможно иметь; разве признаешь Себя Самого большим Иакова. Откуда же Ты имеешь ту воду, которую обещал дать нам? Иудеи не так скромно говорили с Ним, – хотя и с ними Он беседовал об этом же самом предмете и напоминал о такой воде. Но они не приобрели для себя от того никакой пользы. А когда Он упомянул об Аврааме, то они замышляли даже побить Его камнями (см.: Ин. 8, 56, 59). Но не так обращается с Ним жена, а с великою кротостию, среди полуденного зноя, говорит и слушает все с терпением и не думает, подобно иудеям, сказать: беса имать, и неистов есть (10, 20), держит меня у источника, ничего не давая, а только величаясь на словах. Она терпеливо внимает в ожидании найти желаемое.