Английский детектив. Лучшее - Артур Дойл

Рассказ полицейского несколько затянулся, и стрелки на старинных напольных часах показывали четыре сорок пять, когда он закончил. Питер Уимзи с симпатией посмотрел на своего гостя, к которому уже проникся самыми теплыми чувствами. Надо сказать, что алкоголь подействовал на него несколько сильнее, чем на полицейского, потому что он пропустил обед и не поужинал из-за отсутствия аппетита. Однако разум его сохранил ясность. Вино лишь взбодрило его. Он сказал:

— Вам, когда вы смотрели в прихожую через отверстие для почты, было видно какую-нибудь часть потолка или лампы?

— Нет, сэр. Я мог смотреть направо, налево и прямо, но не вверх или вниз. Пола под самой дверью мне тоже не было видно.

— Когда вы смотрели на дом снаружи, свет был только в окошке над дверью. Но когда вы заглянули через щель, все комнаты были освещены, и справа, и слева, и в глубине?

— Совершенно верно, сэр.

— В тех домах, кроме парадных, есть другие входы?

— Да, сэр. Если выйти из тупика и свернуть направо, там чуть дальше будет небольшой переулок, на который выходят черные ходы.

— Похоже, у вас отменная зрительная память. Интересно, другие виды памяти у вас так же хорошо развиты? Можете ли вы, к примеру, сказать, не почувствовали ли вы какой-нибудь необычный запах в одном из тех домов, куда вы заходили? Особенно меня интересуют номера десять, двенадцать и четырнадцать.

— Запах, сэр? — Полицейский закрыл глаза, напрягая память. — Как же, было дело. В десятом доме, где живут две женщины. Там стоял какой-то старый запах. Не могу объяснить… Не лаванда, а то, что женщины кладут в чаши и вазы для запаха: лепестки роз и всяких других цветов… Ароматическая смесь, вот как это называется. Ароматическая смесь. А в номере двенадцатом… Ну, там не было ничего особенного, я только, помню, подумал, что у них должны быть очень хорошие слуги, хотя мы не видели никого, кроме самих хозяев. Пол и обшивка стен — все было начищено до блеска. В них как в зеркало смотреться можно было. Воск и скипидар, подумал я. И, разумеется, тяжелый труд. Короче говоря, чистый дом с хорошим, чистым запахом. Но в четырнадцатом номере было как раз наоборот. Там мне запах не понравился. Там стоял густой, удушливый запах, как будто его слуга жег ладан своим истуканам.

— Интересно! — произнес Питер. — То, что вы рассказываете, наводит на определенные мысли. — Он сложил пальцы и задал последний вопрос, глядя поверх них: — Вы когда-нибудь бывали в Национальной галерее?

— Нет, сэр, — ответил изумленный полицейский. — Никогда туда не заходил.

— Ох, Лондон, Лондон, — посетовал, качая головой, Питер. — Пожалуй, мы, лондонцы, меньше всех знаем о наших великих музеях. Ну да ладно. Как же нам разговорить этих господ? Хм… Думаю, для визита еще рановато. А впрочем, что может быть приятнее, чем с утра, до завтрака, совершить добрый поступок? Чем раньше вы найдете общий язык с вашим сержантом, тем лучше. Так, надо подумать… Да, наверное, это сработает. Вообще-то костюмированные представления — не моя стихия, но привычный ход моей жизни и так до того нарушился, что одним новшеством больше, одним меньше — погоды не сделает. Ждите здесь, а я пока схожу приму ванну и переоденусь. Я могу задержаться, но все равно приходить в гости до шести неприлично, так что ничего страшного.

Мысль о ванне была соблазнительной, но, возможно, не самой лучшей, потому что, как только тело Питера почувствовало горячую воду, его охватила какая-то странная расслабленность. Возбуждение, вызванное шампанским, начало уходить, и он с большим трудом вырвал себя из цепких лап сна. Впрочем, холодный душ вернул ему бодрость.

Выбор одежды заставил призадуматься. Серые фланелевые брюки нашлись быстро, и хоть они были слишком хорошо выглажены для той роли, которую он собирался сыграть, Питер понадеялся, что на это не обратят внимания. С рубашкой вышло сложнее. Их у него имелась целая коллекция, но все они были неброскими и очень элегантными. Какое-то время он склонялся к тому, чтобы надеть белую рубашку с открытым спортивным воротником, но в конце концов остановился на голубой, которую в свое время купил ради эксперимента, но остался ею недоволен. Красный галстук, если бы такая вещь имелась у него в гардеробе, пришелся бы весьма кстати. Поразмыслив, он вспомнил, что видел однажды на шее у своей жены довольно широкий галстук в оранжевых тонах, и решил, что он, если сыщется, подойдет для его целей. На ней он смотрелся довольно мило, на нем же будет выглядеть настоящим уродством.

Он зашел в соседнюю комнату. Было необычно видеть ее пустой. Его охватило странное ощущение. Вот он здесь, в комнате жены, копается в ее вещах, пока она лежит наверху в обществе пары сиделок и совершенно нового человечка, из которого может вырасти что угодно. Он сел перед зеркалом и уставился на свое отражение. Ему казалось, что за эту ночь он каким-то образом изменился, но, глядя на себя, он подумал, что просто выглядит небритым и слегка нетрезвым. Впрочем, именно сейчас это было как раз то, что надо, хотя, конечно, и не украшало отца семейства. В поисках ленты он обыскал все полки туалетного столика. Из них исходил знакомый запах пудры для лица и саше. Он переключился на большой встроенный платяной шкаф: платья, костюмы, полки, полные белья, вид которого заставил его прочувствованно вздохнуть. Обнаружив полку с перчатками и чулками, он почувствовал, что находится на правильном пути, и уже на следующей полке нашел галстуки. Среди них заманчиво поблескивал и искомый оранжевый предмет туалета. Он надел его и с удовольствием отметил, что выглядит в нем совершенно нелепо.

Он вышел из комнаты жены, оставив выдвинутыми все полки, как будто там побывал грабитель. Далее были извлечены на божий свет древний твидовый пиджак деревенского вида, годный разве что для рыбалки в Шотландии, и пара коричневых холщовых туфель. В брюки он вдел ремень, потом после непродолжительных поисков нашел старую мягкую фетровую шляпу неопределимого цвета, после чего снял с ленты шляпы рыболовные мушки и запихнул манжеты рубашки поглубже в рукава пиджака. На этом он решил остановиться, но потом подумал, вернулся в комнату жены и выбрал себе большой шерстяной платок зеленовато-голубого оттенка. Экипировавшись подобным образом, он спустился вниз к констеблю Берту, который крепко спал с открытым ртом и храпел.

Питер почувствовал укол обиды. Он, можно сказать, приносит себя в жертву ради этого полицейского, а у того даже не хватает обычного такта проявить хоть какую-то благодарность. Впрочем, сейчас не было необходимости его будить. Питер громко зевнул и сел рядом…

В половине седьмого их разбудил лакей. Если он и удивился, увидев хозяина в очень странном наряде спящим в гостиной рядом с рослым полицейским, то был слишком вышколен, чтобы признаться в этом даже самому себе. Он просто снял со стола поднос, чтобы унести, и чуть слышное позвякивание бокалов разбудило Питера, который всегда спал очень чутко.

— Это вы, Уильям. Я что, заснул? Который час?

— Без двадцати пяти минут семь, милорд.

— Как раз самое время. — Тут он вспомнил, что лакей спит на верхнем этаже. — Что на западном фронте? Без перемен? Все тихо?

— Я бы не сказал, что тихо, милорд. — Уильям позволил себе слегка улыбнуться. — Молодой мастер около пяти часов несколько оживился. Но в общем, все хорошо, насколько я могу судить по рассказу Дженкин.

— Дженкин? Это младшая из сиделок? Не уходите, Уильям. Не могли бы вы слегка пнуть в бок констебля Берта? Нам с ним надо заняться одним делом.

Мерримэнс-энд пробуждался. Из тупика вышел, позвякивая бутылками, молочник, на верхних этажах начали загораться окна, слуги принялись раздвигать шторы, перед десятым домом горничная уже подметала ступеньки крыльца. Питер оставил полицейского в начале улицы.

— Не хочу появляться здесь в первый раз в официальном сопровождении, — пояснил он. — Подойдете, когда я махну рукой. Кстати, как зовут приятного господина из двенадцатого дома? Мне кажется, он может нам помочь.

— Мистер О’Халлоран, сэр.

Полицейский выжидающе посмотрел на Питера. Казалось, он утратил всякую инициативу и целиком доверился этому гостеприимному и чудаковатому джентльмену. Питер, сунув руки в карманы брюк и небрежно надвинув шляпу на глаза, углубился в улицу. У двенадцатого дома он остановился и осмотрел окна. На первом этаже они были открыты, дом уже не спал. Он взбежал по ступенькам, заглянул в щель для писем и нажал кнопку звонка. Дверь открыла горничная в опрятном синем платье и белом чепце.

— Доброе утро, — сказал Питер, приподнимая потрепанную шляпу. — Мистер О’Халлоран дома? — Звук «р» он произнес твердо, раскатисто. — Я имею в виду младшего мистера О’Халлорана.

— Он дома, — ответила горничная, подозрительно осматривая раннего гостя. — Но еще не встал.