Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

Один из них, говорил Маати про Дома утхайема. Выиграет один. Если Семай не возьмет дело в свои руки и не посадит на трон мужа своей любовницы. Такое нельзя было предугадать. Никакой заговорщик не мог рассчитывать, что Семай влюбится в Идаан, что ее муж попросит у него помощи, что чувство вины и любовь вынудит Семая согласиться. Подобное возникает само по себе и портит идеальные заговоры.

Если вся эта кровь не на совести Оты Мати, то по городу ползает другая гадюка. Убийца совсем лишится рассудка, увидев, что Адра Ваунёги вот-вот заберет у него трон благодаря браку с Идаан и дружбе с поэтом. Если все же виновен Ота Мати, он тем более надеется на место отца. Возвышение Адры поставит под угрозу и его планы.

— Ты слишком много думаешь, — заметил андат.

— Думать не вредно.

— Вы все так говорили, — вздохнул андат.

На церемонии Идаан не было. В ее покоях — тоже. Семай и Размягченный Камень прошли по садам и беседкам, залам и коридорам. Траур не переполнял улицы и башни, как недавний праздник; скупой ритм похоронных барабанов не подхватывали в чайных и садах. Лишь столб дыма, заслоняющий звезды, напоминал о сожжении. Дважды Семай проходил мимо собственного дома, надеясь, что там его ждет Идаан… Тщетно. Она исчезла, как птица, улетевшая в ночь.

Маати оставил старые записи у себя в покоях за ненадобностью. Кайин и Данат были забыты. Теперь поэт разложил на библиотечном столе свежие бумаги — списки Домов утхайема, которые могли бы дать городу нового хая. Рядом лежали свежий брусок туши, новое бронзовое перо и стоял чайник. Чай издавал крепкий, свежий и зеленый аромат. Летний чай в зимнем городе…

Маати налил себе пиалу и подул на светлую жидкость, снова пробегая глазами по списку.

По словам Баарафа, который принял извинения с неожиданной благосклонностью, первым претендентом могло стать семейство Камау. Они вели свою родословную со Второй Империи, владели богатством и пользовались большим уважением. А главное, у них был неженатый сын лет двадцати с небольшим, который весьма заметно продвигался при дворе. Следующие — Дом Ваунани. Не такие богатые и уважаемые, но более безжалостные к противникам. Или же Радаани, которые много поколений строили торговые связи с другими странами, и теперь почти каждая сделка в городе пополняла их сундуки. Радаани считались самыми богатыми в утхайеме, однако с сыновьями у них были сложности. В этом поколении родилось семнадцать дочерей, и на престол хая могли претендовать только глава Дома, его сын — распорядитель семейной торговли в Ялакете, — и шестилетний внук.

И, наконец, Ваунёги. Адра Ваунёги вполне подошел бы на роль хая — не только благодаря молодости и возмужалости, но и потому, что собирался жениться на Идаан Мати. Правда, ходили слухи, что у семейства мало средств и связей при дворе. Маати прихлебывал чай и думал, не вычеркнуть ли их из списка. Один из родов — вероятнее всего, из этих, хотя, возможно, и из менее знатных — подстроил убийство хая Мати. И переложил вину на Оту. Вывез его из тюрьмы, а как только траур кончится…

Когда траур кончится, город придет на свадьбу Адры Ваунёги и Идаан. Нет-нет, нельзя вычеркивать из списка Ваунёги. Очень уж подходящий брак, и заключается вовремя.

Остальные списали все преступления на Оту-кво. За четыре дня с того кровавого утра, когда погибли и хай, и его сын, на охоту отправилась дюжина кавалькад. Утхайемцы искали по предместьям Оту и его сообщников, но пока безуспешно. Теперь Маати оставалось разрешить загадку до того, как Оту найдут. Интересно, догадывается ли кто-нибудь, что поэт работает против всего города? Если виновен кто-то другой… Если бы удалось это доказать… Ота еще успел бы занять место отца. Стать хаем Мати.

И что скажет на это Лиат? Наверное, проклянет свою ошибку: променяла правителя города на полпоэта, которого сама же и бросила.

— Маати… — сказал Баараф.

Поэт вздрогнул от неожиданности и капнул на бумаги чаем. В бледно-зеленой лужице закрутилась тушь. Маати начал промокать записи тряпкой, Баараф зацокал языком и поспешил на помощь.

— Извини! Я думал, ты меня заметил, потому что ты нахмурился!

Маати не знал, смеяться или злиться, и просто принял позу благодарности, пока Баараф дул на еще влажные страницы. Записи почти не пострадали. Даже там, где тушь размазалась, он мог разобрать, что имелось в виду.

Баараф покопался в рукаве и вытащил письмо, концы которого были сшиты зеленой шелковой нитью.

— Вот, принесли только что. Наверно, от дая-кво?

Маати взял письмо. В последний раз он писал даю-кво, что Ота найден и передан хаю Мати. Ответ пришел быстрее, чем он ожидал. Маати перевернул письмо и увидел свое имя, написанное знакомым почерком. Баараф с улыбкой сел напротив, не сомневаясь, что ему рады и непременно прочитают письмо вслух. После извинения Маати библиотекарь, похоже, решил, что имеет полное право на такие выходки. Маати с неудовольствием подозревал, что Баараф скоро будет считать его своим закадычным другом.

Поэт разорвал бумагу по шву, вытащил нить и развернул письмо. Личная печать самого дая-кво. В начале — традиционное обращение, вежливые фразы. Лишь в конце первой страницы дай-кво перешел непосредственно к делу.

Теперь, когда Ота обнаружен и передан хаю, твоя работа в Мати закончена. Разумеется, я уже не могу сделать его поэтом, хоть и ценю твою преданность. Я вполне доволен тобой; не сомневайся, что твоя жизнь изменится к лучшему. Есть много дел, которые человек в твоем положении может выполнять ради общего блага. Обсудим все это после твоего возвращения.

Сейчас самое важное — поскорее уехать из Мати. Мы сослужили службу хаю, и теперь твое присутствие будет излишне подчеркивать, что хай и его наследник не смогли раскрыть заговор без нашей помощи. Поэтам опасно ввязываться в придворные интриги.

По этой причине я призываю тебя в селение. Объяви всем, что нашел в библиотеке желаемые цитаты и повезешь их мне. Ожидаю тебя через пять недель…

Маати не стал дочитывать. Баараф улыбнулся и с откровенным любопытством подался вперед. Маати засунул письмо в рукав. Наступила тишина. Баараф нахмурился.

— Хорошо! Раз ты не хочешь рассказывать, что там, я уважу твое решение.

— Я знал, что ты меня поймешь, Баараф-тя. Ты очень тактичен.

— Не надо мне льстить. Я знаю свое место. Просто я подумал, что ты захочешь с кем-то поговорить. На случай, если там вопросы к знатоку придворных дел вроде меня.

— Отнюдь. — Маати принял позу выражения благодарности. — Там совсем про другое.

Маати долго смотрел на Баарафа с приятной улыбкой. Наконец библиотекарь фыркнул, встал, принял позу прощания и ушел в глубину здания. Маати вернулся к своим записям, но уже не мог сосредоточиться. Просидев пол-ладони в расстроенных чувствах, он тихо собрал бумаги в рукав и ушел.