Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов

А Троцкий в это время звонком вызвал к себе телеграфистку.

— Срочно юзируйте в Пермь командарму-три Берзину, — распорядился он; телеграфистка в кожаной куртке достала блокнот и карандаш. — Текст такой: «Безотлагательно отправьте пароход с вооружённым отрядом для поиска и ареста геологической экспедиции в районе устья реки Белой».

Это решение Троцкий принял мгновенно — едва только Хагелин заговорил о новом месторождении. Игра с Нобелями — прекрасное занятие, однако все козыри должны быть у него.

09

Ночью Ляля пешком дошла от Казани до Арахчинского затона, в караулке растолкала старого бакенщика — связного красных, и тот перевёз её на правый берег Волги. От деревни Печищи разбитая дорога через луга и перелески вела в село Введенское. На полпути Лялю встретил конный разъезд Пролетарской стрелковой дивизии. Ляля сказала, что она политработник Военной флотилии и личный друг Троцкого, и Троцкий её ждёт. Боец уступил Ляле свою лошадь.

Свияжск, ещё недавно ухоженный и уютный, превратился в чудовищный табор. Троцкий собирал здесь армию для штурма Казани. Улицы были забиты обозными телегами, всюду сновали красноармейцы, дымили полевые кухни, для которых сломали все заборы и срубили половину деревьев. Купеческие особняки, старенькие белёные церковки, монастырские корпуса, ремесленное училище и женская гимназия были отданы под солдатский постой.

Ляля не знала, где сейчас находится Троцкий: может, в своём спецпоезде на станции Нижние Вязовые — это в пяти верстах от города? Но откуда-то из-за домов донеслись фальшивые трубы и медные тарелки «Марсельезы», и Ляля улыбнулась, догадавшись, что Лев Давидович непременно на митинге.

Толпа красноармейцев заполнила площадь перед угловатым и кряжистым храмом времён Ивана Грозного. Над шапками и знамёнами торчала гранёная ступенчатая колокольня с куполом. Троцкий стоял на доске, положенной поперёк открытого автомобиля «паккард», а рядом возвышался гипсовый памятник красно-бурого цвета: бесформенный коленопреклонённый человек, срывающий с шеи петлю. На постаменте из брусьев было написано «Иуда».

— Думаете, Иуда — предатель, подлая морда? — кричал Троцкий, словно бы готовый броситься с автомобиля на толпу. — А кто вам это говорит? Попы? Да они сами своего бога давным-давно запрягли как мерина!

Взбудораженная толпа гудела. Троцкий метался и блестел очками.

— Иуда просто взял Иисуса за грудки и сказал ему: тебе с твоими баснями цена в базарный день — тридцать сребреников, больше никакой дурак не заплатит! И сдал чудотворца околоточному, как буяна в трактире!

Толпа недоверчиво смеялась. Троцкий чувствовал себя всемогущим.

— Иуда — первый революционер! Он даже богу не позволил напялить себе на выю верёвку религии! А вы-то почему позволяете, братцы? Вы живёте хуже скота, а попы на ваши деньги вот какие хоромины отгрохали! — Троцкий указал рукой на храм. — И вот какие! И вот! — Троцкий тыкал пальцем куда-то над крышами и липами Свияжска. — Эй ты, в шапке, видишь или ослеп? Отвечай!

Толпа не поняла, у кого Троцкий спрашивает, и каждый решил, что у него.

— Да видим мы всё! — закричали Троцкому. — Долой попов!

Ляля восхищалась талантом и энергией Льва Давидовича. Троцкий не разъяснял, не проповедовал — он нападал, лупил толпу по головам, глумился, и толпе это нравилось. Троцкий ничего не боялся. В нём клокотал напор ярмарочного зазывалы: все чуяли, что их хотят объегорить, но поддавались — весело же, дерзко, ещё посмотрим, кто кого, один раз живём!.. Ляля понимала всю сомнительность аргументации Троцкого, но Троцкого интересовало не просвещение, а побуждение масс. Его правота была поэтической.

Возможно, Ляля и влюбилась бы во Льва Давидовича. Там, в Петрограде, ей нужен был человек, который вытеснил бы Гумилёва. Но надменный Гафиз никогда не боролся за превосходство, потому никто и не мог его превзойти. А Троцкий боролся всю жизнь. И выглядел как уездный счетовод, даже френч и страшный бронепоезд не меняли этого впечатления. И стихов он не писал.

После митинга Ляля в сутолоке потеряла Троцкого, но к ней пробилась девушка в красной косынке и кожаной куртке, подпоясанной ремнём. Лев Давидович возил в своём бронепоезде красивых машинисток и телеграфисток, которых называл «маркитантками половой революции».

— Нарком будет ждать вас в доме Медведева, — зло сообщила девушка.

Дом мещанина Медведева, небольшой деревянный особняк с колоннами, служил свияжской резиденцией Льва Давидовича. Караул пропустил Лялю во двор — её помнили по прежним визитам; на кухне её накормили, и Ляля в ожидании Троцкого заснула в его кабинете на кожаном диване.

Другая «маркитантка» разбудила Лялю почти в полночь.

— Что желаете, Лялечка? Чай? Кофий? Спирт? — за столом весело спросил Лев Давидович. Он по-домашнему был в белой рубашке и офицерских галифе на резиновых помочах. — Впрочем, я вру! Кофия нет, а спирт не рекомендую!

Ляля засмеялась. «Маркитантка» поставила её чашку под кран самовара.

— Я видела вас на открытии памятника, — сказала Ляля. — Вы, Троцкий, как всегда, великолепны. Однако не кажется ли вам, что Иуда — это слишком?

Троцкий задорно сверкнул глазами сквозь стёкла очков.

— Великие свершения производятся великими страстями, Лялечка, — без смущения заявил он. — Стадо не понимает, что значит «террор» или «отделение церкви от государства». А вот Иуда на пьедестале поневоле потрясает!

— Но к чему ведёт это потрясение?

— К освобождению от любых догм!

«Маркитантка» принесла Троцкому тарелку солдатской перловой каши. Троцкий вытащил из кармана галифе платок и протёр оловянную ложку.

— Расскажите же, что у врага выведала наша прекрасная разведчица?

— Увы, ничего, — вздохнула Ляля. — Впрочем, может, кое-что и есть… Белые переводят из Казани в Самару большую группу пароходов. Среди них и вооружённые буксиры, и лучшие товарно-пассажирские суда.

Троцкий опустил ложку.

— Лялечка, вы добыли архиважные сведения!

— Что же в них особенного? — удивилась Ляля.

— Мыслите аналитически, моя богиня! — оживился Троцкий, довольный поводом продемонстрировать свою проницательность. — Неужели вы думаете, что КОМУЧу в Самаре требуются пароходы?

Отнюдь нет, судов там и так до чёрта! Этот рейс нужен для транспортировки чего-то очень ценного!

— Вы намекаете на золотой запас? — тотчас догадалась Ляля.

Командование армии и флотилии знало о потерянном золоте; собственно, только возврат ценностей и объяснял столь долгое присутствие в Свияжске председателя Реввоенсовета республики. Царицын был важнее Казани, однако Троцкий прикатил под Казань, а не в Царицын, потому что потерянное золото предназначалось для выплаты немцам по условиям Брестского мира.

— Лялечка, вы даёте нам шанс спасти революцию! — заявил Троцкий.

Он вскочил и принялся ходить по гостиной. В свете керосиновой лампы длинная тень Троцкого беззвучно перемещалась по стене, оклеенной обоями в цветочек, по задёрнутым на окнах занавескам, по буфету с посудой. Казалось, что это качается огромный маятник, отмеряющий поступь времени.

Троцкий спохватился и оглянулся.

— Останетесь со мной,