Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы - О. Хлевнюк

Ежов подготовил по этому поводу специальную записку[493], и 19 января 1933 г. вопрос был рассмотрен на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б). В принятом решении был установлен новый порядок назначения и смещения руководителей угольных предприятий — управляющих трестами только с разрешения ЦК ВКП(б), их заместителей — приказом наркома тяжёлой промышленности, управляющих шахтами — приказом управляющих трестами и т.д. В целом, ставилась задача добиться, чтобы командный состав работал на одном месте не менее 3–4 лет. Партийным организациям специально поручалось «обеспечить устойчивость руководящего состава угольных предприятий… гарантировав их от всяких наскоков и частых необоснованных снятий с работы во вред и ущерб делу, поставив их в такое положение, как и директоров промышленных предприятий»[494].

В апреле 1933 г. Ежов направил секретарю ЦК ВКП(б) Л.М. Кагановичу докладную о самовольном, без согласования с НКТП и ЦК, снятии местными хозяйственными руководителями и Уральским обкомом партии директоров четырёх металлургических заводов. 7 июня Оргбюро ЦК приняло постановление, в котором отменило эти решения, наказав виновных[495].

На XVII съезде партии Ежов был избран членом ЦК ВКП(б). После съезда он стал членом Оргбюро ЦК, заместителем председателя КПК при ЦК и заведующим промышленным отделом ЦК.

Коренной перелом в судьбе Ежова, как уже говорилось, произошёл после убийства Кирова. Сталин избрал Ежова своим главным помощником в осуществлении планов «политической чистки». Первым поручением такого рода было следствие по делу об убийстве Кирова. Несмотря на отсутствие каких-либо фактов, Сталин приказал разрабатывать версию причастности к убийству Зиновьева, Каменева и их сторонников. Руководители НКВД с недоверием отнеслись к этой версии и фактически попытались саботировать указания Сталина. Тогда сыграл свою роль Ежов. Сталин фактически назначил его своим представителем в НКВД. Ежов вникал во все детали следствия, направляя его в необходимое Сталину русло. Это вызывало недовольство чекистов, не привыкших к подобному контролю. Однако Сталин настоял на своём. На февральско-мартовском пленуме 1937 г. Ежов так рассказывал об этих событиях: «…Начал т. Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: «Ищите убийц среди зиновьевцев». Я должен сказать, что в это не верили чекисты и на всякий случай страховали себя ещё кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит…

Первое время довольно туго налаживались наши взаимоотношения с чекистами, взаимоотношения чекистов с нашим контролем. Следствие не очень хотели нам показывать, как это делается и вообще. Пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Товарищ Сталин позвонил Ягоде и сказал: «Смотрите, морду набьём»…

Ведомственные соображения говорили: впервые в органы ЧК вдруг ЦК назначает контроль. Люди не могли никак переварить этого…»[496].

Ежов выполнил поручение Сталина: следствие по делу завершилось двумя судебными процессами над бывшими оппозиционерами, в том числе над Зиновьевым и Каменевым, которых обвинили в политической ответственности за террористический акт. Назначенный в феврале 1935 г. секретарём ЦК ВКП(б) и председателем Комиссии партийного контроля, Ежов продолжал контролировать НКВД и в тесном контакте с чекистами проводил чистку, известную под названием «проверка и обмен партийных документов».

Сталин в этот период оказывал Ежову особые знаки внимания. Например, 23 августа 1935 г. Сталин переслал Ежову предложения Крупской об обучении взрослых, о публикации её статьи в «Правде» и об организации музея Ленина. «Т. Крупская права по всем трём вопросам, — отмечал Сталин в сопроводительной записке. — Посылаю именно Вам это письмо потому, что у Вас обычно слово не расходится с делом и есть надежда, что мою просьбу выполните, вызовите т. Крупскую, побеседуете с ней и пр.» Ежов не слишком быстро выполнил это поручение, но Сталин остался доволен. «Хорошо, что Вы цепко взялись за дело и двинули его вперёд», — писал он Ежову 10 сентября. Высказав свои замечания о проекте организации музея Ленина, Сталин добавил: «Теперь главное. Вам надо поскорее уходить в отпуск — в один из курортов СССР или за границу, как хотите, или как скажут врачи. Как можно скорее в отпуск, если не хотите, чтобы я поднял большой шум»[497]. Подобные письма, конечно, свидетельствовали не только об особом расположении Сталина к растущему выдвиженцу, но и о том, что пока ещё вождь (хоть и с помпой) поручал ему заниматься относительно второстепенными делами. Впрочем, Ежов едва ли замечал это. Вряд ли ему приходило в голову и то, что забота Сталина о его здоровье имеет сугубо меркантильный характер: Сталин решил использовать Ежова для решения самых грязных политических задач. Набравшийся в отпуске сил, Ежов был брошен на подготовку дела о «троцкистском террористическом подполье» и «объединённом троцкистско-зиновьевском центре».

Здесь повторилась ситуация начала 1935 г. — Сталин использовал Ежова для проталкивания своей версии вопреки определённому противодействию руководства НКВД. Проведя массовые аресты среди бывших сторонников Троцкого, руководство НКВД предлагало предать их суду и расстрелять. Однако Сталин требовал сфабриковать дело об объединённом «троцкистско-зиновьевском центре», который получал директивы о терроре против руководителей ВКП(б) из-за границы от Троцкого. В силу разных причин руководители НКВД отнеслись к этим планам сдержанно, и тогда подготовку дела взял в свои руки Ежов. На февральско-мартовском пленуме Ежов так рассказывал об этом поручении Сталина: «Тов. Сталин правильно тогда учуял в этом деле что-то неладное и дал указание продолжать его и, в частности, для контроля следствия назначили от Центрального Комитета меня. Я имел возможность наблюдать всё проведение следствия и должен сказать, что Молчанов (начальник секретно-политического отдела НКВД, который занимался «контрреволюционными делами». — О.Х.) всё время старался свернуть это дело…» Поскольку Молчанова поддерживал нарком внутренних дел Ягода, Сталин решил действовать через заместителя Ягоды Агранова и дал соответствующее поручение Ежову. Несколько месяцев спустя Агранов на совещании в НКВД сообщил подробности этой истории: «Ежов вызвал меня к себе на дачу. Надо сказать, что это свидание носило конспиративный характер.

Ежов передал указание Сталина на ошибки, допускаемые следствием по делу троцкистского центра, и поручил принять меры, чтобы вскрыть троцкистский центр, выявить явно невскрытую террористическую банду и личную роль Троцкого в этом деле. Ежов поставил вопрос таким образом, что либо он сам созовёт оперативное совещание, либо мне вмешаться в это дело. Указания Ежова были конкретны и дали правильную исходную нить к раскрытию дела»[498].

Результатом этой деятельности Ежова был первый «большой московский процесс» над Каменевым, Зиновьевым и другими бывшими оппозиционерами. Все они были расстреляны.

С энтузиазмом участвуя в фальсификации дела «объединённого троцкистско-зиновьевского центра», Ежов всё глубже вникал в чекистские дела. Пока трудно сказать, готовил ли Сталин Ежова на место Ягоды или собирался ограничиться игрой на противоречиях между наркомом внутренних дел и куратором НКВД от ЦК. Однако в конце августа, на завершающем этапе суда над Каменевым и Зиновьевым произошли события, которые делали более вероятной замену Ягоды.

После того как Каменев и Зиновьев дали на суде показания о своих связях с «правыми» — Бухариным, Рыковым и Томским, и было официально объявлено, что эти показания начала расследовать прокуратура, М.П. Томский 22 августа покончил жизнь самоубийством. В своём предсмертном письме на имя Сталина Томский отрицал показания осужденных. «Я обращаюсь к тебе не только как к руководителю партии, но и как к старому боевому товарищу, и вот моя последняя просьба — не верь наглой клевете Зиновьева, никогда ни в какие блоки я с ними не входил, никаких заговоров против партии я не делал…» — писал Томский Сталину[499]. Заканчивалось письмо неожиданным постскриптумом: «Если ты хочешь знать, кто те люди, которые толкали меня на путь правой оппозиции в мае 1928 года — спроси мою жену лично, только тогда она их назовёт»[500].

Приехавший на дачу Томского, где произошло самоубийство, начальник секретно-политического отдела НКВД Молчанов получил это письмо. Однако людей, о которых шла речь в постскриптуме, жена Томского называть Молчанову отказалась. Письмо Томского было переправлено Сталину, а на свидание с женой Томского Каганович и Орджоникидзе, остававшиеся «на хозяйстве» в Политбюро, послали Ежова. Ежову удалось узнать, что Томский имел в виду Ягоду, который якобы «играл очень активную роль в руководящей тройке правых, регулярно поставлял им материалы о положении в ЦК и всячески активизировал их выступления». Вернувшись в ЦК, Ежов доложил об этом ожидавшим его Кагановичу и Орджоникидзе. Сначала было решено, что Ежов должен поехать к Сталину на юг и лично доложить ему о текущих делах. Некоторое время спустя, возможно, после совета со Сталиным, Каганович поручил Ежову не ездить к Сталину, а составить письменный отчёт.