Праведник поневоле - Мэдлин Хантер

– Если вы не пьете крепких напитков, нынешний вечер не лучшее время, чтобы начинать.

– Раз уж я одета подобным образом, думаю, один бокал портвейна мне абсолютно необходим.

– Что ж, раз вы настаиваете… Но только один, и очень маленький. Не хочу, чтобы вы обвиняли меня в том, будто я споил вас.

– Вы бы никогда этого не сделали, я в этом уверена.

Не сделал бы?

«Маленькую булочку и ломтик ветчины оставлю на потом», – сдержала себя Бьянка и тотчас продолжила разговор:

– С чего все началось? Я имею в виду фабрику.

– Управление фабрикой – одна из обязанностей, доставшаяся мне в наследство от брата, а он начал дело в ответ на вызов.

– Вызов?

– Вызов, брошенный вашим дедом. Между Адамом Кенвудом и моим братом завязалась крепкая дружба, несмотря на существенную разницу в возрасте, в положении и убеждениях. Милтон находил Адама интересным человеком, с умом острым, как лезвие меча, очень честолюбивым и очень умным. Вы многое унаследовали от него. Как-то Милтон сказал, что Адам удивительным образом контрастирует с философскими теориями, которыми была полна его жизнь.

– Так значит, Милтон покинул имение, чтобы трудиться на фабрике?

– Четыре года назад в Манчестере демонстрация рабочих, названная впоследствии Питерлоо[10], закончилась кровопролитием. Гибель людей потрясла брата. Милтон был не настолько слеп, чтобы не видеть происходящих в стране глубоких перемен. Они с Адамом горячо спорили по поводу правомерности происходящего на новых производствах, и Милтон считал, что проблема коренится в характере людей, которые руководят этими производствами. Он считал, что наиболее нравственные из них, не испорченные жаждой наживы, могли бы способствовать улучшению условий труда и тем самым в значительной степени стабилизировать обстановку в рабочей среде. Адам бросил брату вызов: он предложил ему стать совладельцем новой фабрики и на деле доказать свою правоту, полностью взяв на себя руководство.

– Похоже, этот вызов был хитрой уловкой, повлекшей за собой немалые расходы. Я так и вижу их, ведущих постоянные дискуссии по любому поводу. Они отличались друг от друга, как небо от земли, и, думаю, каждый испытал на себе влияние другого. Ваш брат убедил моего деда в аморальности дела, на основе которого тот начал создавать свой капитал, а Адам раскрыл вашему брату глаза на чрезмерную идеалистичность некоторых его идей.

При упоминании о занятии деда работорговлей Бьянка вздохнула; ее глаза, обращенные на Верджила, излучали благодарность за так кстати переданную им информацию об искуплении Адамом своего греха.

– Приняв вызов, брат очень рисковал. Финансовое положение семьи уже тогда пришло в ужасное состояние, но Адам ссудил ему большую часть суммы и помог советами. Однако в общем и целом брату приходилось вести дело самому. Для Милтона, без сомнения, все это было великим экспериментом, и он рассчитывал на деловую хватку Адама, которая не даст предприятию заглохнуть.

– А может, это вовсе не безрассудство со стороны Милтона, а попытка спасти семью…

– Если так, то он поступил верно. Взять на себя руководство фабрикой в финансовом отношении оказалось единственным разумным решением, какое он когда-либо принимал. Не без помощи Адама фабрика стала приносить прибыль. Так Милтон стал первым мистером Кларком. Полагаю, взяв себе новое имя, он и вправду сделался другим человеком.

– Потом, когда Милтон умер, брат мистера Кларка, коим являетесь вы, унаследовал его долю. С этого началась ваша двойная жизнь, и вы стали управляющим фабрикой, так?

– После смерти брата я начал регулярно ездить в северное имение и, постигая азы дела, неотступно следовал советам вашего деда. Теперь, наконец, я могу принимать решения самостоятельно. Всегда очень важно самому непосредственно вникнуть в дело. В общем, мне не о чем жалеть: доход с фабрики спас нас от разорения.

К тому же пребывание в Манчестере в качестве мистера Кларка оказалось небесполезным – мистер Кларк мог появляться в таких местах и слышать то, что виконту Леклеру недоступно. К примеру, мистеру Кларку гораздо легче разузнать, стоит ли искать ключ к разгадке самоубийства Милтона в Манчестере, куда тот частенько наведывался, а также в среде политических радикалов, взгляды которых Милтон разделял.

Бьянка подалась вперед, опершись локтем о стол и подперев рукой подбородок. В ее задумчивых глазах отражалась работа тонкого, проницательного ума, и внезапно Верджил ощутил потребность поделиться с ней этими соображениями. Он очень жалел, что не может этого сделать.

– Вы говорите, фабрика помогла вам пережить трудные времена. Почему же вы не продадите ее теперь? Предложение мистера Джонстона и мистера Кеннеди остается в силе. Вы можете избавить себя от необходимости продолжать обман.

– У Джонстона и Кеннеди самая скверная фабрика в Лидсе. Наша по сравнению с ней сущий рай, даже притом, что и здесь жизнь рабочих пока не сахар. Продав фабрику, я лишил бы надежды на сколько-нибудь пристойное существование работающих на ней людей.

Мортон, где-то раздобыв несколько маленьких пирожных, поставил их на стол, и Бьянка взяла одно из них. Показав ровные белые зубки, она очень аккуратно надкусила его, но сахар все равно остался у нее на губах. Все еще занятая своими мыслями, она машинально слизнула кристаллики языком, но несколько из них остались, соблазнительно поблескивая, словно бы маня Верджила закончить за нее работу.

– Вы могли бы продать ее кому-то еще, полагаю, в Англии можно найти порядочных фабрикантов.

– Вы правы. Вероятно, я мог бы так поступить.

– Но вы не хотите.

Проницательность этой женщины заслуживала восхищения… и в то же время казалась опасной.

– Не хочу.

Бьянка откинулась на спинку стула, обдумывая ответ виконта. Наконец она улыбнулась, как будто узнала то, что ей требовалось.

– А теперь, можно мне портвейна?

– Я держу его в библиотеке.

Они прошли через холл в библиотеку. Верджил заметил, что панталоны на талии у Бьянки подвязаны шнуром от портьер, который она позаимствовала из спальни. Рукава его белой рубашки были ей чересчур широки, а вырез казался слишком открытым, даже несмотря на надетый поверх рубашки жилет.

Верджил вдруг вообразил Бьянку без одежды, в одной этой большой, свободной на груди рубашке, достающей ей только до бедер и едва касающейся ее тела.

Мортон разжег в камине огонь, и Бьянка опустилась на край дивана, а Верджил протянул ей бокал портвейна. Сам он устроился в кресле напротив в ожидании, когда же она наконец приступит к переговорам: ведь в итоге именно за этим она спустилась к ужину.