Жизнь древнего Рима - Мария Сергеенко

Лощина между Палатином и Авентином была словно самой природой создана для бегов: эта низинка по размерам своим (600 м длиной, 150 м шириной) вполне годилась для конских ристаний, а склоны холмов были естественным амфитеатром, на котором стоя и сидя располагались зрители. Предание приписывало то ли Тарквинию Старшему, то ли Тарквинию Гордому (существовало две версии) выбор этого места для бегов (за ним навсегда утвердилось название Большого Цирка) и превращение склонов Авентина и Палатина в некоторое подобие настоящего амфитеатра (Liv. I. 35. 8–9). Первые, однако, точные сведения об этом цирке датируются 329 г. до н. э. Ливий рассказывает, что в этом году на одной из открытых сторон долины впервые были выстроены стойла (carceres), из которых выезжали колесницы (VIII. 20. 1), и Энний, писавший лет сто спустя, сравнивал напряженное внимание, с каким товарищи Ромула и Рема ожидали исхода их гадания, с жадным интересом зрителей, не спускавших глаз с раскрашенных ворот этих стойл (они были, следовательно, деревянные), откуда вот-вот вылетят лошади.

Долина цирка в какие-то очень отдаленные времена была центром аграрных культов; здесь стояли жертвенники и святилища разных божеств, покровителей земледелия. Во время бегов эти храмики обносили деревянной загородкой, вокруг которой и неслись колесницы. В начале II в. до н. э. арену разделили пополам продольной каменной площадкой (spina), на которую подняли эти алтарики и часовенки и поставили еще изображения различных божеств. В 182 г. до н. э., накануне праздника Парилий (21 апреля, день этот считался днем основания Рима), «почти в середине дня поднялась жестокая буря… и в Большом Цирке перевернуло статуи и колонны, на которых они стояли» (Liv. XL. 2. 1). Прошло, однако, целых восемь лет, прежде чем занялись поправкой и устройством цирка. Текст Ливия, где говорится об этом, испещрен пропусками (XLI. 27. 6), но ясно, что были отремонтированы или отстроены заново стойла, сооружен своеобразный «аппарат» для счета туров; с обоих концов площадки (spina) поставлены тумбы (metae), вокруг которых заворачивали колесницы, и устроены клетки для зверей (в цирке иногда бывали звериные травли). В 55 г. до н. э., например, Помпей устроил в цирке сражение со слонами; с ними должен был биться отряд гетулов (африканское племя). Двадцать огромных животных, взбесившись от боли, непривычной обстановки и воплей толпы, повернули и «попытались убежать, сломав железные решетки (они отделяли арену от рядов, где сидели зрители, — М. С.) не без вреда для народа» (Pl. VIII. 20–21). Цезарь, чтобы обезопасить зрителей, велел прокопать вокруг арены широкий ров, который наполнялся водой.

Окончательное устройство Большой Цирк получил при Августе, который, может быть, только довершил то, что осталось незаконченным после Цезаря. К этому времени (7 г. до н. э.) относится описание его у Дионисия Галикарнасского (III. 68). На обеих длинных сторонах и на одной короткой, полукруглой, были устроены в три яруса сиденья для зрителей; в нижнем ярусе они были каменные, в двух верхних — деревянные. Вокруг цирка шла одноэтажная аркада, где помещались различные лавки и мастерские и где в толпе сновало много подозрительных фигур, рассчитывавших на поживу; среди них не последнее место занимали дешевые предсказатели — «астрологи из цирка», как их пренебрежительно обозвал Цицерон (de divin. I. 58. 132) и к бормотанью которых не без интереса прислушивался Гораций во время своих праздных и счастливых прогулок по Риму (sat. I. 6. 113–114). Крыши над этим огромным пространством не было, но в защиту от солнца можно было натягивать над зрителями полотно. Против полукруглой стороны расположены были по дуге carceres: двенадцать стойл, из которых выезжали колесницы и которые открывались все разом. Посередине между стойлами находились ворота, через которые входила торжественная процессия (pompa; отсюда porta Pompae), а над воротами была ложа для магистрата, ведавшего устройством игр; он же и давал знак к началу бегов, бросая вниз белый платок. С обеих сторон за стойлами возвышались башни с зубцами, создававшие впечатление крепостной стены, ограждавшей город, почему эта сторона и называлась oppidum — «город». Напротив Ворот Помпы находились Триумфальные, через которые выезжал возница-победитель; в 81 г. н. э. их заменила арка, воздвигнутая в честь Тита, покорителя Иудеи. Платформа — spina (длина ее равнялась 344 м) была теперь облицована мрамором и, судя по барселонской мозаике (самому хорошему изображению римского цирка), уставлена алтарями, храмиками, фигурами зверей и атлетов (они, может быть, символизировали игры, которые давались в цирке); были еще колонны со статуями Победы наверху, Великая Матерь богов, сидевшая на льве, и два «счетчика» для счета туров: возницы должны были объехать арену семь раз. Первый «счетчик» представлял собой как бы отрезок колоннады: на четырех колоннах, поставленных квадратом, был утвержден архитрав, и в него вставлено семь деревянных шаров («яиц»); после каждого тура специально приставленный к этому делу человек поднимался по лестнице к архитраву и вынимал одно «яйцо». В 33 г. до н. э. Агриппа, бывший в этот год эдилом, поставил на другом конце платформы для удобства зрителей, сидевших в этой стороне, второй «счетчик»: семь дельфинов. После каждого тура одного дельфина или снимали, или поворачивали хвостом в противоположную сторону. Главным украшением платформы были два египетских обелиска: один поставлен Августом, другой, гораздо позже, — Констанцием[172]. У обоих концов spina стояли высокие тумбы, напоминавшие по форме половину цилиндра, разрезанного вдоль, и на каждой из них — по три конусообразных столбика (meta); первой метой (meta prima) называлась стоявшая со стороны Триумфальных ворот, так как во время бегов она была первой, которую должен был обогнуть возница[173].

Страшное бедствие древнего Рима — пожары — не щадило и цирка; пожар 64 г. начался как раз с юго-восточной его части и охватил его целиком (Tac. ann. XV. 38). Горел цирк и до этого: в 36 г. до н. э. огонь уничтожил всю его авентинскую сторону (Tac. ann. VI. 45), но ее, видимо, быстро отстроили, так как Калигула вскоре дал в цирке игры, обставленные с чрезвычайной роскошью: арена была усыпана суриком и малахитовым порошком (Suet. Calig. 18. 3). Императоры вообще очень заботились о цирке и его убранстве. Клавдий, по свидетельству Светония, облицевал мрамором стойла (деревянных стойл давно уже не существовало, их сменили сложенные из туфовых квадр) и поставил вместо деревянных мет бронзовые, позолоченные (Claud. 21. 3); Нерон, чтобы увеличить количество мест, велел в 63 г. засыпать ров, окружавший арену; для защиты от диких зверей поставлен был по парапету между ареной и зрителями вращавшийся деревянный вал, облицованный слоновой костью: зверям не за что было уцепиться и не на чем удержаться (Calpurn. Ecl. 7. 49–53). Плиний называл Большой Цирк одним из великих сооружений: (XXXVI. 102). Наибольшего великолепия достиг цирк при Траяне. Он восстановил обе его стороны, уничтоженные пожаром при Домициане, использовав для этого камень, которым был выложен огромный пруд, устроенный Домицианом для потешных морских сражений (Suet. Dom. 5), значительно увеличил число мест для зрителей, — «сделал цирк достаточным для римского народа» (Dio Cass. LXVIII. 7. 2), и сломал ложу, из которой Домициан, не видный зрителям, смотрел на игры. Плиний Младший считал заслугой Траяна, что теперь «народу дано видеть не императорскую ложу, а самого императора, сидящего среди народа» (Paneg. 51. 5). О количестве мест в цирке много спорили: сомнения вызывали слова и Дионисия (150 тыс. мест при Августе, — III. 68), и Плиния Старшего (250 тыс., — XXXVI. 102). Гюльзен полагал, что при Августе цирк вмещал 55–60 тыс. зрителей, а при Константине — 180–190 тыс. Цифра Плиния считается наиболее вероятной, но окончательно вопрос не решен и посейчас.

Цирковым играм предшествовала торжественная процессия, в значительной мере напоминавшая триумф: была она отголоском тех времен, когда конские бега являлись частью религиозного празднества. Уже в последний век республики среди многотысячной толпы, наполнявшей цирк, вряд ли были люди, помнившие об этом.

Процессия спускалась с Капитолия на Форум, пересекала Велабр и Коровий рынок, вступала через Ворота Помпы в цирк и обходила его кругом. Во главе шел магистрат, устроитель игр (если это был консул или претор, он ехал на колеснице, запряженной парой лошадей), одетый, как триумфатор: в тунике, расшитой пальмовыми ветвями, и пурпурной тоге, с жезлом слоновой кости с орлом наверху. Государственный раб держал над его головой дубовый золотой венок; его окружала толпа клиентов в белых парадных тогах, друзья, родственники и дети; за ними шли музыканты и те, кто принимал непосредственное участие в играх: возницы, всадники, борцы, а дальше в окружении жрецов и в облаках ладана несли на носилках изображения богов или их символы, которые везли в открытых часовенках, помещенных на особых двухколесных платформах, запряженных четверней (колесницы эти назывались tensae и стояли на Капитолии в особом сарае). До нас дошли монеты с изображениями этих тенс: в одной часовенке сидит сова (птица Минервы), в другой — павлин (птица Юноны), в третьей находятся молнии, атрибут Юпитера — вся капитолийская триада присутствует на празднике, совершавшемся в ее честь. Тенсы были роскошно отделаны серебром и слоновой костью; лошадьми должен был править мальчик, у которого отец и мать были в живых (puer patrimus et matrimus). Он шел рядом с колесницей, зажав в руке вожжи; если они падали на землю, это считалось злым предзнаменованием; следовало начать шествие сызнова от самого Капитолия. Юлий Цезарь удостоился чести еще при жизни видеть свое изображение в этой торжественной процессии. Впоследствии в процессии неизменно несли изображение умершего обожествленного императора и членов императорской семьи, пользовавшихся народной любовью. Иногда в тенсу впрягали четверню слонов; Светоний рассказывает, что Клавдий распорядился, чтобы изображение Ливии везли именно слоны (Claud. 11. 2).