Девушка без прошлого. История украденного детства - Шерил Даймонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина направляется ко мне: ей за сорок, она одета в черное. Я напрягаюсь и готовлюсь сорваться с места, но она подходит и произносит семь слов:
— Вы никогда не думали о карьере модели?
Я жду родителей у ломбарда. Звенит колокольчик, и я медленно поднимаю взгляд. Мама и папа выглядят усталыми и потерянными. Их брак, каким бы он ни был, давно уже мертв, но теперь это стало очевидно. Обручальные кольца родителей — наш последний золотой запас, на продажу которого я не в силах была смотреть, — уже лежат в грязной витрине. Необычные, украшенные самородками, которые нашла мама. Их смех у ручья, звеневший, как холодная чистая вода…
Втроем мы идем по грязной улице. Теперь их связывает только трагедия. Трагедия и я. Когда я обнимаю маму, чувствую, как она дрожит. Но в мыслях я уже за сотни миль отсюда. Услышав те семь слов, я представила не роскошь, дизайнерские шмотки или вспышки камер. Я увидела лазейку, пусть и крошечную. «Вы никогда не думали о карьере модели?» Кажется, я нашла способ вытащить нас.
Глава 32
Нью-Йорк, 16 лет
Глава отдела «Новые лица прима моделс» тяжело поднимается из-за огромного стола для переговоров. За ее спиной в окнах маячит силуэт Манхэттена. Мы все подаемся вперед, нависая над идеально отполированной поверхностью. Девять лиц, отобранных из тысяч. Нам всем от четырнадцати до семнадцати — счастливчики.
Глядя на ее лицо, я думаю, почему так часто юными девушками командуют злые разочарованные в жизни женщины. Она изучает нас, как изучала бы залежалый бургер из фастфуда: с отвращением и осознанием того, что его все равно придется съесть.
— Вам нужно запомнить ровно одну вещь…
Мы смотрим на нее, ожидая продолжения.
— Нам, — она поднимает палец, — плевать на вас. Как и всем в этом городе.
Одна из четырнадцатилеток резко втягивает ртом воздух. Я щурюсь, а начальница делает контрольный выстрел:
— Все хотят быть на вашем месте. Не забывайте, что мир полон прекрасных девушек, и любой из вас найдется замена.
Заполненный людьми автобус отъезжает от дешевого мотеля в Нью-Джерси и направляется по указателям к Манхэттену. Глаза у меня подведены серым, на мне юбка выше колен. Я внимательно изучаю новенькую идентификационную карточку штата Северная Каролина, поблескивающую на ярком свету, — моя новая личность. Неплохая, за тридцать-то баксов, которые я заплатила тощему парню в фотомастерской. Я объездила весь мир, а без фотомастерской никуда не деться. Вспышка камеры — и я впервые вижу рядом со своей фотографией имя — Шерил Даймонд. Такая грубая подделка обманет разве что охранника и позволит мне пробраться на кастинг, но больше мне ничего и не надо.
Ради этого шанса родители отдали мне все, что у нас осталось, — около трехсот долларов. Я не хочу думать о них — они оказались в Северной Каролине без единого цента, и папа затеял какую-то мутную сделку. Теперь я не интересуюсь его мелкими аферами, потому что мне стыдно от того, как низко он пал.
Папа был создан для Дикого Запада восьмидесятых-девяностых годов, когда ослепительной идеи и способности убедить в ней людей вполне хватало. В современном мире с его осторожными въедливыми инвесторами и компьютерными проверками у него ничего не получится. Я это знаю. Мама пыталась спорить с отцом, противясь тому, чтобы я ехала в Нью-Йорк одна. Она делала это отчаяннее, чем за все эти годы. Но я не вмешивалась. Мне плевать, что она права и что модельный бизнес грязный. Я не сомневалась, что, когда они сойдутся лицом к лицу, она обязательно проиграет.
Разглядывая карточку, я напоминаю себе, что этого и хотела — возможности начать все с начала и заработать достаточно, чтобы семья была в безопасности. Но каждый раз, глядя на выбранное имя, я вспоминаю обо всем, что случилось, когда меня звали Кристал. Не знаю, плохо ли это, но, где бы я ни оказывалась, мой мозг все равно находит дорогу назад… к последней встрече с братом. Я снова и снова спрашиваю себя, как бы поступила, зная, что мы больше не увидимся? Что бы я сделала?
Я помню это мгновение невероятно четко: Огайо, шумная толпа, звучит музыка Вивальди для произвольной программы, я стою босыми ногами на холодном бетоне. Фрэнк рядом. Это мгновение растягивается, и в памяти всплывает весь этот день. Тот, когда я отступила и позволила другим решать, потому что боялась, что на меня станут кричать, боялась того, что подумают люди. Я все еще вижу брата, его грустную улыбку и последние слова: «До встречи, Бхаджан».
Впереди вырастает черно-белый силуэт Манхэттена, и тело словно пронзает электрический заряд. Он был здесь, в этом городе, всего несколько лет назад, пытался сделать то же самое, что сейчас пытаюсь сделать я. Вчера я даже прошла мимо того агентства, где работал Фрэнк. За блестящими стеклянными стенами были видны сотрудники, занятые переговорами по телефону. Я всматривалась в них, словно ожидая увидеть его.
Сжав в руке карточку, я смотрю в пыльное окно автобуса и даю обещание городу, в котором все считается возможным: я больше не отойду в сторону и не стану смотреть, как решения принимают другие.
Прошло всего несколько дней с тех пор, как глава отдела «Новых лиц» продекларировала, что всем на нас плевать, и я начинаю понимать, что она имела в виду. Ежедневная череда кастингов сводится к постоянной беготне вверх и вниз по лестницам и бесконечному выслушиванию заявлений, что я недостаточно хороша. Тем, кто смотрит на нас со стороны — длиннющие ноги, портфолио под мышкой, — может показаться, что мы всего добились. Но я-то знаю, что эти невероятно красивые девушки близки к отчаянию. А все их улыбки, вся непринужденность нужны только для того, чтобы скрывать ужас.
На каждом кастинге что-то бывает слишком: слишком высокая, слишком маленькая, слишком светловолосая, слишком толстая. То я не должна улыбаться, чтобы не выглядеть чрезмерно юной, то не должна быть серьезной, чтобы не казаться старше, чем есть. Невозможно понять, что нужно изменить и что станет проблемой завтра. Ясно только одно: всякий раз их что-то разочаровывает во мне —
