«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
№ 11
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Геннадий Прашкевич
Кот на дереве
Записки, публикуемые здесь в сокращении, принадлежат известному физику-экспериментатору И. А. Угланову, практическому исполнителю так называемой Малой Программы по установлению первых (односторонних) контактов с Будущим. Они написаны в мае 2001 года к шестидесятилетию выдающихся писателей современности Ильи Петрова (новосибирского) и Ильи Петрова (новгородского).
То и дело мне задают вопрос: почему почти одиннадцать лет мы не видим в печати новых произведений двух таких крупных писателей, как Илья Петров (новосибирский) и его однофамилец Илья Петров (новгородский)?
Читатели мира имеют право знать, что произошло с их кумирами. В день шестидесятилетия юбиляров я рад довести до всеобщего сведения, что слухи об отказе от литературной деятельности как Ильи Петрова (новосибирского), так и Ильи Петрова (новгородского) основаны на недоразумении. Оба писателя живы и здоровы, оба занимаются любимым делом. Что же касается их новых книг, то работа над ними никогда не прерывалась, хотя выход в свет планируется не ранее 2011 года. Эта дата указана самими писателями и никем не может быть изменена по причинам, на которых я подробно остановлюсь ниже.
Я буду говорить чаще об Илье Петрове (новосибирском), но, разумеется, не потому, что ставлю моего друга выше его уважаемого новгородского коллеги. Просто Илья родился в той же деревне (Березовка, Томской области), где родился и я, долгое время мы ходили в одну школу, а потом много лет жили в соседних квартирах в новосибирском Академгородке. Это сближает.
В отличие от многих своих сверстников, я никогда не испытывал пристрастия к перемещениям в пространстве, то есть к тому, что называют путешествиями. Так получилось, что вся моя жизнь прошла в двух населенных пунктах, о которых я уже говорил. Подобный образ жизни ничуть меня не смущал. Если мне хотелось узнать, что едят в Нигерии или каким паромом легче попасть из Швеции в Данию, я всегда мог заглянуть к своему знаменитому соседу, другу детства и общепризнанному таланту Илье Петрову (новосибирскому) и получить от него самую точную информацию. Сам я считал путешествия тратой времени. Как ни далеко лежат от нас Египет или остров Пасхи, нет особых проблем добраться до их пирамид и каменных статуй. Иное дело заглянуть в Египет, но времен фараонов, или на остров Пасхи, но времен создания ронго-ронго…
Меня мучительно трогала вроде бы доказанная учеными невозможность материальных перемещений во времени. К счастью, человеку упорному судьба благоволит. В те годы, когда мы с Ильей (новосибирским) бегали босиком по родным болотам, знаменитый математик Курт Гёдель уже создавал свою модель мира, в которой отдельные локальные времена никак не увязывались в единое мировое время. В будущей моей работе по созданию машины времени, ныне известной как МВ, эта точка зрения сыграла весьма важную роль. В мире, смоделированном Гёделем, путешествия как в Прошлое, так и в Будущее вовсе не выглядят чем-то необычным.
Это сближает.
Впрочем, я не собираюсь касаться специальных вопросов и популярно объяснять принципы работы МВ. Я хочу рассказать о причинах, заставивших надолго замолчать двух всемирно известных писателей.
Деревня Березовка была затеряна среди болот нижней Томи. Прямо за поскотиной начинались унылые трясины, которые, впрочем, ни меня, ни Илью не пугали. Именно там мы охотились на крошечных, но безумно вкусных болотных куличков. Позже, в начале восьмидесятых, когда мы с Ильей давно жили в городе, кулички эти были поголовно уничтожены при тотальном осушении болот. А последнюю их парочку, таившуюся в кочкарнике, съел Эдик Пугаев, еще один человек, о котором мне придется много говорить в дальнейшем.
Наш земляк и ровесник, Эдик Пугаев всегда был щербат, оптимистичен и предприимчив. На его свадебном столе, поражавшем роскошью и изобилием, самым экзотичным блюдом оказались те два последних болотных куличка, которых Эдик самолично пристрелил в день перед свадьбой. «Таких птичек, — сказал он невесте, — нет больше нигде на земном шаре. Такой закуси не подают сейчас даже шейхам!»
Куличков Эдик хвалил не зря. Мы выросли на тех куличках. Наши мамы, потерявшие мужей на фронте, поощряли наши охотничьи инстинкты. Копаясь в нещедрых своих болотистых огородиках, постоянно думая, чем накормить детей, они ничуть не задумывались о судьбе бедных куличков, которых в наших болотах было не меньше, чем мошкары.
Равный возраст не означает равенства. Эдик Пугаев имел собственное ружье. Обшарпанное, тяжелое, оно искупало все свои недостатки тем, что каждый выстрел приносил Эдику (в отличие от наших жалких волосяных петель) несколько птиц. Он мог даже приторговывать дичью и потому, не задумываясь, бил все, что могло летать, бегать и, главное, быть съеденным.
Для нас с Ильей, людей без ружья, хорошая жизнь ассоциировалась с книгами. В местной читальне хранилось с полсотни растрепанных томов, среди которых был лохматый зачитанный том Брема. Илья знал его наизусть. Он уверял, что сумеет моментально опознать любое попавшееся на глаза живое существо. Ему в голову не приходило, что можно прожить всю жизнь, так и не встретив на своем пути ни опоссума, ни кота-манула. Кроме мошкары да куличков, все живое старательно обходило наши болота. Вот почему Илья вздрагивал от каждого выстрела. Волосяная петля еще куда ни шло, но дробь выкашивала из жизни десятки птиц. Когда я недоверчиво усмехался — у нас, дескать, этих куличков тысячи — Илья вскидывал свою птичью физиономию. «А бизонов в Северной Америке было несчитано! — кричал он. — А мамонты в Сибири паслись на каждом лугу!»
Тогда Илья и завел альбом, в который терпеливо заносил все доходившие до него сведения о растениях и животных, обративших на себя жадное внимание эдиков. Сам того не зная, он создавал собственную Красную книгу, в которую, к моему удивлению, попали не только носороги Мерка и амурские тигры, но и наши кулички.
— Ты даешь, — не верил я. — Какие они вымирающие? Мы их лопаем каждый день, меньше их не становится!
Илья отвечал:
— Эдик!
Эта проблема — эдик и все живое — стала доминирующей в творчестве писателя Ильи Петрова (новосибирского). Глубже всего он раскрыл ее в романе «Реквием по червю». В будущем, писал Илья, окончательно установлено, что земная жизнь не имеет аналогов, и биомасса Земли есть единственная биомасса Вселенной. Исчезновение даже отдельной особи обедняет Вселенную. В романе Ильи люди объявляли всеобщий траур, если сходил со сцены жизни
