Наковальня - Николас ван Палланд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПРИЗРАКИ ТОРА
Дневник Элспет:
Kaйджa оказался моим любовником надолго. Он летал со мной далеко. Он согревает мою холодную постель. Наполняет меня огнем. Дает мне боль, которая мне нужна. Я — Молонга, несущая в утробе maнец мести…
Терпение — это добродетель, но эта добродетель Габриела быстро истощалась. Он ждал в переулке, идущем от Макгаррет-зала на Площади Психов, уже больше двух часов. Полночь пришла и ушла, и последняя жизнь утекла с улиц, исчезнув в тысячах дверных проемов и нор. Те редкие исключения, что еще бродили по дорожкам, были того сорта, с которым Габриел предпочел бы не встречаться.
Прислонившись спиной к стене, землянин втянул себя в неподвижность, которая позволяла ему стоять невидимым среди стада лесных оленей. Неподвижность, сохранять которую становилось все труднее. Переулок был темен. Площадь Психов освещалась в лучшем случае единичными фонарями. Тут и там яркие настенные надписи — зеленые, и красные, и золотые — на, минуту прорезали темноту.
«Еще один тупик, — устало подумал Габриел, — еще один проклятый, дурацкий, гнусный, мерзкий, пакостный… тупик!» Шансов на успех было мало, но он надеялся…
Фрагмент оранжевой надписи выпрыгнул из-за угла и приблизился к нему как светящийся уличный кот.
«Сколько еще ты проживешь, прежде чем один из этих маленьких убийц Организации найдет тебя и слижет в свою металлическую глотку?» — с сочувствием подумал он.
Надпись в ответ вспыхнула:
ИДИ СЮДА
— Уже пришел, — прошептал Габриел и мысленно добавил: «Совсем как ты, мой друг, я пробираюсь по лесу, надеясь, что большая, злая Организация будет смотреть в другую сторону, когда мы с ней встретимся».
Слова проскользнули мимо, бессмысленно направляясь к сердцу Кроличьих нор.
Бессмысленно?
Землянин нахмурился. «Иди сюда»? Большинство настенных надписей, которые он видел в Кьяре, не отличались избытком ума, но Габриелу было как-то трудно представить, чтобы человек стал тратить свое время, уродуя городские стены такими бессодержательными посланиями. Большинство из них имело хоть какой-то смысл. Что, если и это имеет?
Габриел оглядел переулок, надежда боролась в нем с тревогой. Надпись исчезала за дальним поворотом. Нужно решать быстро.
«Иди сюда».
Что он теряет? Да в общем-то ничего. С этой успокоительной мыслью Габриел отлепился от стены и, следуя загадочному призыву, бесшумно отправился за надписью в утробу ночи. Слова неторопливо ползли по стене, и землянин с трудом сдерживался, чтобы не. забежать вперед.
Надпись все ползла и ползла, и вскоре Габриелу стало казаться, что он снова пошел по ложному следу, но тут он наконец попал на Т-образный перекресток и очутился лицом к лицу с еще одним посланием:
Кто это, скорбный годовой,
Идem по стрелке часовой?
Убийца надписей уже нашел ее и поедал букву «ч» в слове «часовой». На глазах у Габриела маленький робот слопал все послание. Приди Габриел минутой позже…
«По стрелке часовой». Улочка перед ним плавно загибалась, уходя в обе стороны. По часовой стрелке — это значит… налево. Габриел ощутил невольное восхищение автором послания. Если не знаешь, что ищешь, никогда не заподозришь, что здесь есть смысл.
Если только там действительно был смысл й он не ткал в уме воображаемые гобелены. Габриела охватило внезапное сомнение, но он оттолкнул его. Иногда надо просто действовать, или будешь, как тот безногий скорпион в одной из мерзких игр Диг-Дига, жалить себя до смерти в безумии тщетности.
Настороженно прислушиваясь и приглядываясь, Габриел шел по улочке, пока не прибыл на перекресток, где два переулка расходились под углом в шестьдесят градусов. Несколько настенных надписей — две потускневшие и уже почти безжизненные — кружили на каждом из четырех углов. Когда землянин нашел то, что искал, то уже не сомневался, что он нашел правильное:
Уcmaлый путь возлюбленной моей,
Ужалена рука змеиным зубом,
Но светит мне маяк ее последних дней.
«Возлюбленная… змеиный зуб… Остерегайся змеи в пустыне?» А как умерла Элоиза? От укола в запястье. Габриел скорчил удовлетворенную гримасу.
Значит, я иду правильно.
«Но светит мне маяк…»
Высоко над головой, между зданиями, виднелась узкая полоска неба и Штопор — яркая щепка слева от Габриела, а в центре этой щепки — Маяк. Быстро проверив, не следят ли за ним, землянин пошел по переулку, в направлении звезды. И снова расчет времени, казалось, был на его стороне: пройди еще полчаса, и Штопора отсюда не было бы видно.
Один-единственный раз землянин видел, чтобы Киппер проявлял настоящее беспокойство, и было это при упоминании Кроличьих нор. Теперь Габриел понял почему. Для человека, привыкшего смотреть на Наковальню с макушки Кьяры, войти в Кроличьи норы было все равно что сунуться в пасть ловушки для омаров. Здесь и собственная дремлющая клаустрофобия Габриела уже просыпалась и сжимала его дыхательное горло, так что приходилось сознательно замедлять дыхание.
Переулок, по которому шел сейчас землянин, превратился почти в туннель, но впереди виднелся еще один Т-образный перекресток, а за ним — колышущаяся яркость, словно масса горячих углей за вертикальной щелью почтового ящика.
Выйдя на перекресток, Габриел оказался перед громадной стеной. Она протянулась больше чем на полсотни метров влево и вправо и уходила вверх так высоко, что ему пришлось изогнуться назад, чтобы увидеть верхушку. В ней не было ни одного окна, и надписи покрывали каждый дюйм ее поверхности яркой, корчащейся массой свечения. Она сияла, она пульсировала, как расплавленная стена утеса, тысячи оттенков букв, каракулей, символов наползали друг на друга, перебираясь с места на место.
— Вот дьявол! — благоговейно прошептал Габриел.
Запрокинув голову, он пошел вдоль стены, ведя по ней руками. «Вот дьявол!» Кто-то, должно быть, работал сверхурочно, чтобы держать голодных маленьких убийц надписей Организации подальше от этого пира.
Могучий Микu встал поутру,
Cунул свой нос в чужую нору,
Ниннеземельцы omкpыли лаз
И ткнули Могучего Мики в глаз.
Дemu Родины
Бей стукачей,
Громи их богатства!
Воины Атсека
С огнем борись огнем, жги факелами шпиков насквозь!
Вот дьявол! Как ему искать смысл в этом месиве? Ответ пришел к нему глыбой льда, упавшей в желудок. Нечего ему искать. Заманили!
Габриел круто повернулся, чтобы бежать назад, но было уже поздно. Первый бандит уже загородил переулок. Его лицо в пылающих отсветах надписей мерцало и переливалось красным, желтым, зеленым. По выбритому черепу ползли зловещие тени. Его улыбка была как глубокая рана, заточенные зубы светились собственным белым светом. За ним в тротуаре разверзся прямоугольник люка, и второй бандит вылезал наверх с такой же заточенной алой усмешкой.
Нижнеземельцы. Больше некому быть.
Шарканье туфель позади сказало землянину, что он в западне.
Первый нижнеземелец пошел на него леденяще расслабленной, неторопливой походкой.
— Не туда свернул, плоскоземелец? Ты смотришь на мою стену?
Пульс Габриела стучал в ушах.
— Я не ищу проблем, — ответил он, заставляя свой голос звучать ровно. Нельзя показывать страха.
Не показывать, мать его, страха.
— Но ты смотришь на мою стену, плоский, — повторил первый нижнеземелец. — Это очень собственная стена Сына Родины, а ты на нее смотришь.
— Твоя стена — это твоя стена, приятель, — спокойно ответил Габриел, — и я не смотрю.
Но только землянин это сказал, как его глаза непроизвольно метнулись к ней. А, блин!
— Вот опять смотришь.
Бандит остановился перед ним в двух шагах. За его спиной Габриел чувствовал еще не меньше троих. Его кулаки сжались.
— Что скажешь, если я просто пойду, своей дорогой и не взгляну больше на твою стену?
Насмешка.
— Теперь плоскому не нравится моя стена. Да, влип!
— Он, понимаешь, смотрит, но ему, понимаешь, не нравится…
Из кулака нижнеземельца раскрутилась серебряная лента, выпрямилась и затвердела. Свитковый клинок. Такие же клинки вытекли, словно струйки масла, из рук его сообщников.
Больше всего Габриела испугала мысль, что его противникам ничего не нужно. Их ничем нельзя ублажить. Землянин для них — развлечение; скольжение клинка и долбление кулака по расщепленной плоти добавят приятную остроту скучному вечеру. Габриел перекатился на носки и приготовился к боли прежде темноты.