Порт-Артур (Том 2) - Александр Степанов

- Так ведь он офицер.

- Душа в нем солдатская, нашего брата нутром чует.

- И водку лакать здоров, тебе под пару, - усмехнулся Родионов.

- Не в том дело, - отмахнулся солдат. - Дюже умный зверюга.

- А Сергунчика нашего куда денешь?

Блохин призадумался.

- Варьке отдадим, пусть с ним милуется.

- Он и без тебя на ней скоро женится.

- Она на нем женится, а он детей нянчить будет, - под общий хохот не задумываясь ответил Блохин.

- Кондратенку как? - спросил Кошелев.

- То пусть Медведь решает, он башковитый.

Перебрали всех известных им офицеров и решили, что большинству из них придется "открутить башку".

- Черт с ними, пусть себе живут, лишь бы скорей войне конец и по домам разойтись, пока целы, - окончил разговор Родионов. - Пора и по блиндажам.

Кто ночью-то дневалит?

В блиндаже Родионов обратился к фельдшеру:

- Слыхал, появилась в Артуре новая болезнь, от которой у человека зубы выпадают, а сам заживо гниет, скорбут, что ли?

- Скорбут-цинга. На перевязочном пункте говорили, что в Четырнадцатом полку были случаи. У нас быть ее не должно - она делается от плохой пищи.

Харчи наши пока что подходящие.

- Все же надо людей предупредить. Завтра перед обедом о ней скажи да заодно посмотри, нег ли больных. Она, говорят, прилипчивая.

В один из спокойных дней Звонарев отправился на батарею литеры Б, где давно уже не был. Прочные бетонные казематы служили достаточно надежным прикрытием от бомбардировок, и солдаты находились здесь в относительной безопасности. Сидя под прикрытием бруствера прямо на земле, они чинили свою одежду, обувь, брились, стриглись, пили чай из котелков... Картина была самая мирная, и только посвистывание пуль где-то вверху да взлетающие временами на гребне маленькие фонтанчики пыли говорили о войне. Прапорщик прошел к каземату, где помещался Жуковский. Капитан встретил его совсем больной, исхудавший, почерневший, с глубоко запавшими глазами. Он едва стоял на ногах.

- Желудок совсем замучил. Я уже подал рапорт о болезни командиру артиллерии. Хочу хоть недельки две пожить на Утесе, авось поправлюсь. Здесь же на хозяйстве останется Гудима, благо он устроился совсем по-семейному с Шурой.

Звонарев, в свою очередь, рассказал капитану о генеральском посещении, не забыл упомянуть и о вечерних прогулках Борейко в город.

- Дай бог, дай бог! Может, женится - переменится, бросит пить!

Талантливейший человек, а водкой губит себя! - вздохнул капитан. Пойдемте-ка к Гудиме.

Штабс-капитана они застали за писанием дневника. Тут же с рукоделием сидела Шура, конфузливо поднявшаяся навстречу гостям.

- Приготовь нам чаю, - бросил ей Гудима, здороваясь с вошедшими. - Сейчас из Управления передали по телефону, что вам разрешено уехать на Утес, Николай Васильевич.

- Тогда я попрошу вас поскорее составить передаточный акт. Пойдемте займемся этим.

Жуковский и Гудима вышли. Звонарев остался с Шурой, хлопотавшей над керосинкой, - Вы давно здесь? - справился прапорщик.

- Приехала вместе с Алексеем Андреевичем.

- И не страшно вам?

- На Утесе бывало страшнее. Кроме того, мне там папаня с маманей проходу не давали. Вернись да вернись домой, - жаловалась Шура.

Как только Гудима освободился, Звонарев вместе с ним отправился в стрелковые окопы. Прапорщику хотелось посмотреть на действие "артурских пулеметов" Шметилло. Офицеры прошли на пехотную позицию. Прочно устроенные бревенчатые блиндажи и козырьки хорошо предохраняли солдат от ружейных пуль, шрапнели и действия малокалиберной артиллерии. От осадных же орудий эти полевые укрепления защитить не могли. Стрелки по большей части дремали в укрытиях, и только одиночные часовые неустанно следили за врагом.

- Мои солдаты все время мастерят нечто вроде перископа, чтобы иметь возможность скрытно вести наблюдение за японцами, да у них что-то не получается, - вместо приветствия обратился к артиллеристам вышедший навстречу Шметилло. - Может быть, вы и тут поможете мне?

- Я привел нашего инженера, он и окажет вам полное содействие, - указал Гудима на Звонарева.

Капитан поблагодарил и предложил артиллеристам зайти выпить чаю.

- Где Харитина? - оглянулся капитан. - Пусть разогреет чай.

- Ушедши в тыл, - отозвался денщик.

- Это что еще за баба появилась у нас, ясновельможный пан? - улыбнулся Гудима, закручивая усы.

- Вдова-солдатка, добровольно пошла в полк рядовым. Носит солдатскую одежду и числится стрелком. Непривередлива и очень храбра. Несколько раз ходила в штыки, на моих глазах приколола японца, а как разойдется, то и я побаиваюсь ее!

- Обязательно познакомлюсь с ней, - решил Гудима.

Поболтав с полчаса, артиллеристы двинулись обратно. На батарее они застали Шуру, беседующую с солдатом-стрелком. Среднего роста, довольно полный, безусый, с мягким продолговатым лицом, он сразу обратил на себя внимание офицеров.

- Переодетая баба, - определил Гудима. - Тебя как зовут? - спросил он.

- Рядовой седьмой роты Двадцать пятого Восточно-Сибирского стрелкового полка Харитон Короткевич, - грудным женским голосом ответил солдат.

- Не слыхал я что-то у мужиков такого голоса, да и вид тебя выдает! Ежели ее вымыть да приодеть - ничего бабенка получится, - обернулся штабс-капитан к Звонареву.

Харитина - это была она - густо покраснела и свирепо взглянула на офицера.

- Ишь сердитая какая, мордашка! Зачем к нам пришла?

- К сестрице, на хворобу пожаловаться, вашбродь.

- На женскую, что ли? А то у вас самих есть ротные фельдшера, допытывался Гудима.

Харитина невнятно что-то забормотала в полном смущении.

- Оставьте ее в покое, Алексеи Андреевич, - заступился Звонарев.

Когда офицеры отошли, Харитина кивнула вслед штабс-капитану и хмуро спросила;

- Кто эта сволочь?

Шура покраснела.

- Тот, что с тобой разговаривал, - Гудима, а другой - Звонарев.

- Так это и есть твой? Ни в жизнь не спуталась бы с таким. А второй ничего, мухи, видать, не обидит зря, стеснительный. У него тоже зазноба есть?

- Нет, один он. Правда, к нему имеет приверженность дочка нашего генерала. Варей звать. Встречала, может? Все верхом скачет.

- Озорная такая, - знаю. На барышню и не похожа.

Харитина по-солдатски сплюнула через зубы и вздохнула.

- Ты бы лучше к молодому ушла: и красивый и человек хороший - бить, ругать не станет.

- Солдаты-то тебя, Харитина, не обижают? - поспешила переменить разговор Шура, - Пробовали было, так я живо отучила. Зато от офицеров проходу не было.

Потому к капитану ушла: боятся его и не трогают.

- А в Артур как попала?

- С шести лет осталась сиротой и пошла работать по людям. Как годы подошли - вышла замуж за лакея при станционном буфете. Жили хорошо, только вот бог деток не давал. Взяли на воспитание сиротку-китайчонка. Война началась. Забрали мужа в Артур, осталась я одна с малолетком. Опостылело все. Решила ехать к мужу. Подстриглась, переоделась железнодорожником и добралась в Артур. Командир полка, спасибо ему, разрешил мне состоять при полковом лазарете. Так и жила до августа, а на самое преображение ранили моего... Он через три дня и помер. Поплакала на могилке, да и решила за него с японцами посчитаться...

Появление Звонарева прервало их разговор.

- Отнесите, пожалуйста, Харитина, этот чертеж своему капитану, - попросил он.

Харитина старательно свернула бумагу и, отдав честь, ушла.

- Вот вам, Шура, и подруга здесь нашлась. Не знаете, как она попала в солдаты?

Шура передала прапорщику историю Короткевич.

- Зря это она вернулась в полк: шла бы работать в госпиталь, там женщин не хватает, а в окопах и без нее обойдутся. Да и вам, по-моему, здесь делать нечего. Жили бы у своих на Утесе, все постепенно и вошло бы в норму.

Шура неожиданно всхлипнула и залилась слезами.

- Хоть бы вы меня не попрекали!

- Я и не думал вас обижать, - растерялся Звонарев. - К слову пришлось.

- С чего ты нюни распустила? - неожиданно появился Гудима. - Иди в блиндаж и приведи себя в порядок. Не терплю слезливых и сопливых физиономий!

"Не сладко, однако, живется бедной девушке", - подумал прапорщик и двинулся на Залитерную.

Борей ко уже ждал его с завтраком. Выслушав рассказ прапорщика, поручик ругнул Гудиму, пожалел Шуру и выразил желание познакомиться с Харитиной.

- Занятная бабенка, не приходилось еще встречав таких. Поинтереснее многих наших барынь и барышень.

- Оли Селениной, например?

Борейко насупился и сердито засопел.

- Каждая хороша в своем роде, - примирительно буркнул он после минутного молчания. - Какой у тебя паршивый язык стал в последнее время, Сережа! Это все влияние твоей милейшей амазонки. Та на редкость умеет говорить всякие неприятности и при этом еще с невинным видом, - недовольно бурчал поручик.

Стук в дверь перебил этот разговор.

- Войди! - крикнул Борейко, думая, что это солдат.