Метро 2033: Под-Московье (сборник) - Анна Калинкина

– Ну, ну, полно. Ты поправишься. Как же я без тебя?

– Да уж придется как-нибудь, – с ненавистью пробормотала она и опять опустилась на ворох тряпок.

– Вот и хорошо, – приговаривал старик, – отдохни, и будешь здоровенькой.

Он присел на какой-то мешок, привалившись к стене. Дыхание со свистом равномерно вырывалось у него из груди. Кирилл понял, что старик заснул. Женщина опять приподнялась на топчане и поманила его.

– Подойди поближе… трудно мне говорить. Ты откуда?

Кирилл послушно присел на топчан, отвернув голову и стараясь не обращать внимания на тяжелый запах. От женщины даже на расстоянии исходил жар. Парень протянул руку, коснулся ее лба – так и есть, температура наверняка под сорок.

– Я с Улицы 1905 года. Давай, я буду говорить, а ты молчи. Я, кажется, сам уже догадался, кто вы. На Баррикадной рассказывали про какого-то профессора, который приносил в метро зверей из Зоопарка. А ты его дочь.

– Ученица, – прошептала она.

– Ты больна. У вас какие-нибудь лекарства есть?

– Все просроченное, ничего не помогает.

– Давай я схожу на станцию и приведу врача?

– Нет! – с ужасом вскрикнула она. – Никто не должен знать про нас.

– Но меня-то старик привести сюда не побоялся, – удивился парень.

Женщина промолчала. Казалось, она в беспамятстве. Кирилл поднялся и принялся осматривать помещение. В дальнем углу была еще какая-то дверь. Он шагнул туда и оказался на небольшой площадке. Вниз вела ржавая железная лестница. Кирилл из любопытства спустился на несколько ступенек. Потянуло прохладой и сыростью, и он услыхал внизу журчание воды, а спустившись еще немного вниз, увидел нишу в стене, где лежал какой-то сверток. Сам не зная, зачем он это делает, Кирилл потянул за ткань, покрытую бурыми пятнами. Сверток развернулся, и на него уставилась мертвыми глазами человеческая голова. Посиневшее, искаженное лицо, кое-где обезображенное трупными пятнами. Судя по всему, мужчина средних лет, убитый недавно и явно не монстрами. А если даже его убили животные, то так ровно отрезать голову они бы точно не смогли, не говоря о том, чтобы заворачивать ее в кусок полиэтилена. Кроме головы в свертке обнаружилась рука и ступня. Кирилла затрясло. Вдруг ему показалось, что на него кто-то смотрит. Посветив фонариком вниз, парень увидел темную воду, откуда высунулась чья-то черная гладкая морда, в ожидании раскрыв зубастую пасть.

«Так вот каких зверюшек они тут прикармливают! – потрясенно пробормотал Кирилл. Он быстро стал подниматься по ржавой лестнице, потом выскочил на площадку. – Надо немедленно уходить отсюда!»

Профессор спал, женщина как будто тоже. Кирилл быстро направился к выходу, но вдруг услышал злобное ворчание и различил перед собою темную тень. Существо, похожее на огромную зубастую жабу, преградило ему путь.

– Бесполезно, – послышался тихий голос с кровати. Кирилл оглянулся. Женщина опять приподнялась и смотрела на него.

– Это Кром, любимец профессора. Он всех впускает и никого не выпускает.

Парень оскалился и схватился за висящий на плече автомат. И едва сдержал яростный вопль: магазина на месте не было! Должно быть, старик не зря так наваливался на руку Кирилла в туннеле.

– А ты не можешь ему приказать? – облизнув разом пересохшие губы, спросил Кирилл Нину. Та покачала головой.

– Бесполезно. Он слушает только его одного.

Теперь Кирилл понял, почему профессор не побоялся его привести сюда, нарушив конспирацию. Предполагалось, что тушинец никому ничего не расскажет, потому, что останется здесь навсегда.

Кирилл сидел возле топчана, на котором металась в жару женщина. Он уже знал, что ее зовут Нина. Старик спал, а они тихонько разговаривали. Все эти годы Нина так страдала от недостатка общения, что теперь пользовалась случаем поговорить с нормальным, живым человеком. Она не боялась раскрывать свои тайны – что-то подсказывало ей, что Кирилл никому не сообщит, а если и сообщит, то ей будет уже все равно. Она знала, что умирает.

– Почему же вы не остались на Баррикадной? Неужели звери были для вас важнее? – спрашивал Кирилл.

– Зверей, конечно, тоже было жалко. И еще профессор не хотел находиться среди тупых, невежественных людей.

– Как же вы тут ухитрялись прокормиться сами и зверей кормить?

– Ну, сначала на поверхность поднимались – костюмы и противогазы у нас были еще во время жизни с людьми, – обходили продуктовые магазины. А потом нашли способ добывать еду в метро. Когда сложились основные государства – Рейх, Ганза, Красная линия, мы стали торговать с ними. Вернее, с отдельными людьми.

– Что же вы могли им предложить?

– О, у нас было, что продать! Профессор еще на поверхности занимался проблемами омоложения организма. Делал вытяжку из эмбрионов, изготавливал лекарства, способные продлить человеку жизнь. Ведь несправедливо, что всем изначально отводится примерно одинаковый жизненный отрезок. Один транжирит его без толку, а другой успевает совершить множество важных открытий. Будет только справедливо, если этот другой проживет как можно дольше.

– Значит, профессор торговал своим лекарством? И где же он брал эмбрионов?

Нина насупилась и замолчала. Но Кирилл сам ответил на свой вопрос.

– Их поставляла ему ты.

– Они все равно были бы нежизнеспособными мутантами, – пробормотала Нина, всхлипнув.

– Понятно, – сказал Кирилл. – Меня сюда, видимо, тоже привели в качестве производителя сырья. А потом, когда надобность во мне отпадет, скормите своим зверушкам. Вот уж действительно безотходное производство, образец разумно налаженной жизни. Как в концлагере! Мой отец рассказывал, что прежние фашисты, те, что жили до Катастрофы, не только убивали узников, но и делали сумочки из их кожи и парики – из волос.

– Перестань! Зачем ты так? – тоскливо сказала она. – Я постараюсь тебе помочь.

– Ты ничего не можешь сделать. Сама сказала, этот милый лягушонок у двери не слушается никого, кроме профессора. Значит, те бедняги, останки которых мне попались, транжирили свою жизнь зря и вполне заслуживали того, чтобы срок им сократили? А за их счет профессор продлевал свое собственное существование? Как ты-то могла допустить, чтобы он проделывал над тобой все эти штуки? – Кирилл посмотрел на Нину с отвращением.

– Зачем ты так? – повторила она. – Я решилась на это ради науки.

– Ни за что не поверю. Тебе просто хотелось вкусно есть в то время, как большинство людей в метро подыхало с голода.

– Ты не веришь, что я могу быть преданной, а я восхищалась гением профессора. Своего любимого учителя.

– И в награду за свою преданность гниешь теперь заживо.

– Здесь очень трудно стерилизовать инструменты, – прошелестела Нина. – У меня началось заражение крови.

– А ведь твой гениальный учитель мог обратить свои способности на пользу людям. Отправиться бы в Полис – там тоже живут ученые, как я слышал. Но ему выгоднее было обделывать свои темные делишки вдали от людских глаз. Где же его благодарные клиенты теперь, когда тебе нужна помощь?

– Случилась беда, – пробормотала Нина. – Один из высших чинов Рейха умер после приема лекарства. Нас искали, заочно приговорив к повешенью. Хорошо, что они не знают об этом нашем убежище. К тому же сюда никто не суется – нас стережет Кром.

– И теперь ты умрешь из-за того, что я не смогу выйти отсюда и привести к тебе врача, – покачал головой Кирилл. – Тебе не кажется, что вы перемудрили с мерами безопасности?

Нина пожала плечами. Казалось, она устала. Кирилл встал и прошелся по помещению, разминая затекшие ноги. Осветил фонариком клетки. В одной из них ворочался толстый зверь с тупой мордой, а в углу клетки что-то белело. Луч фонарика упал на непонятный предмет, оказавшийся человеческим черепом. Кирилл не удивился. В крайней клетке сидела вроде бы обезьяна. Парень посветил и обмер – из клетки на него глядел ребенок лет четырех. Огромные глаза на бледном личике, тонкие, искривленные, как веточки, руки, горб на спине. В ту же минуту ребенок отпрянул и забился в угол, закрывая лицо ладонями.

– Что это? – с ужасом спросил Кирилл.

– Это мой сын, – прохрипела с кровати Нина. – Одного я все же решилась родить. Наверное, зря – только на мучения ему и себе.

– А почему он в клетке?

– Чтобы случайно не убежал, куда не надо. У меня сил нет за ним следить, профессору тоже не до этого.

– Звери и то лучше относятся к своим детенышам!

– Перестань! – прохрипела Нина. – Все равно я скоро умру, кому он без меня нужен будет – такой?! Я тебя только об одном прошу – если я умру до тебя, открой клетку и убей Вадика. Только как-нибудь быстро, без мучений. Ключ на стене висит, вон там…

Кирилл потерял дар речи. Он представил себе жизнь этого несчастного ребенка – в смрадном полумраке, впроголодь, рядом с одержимыми фанатиками, которым до него и дела нет. Каждый день малыш видел перед собой лишь железные прутья своей темницы. Может, действительно, ему лучше было бы не рождаться на свет вовсе? Вернее – во мрак. Недолгим и мучительным было его существование, а теперь оно вот-вот оборвется. Все же Кириллу не верилось, будто смерть будет для мальчика лучшим выходом, хотя «любящая мать» и попыталась убедить его в обратном.