Его уже не ждали - Златослава Каменкович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О Пауль!
— Я хотел его развлечь! Кто виноват, что Юзеф шуток не понимает? Я же его не поджег! — оправдывался Пауль.
Гости умилялись.
А Юзеф стоял на коленях и дрожащими, непослушными руками собирал с паркета осколки хрусталя. До него донесся мягкий голос ясновельможной графини, которая с ноткой грусти кому-то говорила:
— Юзеф стар, пора на покой…
Смех гостей еще звучал в ушах старого Юзефа, когда на пороге каморки в подвале дворца наместника появился радостно взволнованный Казимир.
— Поздравьте меня, крестный. Я нашел работу…
Старый Юзеф медленно обернулся и посмотрел на него такими скорбными глазами, что радость Казимира сразу угасла.
— Что с вами, крестный? Не заболели ли вы?
— Пан Войцех из Америки вернулся, — тяжело вздохнул Юзеф. — Письмо от Ванды привез. На вот, почитай…
В раскрытое окно ворвались звуки задористой польки. Юзеф прикрыл окно, взял подсвечник с горящей свечой и поближе поднес к Казимиру. Тот развернул листок измятой бумаги.
«О Езус-Мария! — прочел вслух Казимир. — На беду свою, мы поверили, что есть счастье-доля в Америке, пусть она огнем горит, а тех вербовщиков — пусть их пан-бог покарает! Легко камень в море кинуть, да пойди достань. Наняли нас всей семьей железную дорогу прокладывать через леса и болота… Да беда не по лесу ходит, а по людям… Свела Яна в могилу желтая лихорадка…»
— Матка боска! — перекрестился Юзеф.
«…А я с пятью детками малыми осталась, как птица без крыльев и гнездышка. И родной земли, наверное, ни я, ни дети мои не увидим…»
В дверь что-то зацарапало, послышался жалобный визг. Юзеф поставил подсвечник, открыл дверь и впустил шпица.
— Снежок, голубчик, — Юзеф, присев, погладил собачонку.
— Что у него на хвосте? — спросил Казимир.
— Панычи развлекались — и Юзеф отвязал вертушку от хвоста измученной собаки.
Глава девятая
ИСКАТЕЛИ КЛАДА
Солнце еще не взошло, а Ромке словно кто-то на ухо крикнул: «Пора!»
Поеживаясь от холода, он быстро вскочил и затормошил крепко спящего Гриця.
— Разве светает? — сонно пробормотал тот, не открывая глаз.
— Тише! — испуганно шептал Ромка. — Не видишь?.. Кто-то спит на сундуке.
— Это же тато! Выпустили! — узнал Гриць отца.
— Тише, разбудишь! — Ромка приложил палец к губам. — Бери мешок, а я — лопату. Пошли…
В предрассветном тумане мальчики украдкой проскользнули мимо сторожа, спящего у ворот тарного склада. За ними бежал Жучок.
И вот Ромка и Гриць — у песчаного обрыва, где одиноко стоит молодая березка.
— Начнем копать там, — Ромка указал на корневище сломанного грозой дуба.
Искатели клада молча принялись за работу. Ромка орудовал лопатой в яме, а Гриць наверху отгребал руками землю.
Вдруг Гриць молитвенно сложил руки, воздел глаза к небу и взмолился:
— Боженька, милый! Помоги нам найти клад… Помоги, га? Мы тебе… Мы с Ромкой пойдем в церковь и поставим много свечей… Ей-богу!
— Грицю, с кем ты там разговариваешь? — крикнул из ямы Ромка.
— С паном-богом.
— Чего-чего? — не расслышал Ромка.
— С боженькой я говорю…
— А он что?
— Молчит… Наверное потому, что мы грешные…
— То правда, — согласился Ромка, утирая рукой пот и размазывая грязь по лицу. — В сады чужие лазим, картошку воруем… — И вдруг, закипев гневом, погрозил кулаком: — А пану Зозуляку ей-богу когда-нибудь каменюкой голову провалю!
— Тихо ты, не гневи бога! — испуганно замахал руками Гриць.
Ромка снова принялся копать. Вдруг лопата ударилась о что-то твердое. Скрежет услышал и Гриць, припавший к краю ямы.
— Нашел! — радостно воскликнул Ромка.
Он упал на колени и поспешно начал разрывать землю руками.
— Осторожно! — дрожа от волнения, крикнул Гриць и прыгнул к Ромке.
Теперь они трудились вдвоем, едва умещаясь в яме.
— Ага! — Ромка, взволнованный, схватил лопату. — Да не мешай же ты, Грицю, вылазь из ямы, быстро!
Гриць поспешно выполнил приказ друга. Лежа на животе, он следил за работой Ромки.
Постепенно на дне ямы вырисовывался какой-то темный предмет. Когда стало возможным ухватить его руками, Гриць не вытерпел и снова прыгнул в яму.
— Ух, какой тяжелый! Там, видно, добра разного много, — лихорадочно дрожа, прошептал Ромка.
Мальчики присели на дно ямы. Уперлись ногами и спинами в стенку и изо всех сил потянули клад.
— Не поддается, холера! У черт! — выругался Ромка.
— Да не ругайся, прогневишь бога… — рассердился Гриць.
— «Прогневишь!»
Ромка еще несколько раз копнул вокруг таинственного предмета, и на этот раз мальчики вытащили большой камень.
— Вот тебе и клад! — едва не плача, проговорил Ромка и только сейчас почувствовал, как болят исцарапанные грязные руки.
— Вот видишь, в камень обратился. Говорил я тебе, не гневи бога.
— А ну тебя, — сердито отмахнулся Ромка.
Утомленные друзья сидели на дне ямы и злились друг на друга. Наконец Гриць пнул ногой камень и, глотая слюну, проговорил:
— Йой, и голоден же я!
Тогда Ромка предложил пойти на картофельное поле, что у подножья горы.
— А если поймают? — боязливо спросил Гриць.
— Цапля, а на что у тебя такие длинные ноги? — ответил Ромка.
Вот и картофельное поле. Осторожно озираясь, Ромка лопатой копает картошку, а Гриць собирает и прячет ее за пазуху.
— Хватит, бежим назад! — предлагает Ромка.
И мальчиков точно ветром сдуло с поля.
Благополучно выбравшись из зарослей молодого ельника на полянку, мальчики присели и высыпали картошку на песок. В небольшую ямку сгребли сухие листья и разожгли костер. То и дело с треском вылетал рой золотистых искр, дым ел глаза. Но кто обращает на это внимание, если впереди такое наслаждение — полакомиться печеной картошкой!
Вкусная печеная картошка! Обжигая пальцы и губы, оставляя под носом черные усы от сажи, друзья с жадностью ели рассыпчатую белую мякоть.
— Вот если бы сейчас хоть щепотку соли, а, Гриць?
— Да она и без соли вкусная!
Вдруг раздался резкий свист. Жучок насторожился.
— Надо погасить костер, — прошептал Ромка. — Наверное, хозяин ноля…
Мальчики мгновенно засыпали костер песком, да так тщательно, что и сами не отыскали бы его следов.
Свист повторился, на этот раз совсем близко.
— Айда на Кайзервальд,[58] — скомандовал Ромка.
— А если жандармы? Еще поймают. Туда не разрешается ходить, — заколебался Гриць.
— Жандармы? Ну и пусть поймают! Не посадят же они нас на шнельцуг[59] и не отвезут в Вену, до самого цисаря! Дадут раза два по шее и отпустят! Гайда, Грицю!
Ромка воинственно свистнул, и мальчики бросились в густую, плотную чащу молодого ельника.
В лесу Ромка вспугнул стайку птичек и тут же увидел на замшелом пне кучу оставленных кем-то грибов. Он тихо подозвал товарища:
— Видишь? Тут кто-то есть.
— Это белка сушит грибы! — объяснил Гриць. — Ты знаешь, Ромка, прошлым летом, когда я жил у дяди Штефана в Бориславе, он взял меня с собой в лес. Там мы с дядей Штефаном на сухих веточках и сучках много грибов набрали!
— Грибы на сучках? — недоверчиво покосился на приятеля Ромка. — Разве грибы на сучках растут?
— А разве я говорю, что растут? Белка накалывает их на сучки и сушит. Вот не сойти мне с места, если вру! Она на зиму себе запасы делает.
Гриць хотел взять с пенька грибы, но Ромка остановил его:
— Не тронь!
— Смотрите на него, люди добрые, — рассердился Гриць. — Белку пожалел!
Поблизости зазвучали голоса людей, и мальчики быстро спрятались в кусты.
— Там… вот… — едва слышно прошептал Гриць, — сторожа, а может, жандармы.
Прислушались. Голоса доносились оттуда, куда указал рукой Гриць.
— А если собак спустят?
— Что-то не слышно собак, — утирая вспотевший лоб, ответил Ромка и, осторожно отступая, начал отходить назад.
Но Гриць, зацепившись ногой за обнаженный корень старого клена, упал.
— Пропали, — выдохнул побледневший Ромка. — Теперь они нас сцапают.
Прошла минута, вторая — никто не появлялся. И снова послышался тихий, но твердый голос. Мальчики прислушались. Кто-то читал:
«…Между тучами и морем гордо реет БуревестникЧерной молнии подобный… То крылом волны касаясь,То стрелой взмывая к тучам, он кричит, и — тучиСлышат радость в смелом крике птицы…»
— А ну, пошли ближе, — отважился Ромка.
Мальчики начали тихонько пробираться в чащу, раздвинули ветки и неожиданно увидели пожилого рыжеусого человека. Он сидел под высокой ивой, залитой лучами утреннего солнца, пробивавшимися сквозь густую светло-зеленую листву. В руках он держал какой-то журнал и взволнованно читал, а вокруг него на небольшой тенистой полянке сгрудилось человек двадцать студентов и рабочих. Среди них были Кузьма Гай и Ярослав Калиновский. Гната Мартынчука мальчики сначала не заметили.
