Две недели с незнакомцем - Дебра Маллинз

Неужели она думает, что он этого не замечает? Не видит в ее глазах настороженности каждый раз, когда говорит с ней? Она не знает, чему верить, а он не знает, как убедить ее в своей искренности. Ее подозрительность резала его как ножом.

Не обращая внимания на суетящихся вокруг осколков слуг, он покинул столовую.

Чего бы он только не сделал, чтобы повернуть время вспять, к тому моменту, когда две недели назад на пороге появилась его наивная молодая жена. Он был дурак, не понявший, какой драгоценный дар ему преподнесла судьба. Он снова и снова отталкивал ее, а она возвращалась, стремясь бороться с ним за них двоих. Но теперь она, кажется, сдалась. Что ж, отлично. Если она не хочет бороться за то, что было у них, он сам примет на себя эту функцию. Хотя в эту минуту совершенно не представлял, как убедить ее поверить ему, и не решался просить совета в этом деле у Фоксуорта.

Эту проблему ему придется распутывать самому. Он осуществил множество опасных миссий для Короны, но ни одной настолько сложной и деликатной. Перед ним стояла задача убедить собственную жену вновь полюбить его.

Люси стояла у окна своей спальни и смотрела на улицу, когда Саймон вышел из дома и сел на лошадь. Он посмотрел вверх на ее окно, и она, отпрянув, спряталась за занавеской. Слеза побежала у нее по щеке.

Когда же закончится эта пытка?

Каждый день он уезжал из дома один. Она не знала, куда он направляется, и не спрашивала его об этом. Она очень живо представляла себе, как он ложится в постель с миссис Монтелуччи, чтобы добыть у нее тот злосчастный список, и хотя знала, что с его стороны это лишь игра и работа, при мысли об этом сердце ее сжималось от невыносимой боли.

Если раньше две недели в Лондоне с мужем казались ей слишком коротким сроком, то теперь время превратилось в адское наказание и тянулось до бесконечности. Она тосковала по миру и покою Девингема, где жизнь ее текла с ровной уютной предсказуемостью. Сколько еще придется ей быть в Лондоне, наблюдая, как муж ее ухаживает за другой женщиной?

Она знала, что муж не предпочитает Изабеллу ей, что у него имеются хорошие достойные причины так себя вести, но она была слишком женщиной и всей душой ненавидела и Бонапарта, и Англию, и политику, виня их в создавшейся ситуации.

Она хотела, чтобы ее муж принадлежал только ей.

Неужели ее можно было считать мелкой и гадкой от того, что она мечтала, чтобы все эти шпионы и их пособники оказались на дне океана?

Впрочем, если бы он ее любил, они могли бы пережить эти трудности не так болезненно. Они могли бы утешать друг друга, и любовь могла бы поддержать их во время этого кризиса.

А вместо этого они проводили часы в неловком молчании или раздельно.

Только ночи – единственно – давали ей надежду, что брак их устоит в это тяжкое время. Ночью он приходил к ней, а иногда она шла к нему. Они никогда не разговаривали, только обменивались ободряющими восклицаниями. Они смотрели друг другу в глаза, но не вглядывались пристально… потому что это могло нарушить деликатное равновесие, которое давала им физическая близость. Они прикасались друг к другу, целовались, обменивались бесконечными ласками… О существовании некоторых из них она ранее и не подозревала… Но всегда между ними оставалась плотно закрытая дверь, и только в моменты наивысшей безудержной страсти открывалась в ней крохотная щелочка.

Но вставало солнце, и эта щелка снова закрывалась. Она шла замуж за этого человека, ожидая, что станет женой и спутницей жизни, подругой, а позже матерью, что между ней и мужем возникнет прочная связь, которая затем перейдет в любовь или по крайней мере в дружбу и уважение. Ей и в голову не приходило, что он может оказаться шпионом, что, кроме той жизни, которую она наблюдала, он ведет скрытую, ей неизвестную.

Она внезапно и довольно грубо очнулась, узнав, что муж, за которого она вышла, вовсе не тот человек. А тот, с кем она сейчас делила жизнь, совсем не похож на мужчину ее идеальных грез. Ее поддерживали на плаву лишь бурные ночи в объятиях друг друга. По крайней мере это у них пока оставалось.

Но жаркая страсть к незнакомцу была слабой заменой союзу душ, о котором она тосковала. Она была вынуждена заново узнавать собственного мужа. И хотя то, что он раскрылся достаточно, чтобы поведать ей правду, можно было считать победой, это как бы отбрасывало ее назад, в то время, когда он начинал за ней ухаживать. И вообще, существовал ли на самом деле мужчина, в которого она начала влюбляться?

И уж точно, она никогда не представляла себе, что станет помогать ему в усилиях привлечь внимание другой женщины.

Ее замутило. Она прижала ладонь к груди и отвернулась от окна. По крайней мере в Девингеме ей не придется смотреть, как он преследует Изабеллу. Она не станет предметом жалости и насмешек. До нее, разумеется, дойдут какие то обрывки сплетен, но там, среди зеленых холмов и лугов, она сможет их игнорировать… с маленькой долей горечи.

Завтра возвращается миссис Нельсон. Чем скорее Люси передаст шкатулку Арминды ее дочери… тем скорее сможет она избыть сердечную боль, уготованную ей в Лондоне.

Саймон прибыл в дом Фоксуорта все еще расстроенный неловким разговором с Люси. Она хотела покинуть его, вернуться в Девингем. Когда то он был бы только рад этому.

Но не теперь.

Его провели в кабинет Фоксуорта и там он обнаружил друга возле буфета с бокалом бренди. Тот поднял от него глаза в тот момент, когда Питерс закрыл дверь за Саймоном. Они прислушались к почти бегущим шагам дворецкого, и Фокс ухмыльнулся широко и ослепительно. Саймон не видел подобного выражения на лице друга уже несколько лет.

– Похож на безумца, – пробормотал Фокс, – но тем не менее отличный дворецкий. Хочешь бренди?

– Кажется, это именно то, что мне надо, – промолвил Саймон, подходя к другу. – Ты сегодня вроде бы в отличном настроении?

– Безусловно, – кивнул Фоксуорт, передавая ему бокал с бренди. – Я нашел ключ к тому зашифрованному сообщению, которое мучило меня последние два дня.

– Отличная новость, Фокс. О чем оно?

– Я еще не закончил перевод. Но, расшифровав первую фразу, почувствовал, что это нужно отпраздновать. – Он хлопнул Саймона по плечу. – Пошли, давай прочтем, что говорят французы.

– Веди, Вергилий.

Фоксуорт уселся за письменный стол и поставил бокал среди бумаг, раскиданных по столешнице. Саймон остался стоять рядом и, прихлебывая бренди, смотрел, как Фоксуорт придвигает к себе лежащий сверху документ.

– Давай ка посмотрим… «Дорогие друзья, сообщаю вам хорошие новости. Наша численность снова умножилась. Слухи оказались ложными, и наши враги вновь ощутят на себе укол императорского…» Что? А а… «императорской стрелы. Пусть трепещут его враги. Антуан Ла Рю»… – Он остановился.