Роботы Апокалипсиса - Дэниел Уилсон

Зажужжав, «скорпион» приходит в движение: ловкие лапы месят горло и челюсть Тиберия, скручиваются, раскручиваются. Ноги твари выдавливают воздух из легких, через связки и рот. Труп Тиберия превращается в нелепый паровой орган.

— Идите обратно, — говорит он. — Или умрете.

Слышно, как на снег что-то выплескивается, и в воздухе разносится острый запах рвоты.

— Кто ты? — дрожащим голосом спрашиваю я.

Труп Тиберия содрогается; «скорпион» заставляет его пробулькать следующие слова:

— Я Архос. Бог роботов.

Я замечаю, что за спиной у меня стоят мои товарищи. С каменными лицами мы переглядываемся и, как один, наводим оружие на кусок металла. Я изучаю оскаленное, мертвое лицо врага и чувствую, как братья по оружию наполняют меня силой.

— Приятно познакомиться, Архос, — наконец говорю я, и с каждой секундой мой голос становится все тверже. — Меня зовут Кормак Уоллес. Извини, но выполнить твою просьбу мы не можем; видишь ли, через пару дней мой отряд заглянет к тебе в гости — и тогда мы прекратим твое существование. Мы зальем пламя тебе в глотку, ты, мерзкий кусок дерьма. Мы сожжем тебя заживо — это я тебе обещаю.

Тварь раскачивается, странно похрюкивая.

— Что она говорит? — спрашивает Черра.

— Ничего, — отвечаю я. — Она смеется.

Кивнув ребятам, я обращаюсь к окровавленному, извивающемуся трупу:

— До встречи, Архос.

Мы расстреливаем тварь, стоящую перед нами. Куски мяса и металлические обломки растворяются в поземке. Вспышки освещают наши бесстрастные лица. Когда мы прекращаем стрелять, не остается ничего, кроме кровавого восклицательного знака на белоснежном фоне.

Мы молча собираем вещи и идем дальше.

Самые верные и непредвзятые решения человек принимает в минуты кризиса. Подчиниться подобному выбору означает подчиниться судьбе. То, что произошло сейчас, слишком ужасно, кошмар лишает нас возможности думать и чувствовать. Вот почему мы расстреливаем то, что осталось от нашего товарища. Вот почему мы оставляем изувеченное тело моего брата. В горниле боя, который произошел на заснеженном холме, отряд Умника был уничтожен и выкован заново, он превратился в нечто новое — спокойное и смертельно опасное.

Мы забрели в кошмар, а уходя, взяли его с собой. И теперь мы хотим поделиться им с нашим врагом.

В тот день я принял на себя командование отрядом Умника. После смерти Тиберия Абдуллы и Джека Уоллеса мы были готовы к любым жертвам ради победы над врагом. А самые ожесточенные бои и самые трудные решения ждали нас впереди.

2

Свободнорожденный

«Ты хитроумный, да?»

Новая война + 2 года и 7 месяцев

Люди, в общем, и не подозревали, что произошло Пробуждение, ведь сотни тысяч роботов-гуманоидов прятались и от враждебно настроенных людей, и от других машин. Большинство отчаянно старалось понять мир, в котором они очутились, однако один гуманоид класса «Арбитр» решил перейти к более решительным действиям.

На этих страницах Девятьсот второй описывает свою встречу с отрядом Умника, направлявшимся на бой с Архосом. Данные события произошли через неделю после смерти моего брата. Я все еще искал Джека в строю и снова и снова не находил его. В то время наши раны еще не зажили, и, хотя это и не оправдание, я надеюсь, что история не осудит нас строго.

В небе Аляски полоска света: тварь по имени Архос общается с другими роботами. Если наш отряд пойдет и дальше туда, к ее началу, то почти наверняка погибнет.

Мы идем уже двадцать шесть дней, когда во мне, требуя внимания, начинает зудеть мыслепоток диагностики. Он указывает на то, что моя броня покрыта взрывчатыми шестиногими — «культяпперами», как их называют люди в своих радиообменах. Извивающиеся роботы ухудшают мою систему энергосбережения, а постоянный стук антенн понижает чувствительность моих сенсоров.

Культяпперы начинают мне докучать.

Я останавливаюсь. Мыслепоток максвероятности указывает на то, что машинки пришли в замешательство. Мой отряд состоит из трех ходячих двуногих; на них бронежилеты, снятые с трупов людей. Культяпперы сбегаются к нам, привлеченные вибрациями, похожими на человеческие, но не могут найти тепло, необходимое для активации машин.

Левой рукой я стряхиваю с правого плеча семерых культяпперов. Они кучками падают на наст и вслепую хватаются друг за друга. Одни закапываются в новые укрытия, другие ведут поиск, двигаясь по четким фрактальным траекториям.

Мыслепоток наблюдения отмечает, что, хоть культяпперы и несложные машины, их знаний хватает на то, чтобы действовать сообща. То же самое относится и к моему отряду — к свободнорожденным: чтобы выжить, мы должны быть заодно.

Мы стоим на тихой поляне, и на наши бесстрастные лица падают снежинки. В ста ярдах впереди блестит бронзовый корпус «Гоплита-611». Ловкий разведчик уже бежит ко мне, используя укрытия и выбирая путь наименьшего сопротивления. В то же время тяжелый, бронированный «Страж-333» остановился в метре от меня, в глубоком сугробе.

Идеальная точка для того, что должно произойти дальше.

Лента в небе пульсирует, раздувшись от информации. Ужасная ложь, которую распространяет разум по имени Архос, летит в чистое синее небо, загрязняя мир. Отряд свободнорожденных слишком мал. Мы обречены на поражение. Но если мы откажемся от борьбы, то эта лента скоро вновь закроет нам глаза.

Свобода — единственное, что у меня есть, и я лучше перестану существовать, чем покорюсь Архосу.

«Гоплит-611» посылает мне сообщение по узкому лучу.

— «Арбитр-902», вопрос: повышаем ли мы шансы на выживание, выполняя данное задание?

Образуется локальная сеть из узких лучей: к нашему разговору присоединяется «Страж». Опасность близка, и поэтому мы должны общаться по местной радиосвязи.

— Люди-солдаты прибудут через двадцать две минуты плюс-минус пять минут, — говорю я. — Нужно подготовиться к встрече.

— Люди нас боятся. Рекомендованное действие: уклонение, — отвечает «Страж».

— Максвероятность прогнозирует низкую вероятность выживания, — добавляет «Гоплит».

— Принято во внимание, — отвечаю я. Издалека доносятся вибрации, которые издает приближающаяся армия людей. Менять планы нет времени. Если люди застанут нас здесь, то скорее всего убьют.

— Подчеркиваю режим командира, — говорю я. — Отряд свободнорожденных, подготовиться к встрече с людьми.

Семнадцать минут спустя «Гоплит» и «Страж» превратились в развалины. Их корпуса уже наполовину занесло снегом, виден лишь тусклый металл — перекрученные руки и ноги вперемешку с несколькими слоями керамической брони и разорванной одежды.

Я остался единственной функционирующей машиной.

Сенсоры вибрации указывают на то, что отряд людей близко. Максвероятность говорит, что в нем восемь двуногих солдат и один большой четвероногий «ходун». Параметры двоих солдат не соответствуют человеческим нормам. Один, вероятно, использует ноги тяжелого экзоскелета. Ширина шага другого свидетельствует об использовании высокой шагающей платформы. Остальные люди полностью натуральны.

Я чувствую, как бьются их сердца.

Встав посреди тропы, меж останков моего отряда, я преграждаю людям путь. Ведущий человек-солдат выходит из-за поворота и замирает на месте, широко раскрыв глаза. Даже с расстояния в двадцать метров мой магнетометр засекает гало электрических импульсов, которые летают в голове солдата. Человек отчаянно пытается понять, в чем ловушка, и найти путь к спасению.

Затем из-за поворота высовывается дуло танка. Огромный «ходун» тормозит позади человека; из массивных гидравлических суставов валит пар. Моя база данных утверждает, что этот ходячий танк был захвачен и модифицирован солдатами Армии Серой Лошади. На его боку написано имя — «Гудини». По информации из моей базы данных, так звали артиста, который жил в начале двадцатого века и специализировался на высвобождении из оков. Все эти факты пролетают мимо меня; я не вижу в них никакого смысла.

Люди — загадочные, бесконечно непредсказуемые и потому опасные.

— Укрытие! — командует лидер. Танк-«паук» садится на землю, вытянув ноги; солдаты прячутся за его бронированным корпусом. Один из них залезает на танк и встает к крупнокалиберному пулемету. Пушка поворачивается ко мне сама.

Круглый огонек на груди танка из зеленого становится тускло-желтым.

Я не меняю положения. Мне нужно вести себя предсказуемо, это очень важно. Людям мое внутреннее состояние неизвестно; для них опасное существо — это я. Они, как и следовало ожидать, напуганы. У меня есть только одна возможность вступить с ними в контакт. Один шанс, одна секунда, одно слово.