Талантливый мистер Рипли - Патриция Хайсмит

– Неужели? Не знаю. Я, собственно, никогда не задумывался над тем, какие именно люди способны на убийство. Один раз мне довелось видеть его очень рассерженным…

– Когда?

Том рассказал о тех двух днях в Риме, когда Дикки был одновременно раздражен и удручен из-за допроса в полиции, после чего съехал с квартиры, дабы не отвечать на звонки знакомых и незнакомых людей. Том связывал это с ухудшением общего душевного состояния. У него как раз была полоса творческих неудач. Он обрисовал Дикки как упрямого молодого человека. Его содержит отец, и потому приходится считаться с его желаниями. По словам Тома, Дикки сумасброд, способный проявить щедрость по отношению как к знакомым, так и к незнакомым людям, человек, весьма изменчивый в настроениях: то очень общительный, то угрюмый, жаждущий уединения. Том закончил тираду утверждением, что Дикки – весьма заурядный молодой человек, которому очень хотелось быть необыкновенным.

– Если он и вправду покончил с собой, это могло произойти потому, что он знал свой основной недостаток: несоответствие собственных возможностей и претензий. Для меня гораздо проще представить его самоубийцей, нежели убийцей, – заключил Том.

– Но я отнюдь не уверен, что он убил Фредди Майлза. А у вас какое мнение на этот счет?

Том не сомневался: Мак-Карон ведет себя по отношению к нему совершенно искренне, ожидает, что Том начнет защищать Дикки – ведь они были близкими друзьями. Страх начал понемногу отступать, хотя и очень медленно, будто внутри Тома начал таять лед.

– Полной уверенности у меня нет. Но мне невероятно трудно в это поверить.

– У меня тоже нет такой уверенности. Но ведь это объяснило бы очень многое, не так ли?

– Да, – согласился Том. – Это объяснило бы все.

– Ну что ж, работа еще только начинается. Это всего лишь первый день, – произнес Мак-Карон с оптимистической улыбкой. – Я даже еще не ознакомился с отчетом римской полиции. Вероятно, после поездки в Рим мне захочется снова побеседовать с вами.

Том пристально взглянул на сыщика. Кажется, их разговор уже закончен.

– Вы владеете итальянским?

– Не так чтобы очень, но могу читать. Гораздо лучше владею французским. Думаю, языковых проблем у меня не будет. – Мак-Карон сказал это таким тоном, будто знание языка не имело особого значения.

А на самом деле оно имело решающее значение. Невозможно себе представить, чтобы, общаясь исключительно с помощью переводчика, Мак-Карон смог получить от Роверини все сведения по делу Ричарда Гринлифа. К тому же в этом случае Мак-Карон вряд ли сумеет поговорить с такими людьми, как квартирная хозяйка Дикки в Риме. А это весьма немаловажно.

– Я беседовал с Роверини здесь, в Венеции, несколько недель назад, – сказал Том. – Передайте ему от меня большой привет.

– Передам. – Мак-Карон закончил пить кофе. – В связи с тем что вы так хорошо знаете Дикки, как вы думаете, куда бы он мог направиться, желая скрыться от всех?

Том слегка выгнул спину, прислонившись к спинке стула. Кажется, американец подбирается к самой сути.

– Ну, насколько я знаю, больше всего он любит Италию. Франция маловероятна. Любит также Грецию. Одно время упоминал о Мальорке. Я думаю, он также вполне мог отправиться в Испанию.

– Понятно, – произнес Мак-Карон со вздохом.

– Вы возвращаетесь в Рим сегодня? Мак-Карон поднял брови:

– Можно бы и сегодня, если удастся немного поспать. Я уже два дня не спал нормально.

Том отметил про себя, что держится Мак-Карон очень хорошо.

– Мистер Гринлиф узнавал расписание. Есть два утренних и, кажется, два дневных поезда. Он намеревался уехать в Рим сегодня.

– Да, мы могли бы уехать вместе сегодня днем. – Мак-Карон, пошарив рукой, достал счет из-под сахарницы. – Большое спасибо за помощь, мистер Рипли. У меня есть ваш адрес и номер телефона на случай, если возникнет необходимость встретиться с вами снова.

Они поднялись.

– Вы не против, если я зайду попрощаться с Мардж и мистером Гринлифом?

Мак-Карон не возражал. Том едва удержался, чтобы не начать насвистывать итальянскую песенку:

Не разрешает папа твой,

Не разрешает мама,

Но как же нам с тобой…

Входя в комнату, Том пристально взглянул на Мардж, пытаясь усмотреть на ее лице признаки враждебности. Вид у нее был скорбный, словно она только что овдовела.

– Я бы хотел задать несколько вопросов и мисс Шервуд, также наедине. Вы не возражаете? – обратился Мак-Карон к мистеру Гринлифу.

– Конечно нет. Я как раз собирался спуститься в вестибюль за газетами, – ответил тот.

Мак-Карон продолжал расследование. Том распрощался с Мардж и мистером Гринлифом на тот случай, если они уедут в Рим сегодня же и он больше не увидится с ними. Потом обратился к Мак-Карону:

– Если я вам понадоблюсь, с удовольствием в любое время приеду в Рим. Во всяком случае, пробуду здесь до конца мая.

– До этого времени что-нибудь выяснится, – сказал Мак-Карон, улыбаясь своей загадочной ирландской улыбкой.

Том спустился в вестибюль вместе с мистером Гринлифом.

– Он опять задал мне те же самые вопросы, а кроме того, попросил высказать свое мнение о характере Ричарда, – сказал Том.

– Ну и какое же мнение вы высказали? – спросил мистер Гринлиф упавшим голосом.

Том прекрасно понимал, что и самоубийство, и просто желание удалиться от всех – такое поведение сына мистер Гринлиф в равной степени считал предосудительным.

– Я сказал, что разделяю мнение о том, что Дикки мог скрываться ото всех, так же как и то, что он мог совершить самоубийство.

Мистер Гринлиф ничего не ответил, только молча сжал локоть Тома:

– До свидания. Том.

– До свидания, – ответил Том. – Надеюсь, вы дадите о себе знать.

Отношения с мистером Гринлифом складывались вполне нормальные. Наверное, они будут хорошими и с Мардж. Она проглотила версию о самоубийстве, и теперь все ее мысли потекли по этому руслу.

Весь тот день Том провел дома в ожидании телефонных звонков. Он полагал, что должен быть хоть один звонок от Мак-Карона, пусть по пустячному поводу. Но звонков не было. Позвонила только графиня Титти, которая пригласила его на дневной коктейль. Он принял приглашение.

А почему, собственно, он должен ожидать неприятностей со стороны Мардж? Ведь она их еще ни разу ему не доставила. Самоубийство Дикки отныне станет для нее навязчивой идеей, и она всеми силами будет направлять свое воображение именно в эту сторону.

Глава 28

Мак-Карон позвонил Тому на следующий день из Рима, попросил перечислить знакомых Дикки в Монджибелло. Вероятно, и в самом деле звонил только ради этого. Потратил массу времени, составляя этот список по телефону и сравнивая его с тем, что дала Мардж. Большинство названных Томом имен уже были в ее списке, но Том снова назвал всех этих людей с их трудными адресами: конечно же Джордже; Пьетро, лодочник; Мария – тетка Фаусто, фамилии которой он не знал, но все же, хоть и с трудом, объяснил, где она живет; Альдо, бакалейщик; семейство Чекки и даже отшельник Стивенсон – старый художник, который жил не в самой деревне, а неподалеку и кого сам Том ни разу не видел.

Чтобы составить этот список, Тому потребовалось несколько минут, а чтобы проверить, Мак-Карону, вероятно, потребуется несколько дней. В список он включил всех, кроме синьора Пуччи, который занимался продажей дома и лодки Дикки. Он наверняка рассказал бы Мак-Карону, если этого еще не сделала Мардж, что Том Рипли приезжал в Монджибелло, дабы устроить все дела Дикки. Впрочем, Том не считал очень уж для себя серьезным, если тем или иным путем сыщик узнает, что он улаживал дела Ричарда. А с такими личностями, как Альдо и Стивенсон, Мак-Карон пусть себе беседует сколько душе угодно.

– У него были знакомые в Неаполе? – спросил Мак-Карон.

– Лично я никого не знаю.

– А в Риме?

– К сожалению, мне не доводилось его видеть ни с кем из знакомых в Риме.

– И вы никогда не встречали этого художника – как его там? – Ди Массимо?

– Нет. Только видел его однажды, но не был с ним знаком.

– Как он выглядит?

– Это было на углу какой-то улицы. Я отстал от Дикки, когда он направился навстречу этому Ди Массимо. Так что вблизи его не видел. Рост около ста восьмидесяти сантиметров, черные с проседью волосы… Это, пожалуй, все, что я запомнил. Помню еще, на нем был светло-серый костюм.

– М-да… о'кей, – рассеянно обронил Мак-Карон. По-видимому, он все это записывал. – Так. Ну, мне кажется, теперь все. Большое спасибо, мистер Рипли.

– Всегда к вашим услугам. Желаю удачи. В течение нескольких последующих дней Том почти не выходил из дому, как всякий нормальный человек, когда поиски его пропавшего друга в самом разгаре. Отклонил несколько приглашений на вечеринки. Интерес прессы к исчезновению Дикки вновь пробудился, его подогревало присутствие в Италии американского частного детектива, приглашенного отцом Дикки. Когда к Тому явились корреспонденты “Эуропео” и “Оджи”, чтобы сделать фотографии его самого и его дома, он решительно потребовал, чтобы они удалились, а одного слишком настырного молодого человека взял под локоток и, протащив через всю гостиную и холл, вытолкал через входную дверь. Ничего особенного в течение этих пяти дней, собственно говоря, не произошло: никаких телефонных звонков, никаких писем, даже от Роверини. Временами Тому мерещилось самое худшее, особенно в сумерках, когда его охватывала тоска, как ни в какое другое время суток. Он рисовал в воображении, как Роверини и Мак-Карон сидят где-нибудь и разрабатывают версию об исчезновении Дикки в ноябре, как Мак-Карон тщательно анализирует события того периода, когда Том купил машину. Чувствует, что напал на след, когда обнаруживается, что Дикки не вернулся из поездки в Сан-Ремо, в то время как Том приезжает, чтобы распорядиться его имуществом. Он долго размышлял над усталым бесстрастным “до свидания”, сказанным вчера мистером Гринлифом, расценивая его как недружелюбное, представляя, какая ярость его охватит, когда после отчаянных безрезультатных попыток найти Дикки он потребует тщательно изучить поведение этого негодяя Тома Рипли, которого он сам, снабдив деньгами, послал в Италию, чтобы вернуть сына домой.