Бунт на «Баунти» - Джон Бойн

Молчание. Затем «так точно, сэр» – тонким, дрожащим голосом.

Некоторое время никто не произносил ни слова, я слышал только, как капитан расхаживает по каюте.

Наконец он произнес голосом более спокойным, но тем не менее полным тревоги:

– Скажите, мистер Кристиан, ведь вы провели в обществе мистера Хейвуда значительную часть вечера?

– Значительную, сэр, – ответил мистер Кристиан. – Но не весь вечер.

– И вы знакомы с мисс Уилтон? Признаюсь, я не помню, чтобы меня ей представляли.

– Да, сэр. Я свел знакомство с ней как раз во время вечера.

– Теперь вы, мой-дорогой-юный-друг, – сказал мистер Блай. – Известно вам, в чем вас обвиняют?

Никакого ответа.

– Можете говорить, – рявкнул капитан.

– Неизвестно, сэр, честное слово, неизвестно. Я был на палубе, думал о своем, работал вместе с матросами, и тут приходит сэр Фрейер и говорит, что вы желаете меня видеть, а я не знаю, что я такого сделал, клянусь вам.

– Ха! – усмехнулся капитан. – Вы хотите уверить меня, что пребываете в полном неведении относительно выдвинутых против вас сэром Робертом обвинений?

– Да, сэр.

– В таком случае вы либо невиновны и тяжко оклеветаны, либо виновны и в дополнение ко всему прочему нагло лжете командующему вами офицеру.

– Я не виновен, сэр.

– Не виновны в чем?

– В том, в чем меня обвиняют, сэр.

– Да, ответ всеобъемлющий, – помолчав, сердито произнес капитан. – А вы, мистер Кристиан, вы столь же несведущи по части обвинения?

– Должен признаться, сэр, – тихо и спокойно ответил мистер Кристиан, – у меня нет никаких сведений относительно того, в чем сэр Роберт обвиняет мистера Хейвуда. Я сохранил о том вечере воспоминания самые приятные.

– Как и я, сэр, как и я! – воскликнул капитан. – Но теперь меня уведомили, что присутствующий здесь мистер Хейвуд, которому выпала честь несколько раз танцевать с мисс Уилтон, подопечной, кстати сказать, сэра Роберта…

– Я танцевал с ней, – поспешил сказать мистер Хейвуд, – не отрицаю. Танцевал два вальса и польку, но я думал, что это позволительно.

– Два вальса и польку, вот как? – осведомился капитан. – А почему, позвольте спросить, вы сочли уместным уделить этой девушке столь чрезмерное внимание?

– Ну, сэр, – поколебавшись немного, ответил мистер Хейвуд, – я могу сказать лишь, что она хороша собой. И превосходно танцует. Я думал, что моя благосклонность покажется ей лестной.

– Думали, стало быть? И что вы сделали по окончании танцев?

– Я самым смиренным образом поблагодарил ее за доброту, сэр, и вернулся к мистеру Кристиану.

– Это правда, мистер Кристиан?

– Ночь была долгой, сэр, – сказал мистер Кристиан. – И мы, каждый из нас, танцевали, разговаривали с другими гостями. Я не могу в точности припомнить тот миг – у меня не было причин как-то отметить его для себя, – но после множества бесед с мистером Хейвудом я хорошо узнал его как джентльмена и уверен, что он говорит правду.

– В таком случае, сэр, мы пришли к расхождению во мнениях, – сердито заявил капитан. – И расхождению весьма серьезному. Ибо мисс Уилтон утверждает, что вы, мистер Хейвуд, пригласили ее пройтись по парку, дабы подкрепиться в тамошнем буфете, а во время прогулки обратились к ней с чрезвычайно бесстыдным, непристойным предложением.

– Ни за что на свете, сэр! – вскричал мистер Хейвуд, и, должен признать, голосом столь уязвленным, что я наполовину поверил ему.

– Ах, ни за что на свете? То есть вы утверждаете, что не приглашали мисс Уилтон на прогулку?

– Не приглашал, сэр!

– И что не хватали ее во время прогулки за руку, не прижимали к дереву и не пытались поцеловать?

– Сэр, я… я должен протестовать, – ответил он. – Протестовать в самых сильных, какие только возможны, выражениях. Ничего такого я не делал. Все это ложь.

– Ложь, вот как? Она говорит иное. Говорит, что вы дали волю рукам, попытались прибегнуть к силе и, не будь она выше и сильнее, что позволило ей вас оттолкнуть, вы могли бы скомпрометировать ее навсегда, погубить ее жизнь. В добавление к этому, сэр, еще до появления на судне сэра Роберта я получил из надежного источника сведения, что вы были пьяны и запятнали себя непристойной остротой касательно покойной русской императрицы и ее жеребца.

Мистер Хейвуд немного помолчал, а после заговорил – самым тихим, какой я когда-либо слышал, голосом.

– Капитан Блай, – сказал он, – даю вам слово джентльмена, слово офицера короля Георга, да благословит Бог его священное имя, слово христианина и к тому же христианина-англичанина, ничто из названного вами места не имело. По крайней мере, со мной в главной роли. Это безумие. Если мисс Уилтон поставила себя на балу в неловкое положение с каким-то джентльменом и теперь сожалеет об этом, пусть изберет для своих фантазий другой предмет и подумает еще раз о том, участвовал ли я в ее сомнительных похождениях, ибо я в них не участвовал, сэр. То был не я, сэр, клянусь.

Последовало долгое молчание, но когда капитан наконец заговорил, тон его был менее гневным, чем прежде, растерянным и раздраженным.

– Что скажете вы, Флетчер? Я, вынужден признаться, совершенно сбит с толку этой разноголосицей мнений.

– У нас ведь мужской разговор, сэр? И ничто из сказанного мной не покинет пределов этой каюты?

– Разумеется, Флетчер, – сказал капитан, на сей раз заинтригованный. – Вы можете говорить совершенно свободно.

– В таком случае, сэр, я скажу следующее – и скажу не как человек, бывший свидетелем событий, о которых говорит сэр Роберт, но опираясь лишь на мои представления о характерах двух действующих лиц. Я знаю мистера Хейвуда с его отроческих лет, и знаю как самого здравомыслящего из всех тех, кого мне довелось до сей поры повстречать, человека. Он принадлежит к семье людей родовитых и наидостойнейших, и я скорее поверил бы в то, что юный Турнепс прыгнул за борт и сплясал на гребнях волн джигу, чем в способность мистера Хейвуда приставать к леди.

Юный Турнепс, надо же! Мог бы меня к этой истории и не припутывать.

– Что же до мисс Уилтон, – продолжал мистер Кристиан, – должен признаться, за вчерашний вечер наши с ней пути несколько раз пересекались, она поведала мне о некоторых ее фантазиях, и я отнюдь не уверен, что эта леди так чиста, как, по-видимому, полагает сэр Роберт. Сдается мне, сэр, она начиталась романов, и не вполне подобающих. Что-то такое ощущается в ней, вот все, что я могу сказать. Нечто, говорящее об опытности, если вы понимаете, о чем я, заставляющее меня думать о некоторой сомнительности ее натуры.

Да, это проливало на всю историю совсем другой свет, и сомневаться было нечего. Я был бы лишь рад, если бы мистера Хейвуда, паскудника, протащили за непозволительные вольности под килем, однако при всей моей нелюбви к нему даже мне не хотелось, чтобы его наказали только из-за поклепов, возведенных на него какой-то шлюхой.