В лесах Пашутовки - Цви Прейгерзон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Давид Александрович широко зевает. Что и говорить, он тоже не одобряет этой нездоровой связи. Но таковы молодые парни, ничего не попишешь. Алеше надо слегка повзрослеть, и тогда он, конечно, станет серьезней. Если давить на сына сейчас, положение может только ухудшиться.
Теперь обсуждение переходит к даче. Если Розалия Семеновна все еще собирается устроить грядки и что-то посеять, то нужно заняться этим прямо сейчас, в конце мая. Потом будет поздно.
Грядки — душевная слабость Розалии Семеновны. Эта москвичка, мать вполне современного городского семейства, родилась в деревне Тартаковичи, недалеко от Бобруйска. Там прошли первые двенадцать лет ее жизни. Там бегала она босыми ногами по земле семейного огорода, между грядками с картофелем, капустными кочанами, свеклой. Это потом уже жизнь повернулась так, что девочка-босоножка стала столичной матроной. Но нет-нет, да и кольнет ее в сердце воспоминание о тех днях — днях простой и радостной жизни. В том числе, как это ни странно, — и о лопате, вонзающейся в жирную огородную почву, о тяпке, о граблях, о свежем ветерке, овевающем разгоряченное от полевой работы лицо. Потому-то и решила Розалия Семеновна засеять в Шатово в этом году хотя бы три грядки. Пусть это будут для начала овощи, картофель и цветы. Конечно, почва там не бог весть какая, да и корней много, трудновато будет вскопать. Она полагает, что нужно перекопать как минимум дважды, удобрить, а потом уже сеять. Коли так, говорит Давид Александрович, нужно заняться этим в ближайшее воскресенье. И привлечь к работе сыновей, потому что одним не справиться. В ответ Розалия Семеновна вздыхает и молчит, и это молчание — вынужденное признание правоты мужа.
По спальне гуляют утренние лучи. С улицы Кирова слышен шум автомобилей, лязг троллейбусных штанг. В соседней комнате спят сыновья. Еще немного — и надо вставать, готовить завтрак, а пока можно полежать минуток десять. На крепких полуобнаженных плечах матери семейства лежат полоски весеннего света. В воображении Розалии Семеновны вдруг встает почти осязаемая картина: дача, и грядки, и веранда, и семья на веранде. И не просто семья, как она сейчас, — нет! Мишенька и Алешенька, оба с семьями, женами и детьми… Внуки! Как весело бегают они между соснами! На столе, покрытом белоснежной скатертью, стоит пузатый сияющий самовар. Рядом — миска со свежайшей клубникой, только-только сорванной с собственной грядки. Тут же качают головками цветы, зеленеет ботва на грядках, зреют на плодовых деревьях груши, сливы и яблоки… Боже, вот так оно и выглядит, настоящее счастье!
Розалия Семеновна вздыхает и встает с постели. Теперь — к зеркалу, высматривать новые морщинки, отбивать упорное наступление старости, выставив против нее плотную линию обороны из тюбиков, баночек и склянок со всевозможными кремами и притираниями.
7И был вечер, и было утро — день первый, воскресенье. В небе ходят чистые облака, солнце то прячется, то показывается вновь, веселые тени мечутся по земле, бегают туда-сюда. Семейство Фридманов в полном составе отправляется в Шатово. Как обычно в погожие выходные дни, электричка забита до отказа. Хорошо выйти из духоты вагона на чистый сосновый воздух! Как приятно после пыльного шумного города окунуться в тишину и свежее сияние зелени! Как красив и радостен мир! Сосны встречают Фридманов, приветливо качая кронами: добро пожаловать, друзья! Удачи вам во всем!
Они идут со станции в сторону улицы Фрунзе. Идут и дышат полной грудью — в этом деле экономия ни к чему. На плече у Давида Александровича — две лопаты, Розалия Семеновна несет грабельки, вид у обоих весьма воинственный. Сыновья шагают впереди, и каждый несет свою ношу — узлы с провизией и семенами.
Уже издали видны свежие доски забора строящейся дачи.
— Надо бы покрасить, — озабоченно вздыхает Давид Александрович.
Правда, еще не решено, в какой цвет — коричневый или зеленый. Они входят в новую калитку и останавливаются. Вот она, земля — своя, собственная, земля частного дачного участка семьи Фридманов! На свежей траве расстилается одеяло — самое время отдохнуть от дороги под кронами сосен. Воздух прохладен и душист, небеса чисты, вокруг разливается птичий гомон, тени танцуют в обнимку с лучами солнечного света.
Плотники сегодня не работают — воскресенье и для них тоже. Давид Александрович и Алеша обходят дом, хозяйским глазом оценивая перемены, и остаются довольны. За неделю стройка заметно продвинулась. Уже готовы стены, вставлены дверные и оконные рамы. Еще несколько дней — и можно приступать к возведению крыши. Затем придет черед потолков и полов.
Розалия Семеновна в сопровождении своего оруженосца Мишки ходит между соснами, придирчиво выбирая места для грядок. Солнце жизненно важно для любого растения, и каждому овощу — своя мера. Мера света, мера воды, мера ухода. Трудно найти достаточно светлое место на участке с таким количеством деревьев. Эти высоченные сосны затенят-задушат любую грядку. Но у Розалии Семеновны есть кое-какой огородный опыт. Посвятив поискам некоторое время и несколько кубометров рассуждений, терпеливо выслушанных старшим сыном, — с одной стороны… но есть и другая… — она останавливает свой выбор на двух-трех небольших площадках. Теперь настало время лопат.
Настало время нарушить тихую безмятежность мира. Первой вонзает в землю свой заступ Розалия Семеновна. При этом она, не умолкая, объясняет сыновьям сложную науку копания. Дети должны в полной мере осознать, что любая работа, даже самая незамысловатая, требует определенной сноровки и умения. Да, копанию не обучают в университете, но каждому человеку лучше загодя освоить такой важный инструмент, как лопата. Поди знай, как сложится жизнь!
Парни, усмехаясь, берут в руки заступы. Подумаешь! Вонзай глубже, вынимай больше — вот тебе и вся наука. Ерунда. Поплевав на ладони, Алеша приступает к работе. И что же? Как раз у этого бездельника получается совсем неплохо. Мишка старается не отставать, но с его лица уже через несколько минут льет обильный пот. Похоже, усмешка была преждевременной…
Давид Александрович не копает. Он по-прежнему ходит вокруг дома, проверяет забор, мерит шагами расстояния, прикидывает, размышляет. Эта земля принадлежит ему, Доде Фридману. Каждое дерево, каждый кустик, каждая травинка. Слышали? Ему и только ему. И эти тени — тоже!