Джек и Джилл - Олкотт Луиза Мэй

Молли крепко обхватила его за шею:

— Спасибо, папа. Для меня нет ничего дороже этого во всем свете.

Он крепко поцеловал ее в щеку, а затем, пытаясь скрыть собственное волнение, вновь полез в ящик стола и, на сей раз достав из него какие-то деловые бумаги, глухо проговорил:

— Уже поздно, дитя, иди спать. А мне тут надо заняться кое-какими письмами. Доброй ночи.

Молли, поняв его состояние, тихо выскользнула из комнаты. Дар отца казался ей бесценным. Как давно ей хотелось войти в комнату, где было тщательно собрано все, что хранило память о маме, но куда, по воле мистера Бемиса, нельзя было входить никому, даже царившей в доме мисс Бат. Так что, медленно раздеваясь перед сном, Молли думала не о новых нарядах, которые вскорости у нее появятся и в которых она будет «порхать и веселиться, как бабочка», а о старых маминых платьях, ждавших ее заботливых и нежных рук. По щеке засыпавшей девочки, положившей связку ключей себе под подушку и заключившей в объятия малыша Бу, скатилось несколько слезинок, но то были слезы счастья, ведь столь значимую для себя награду она получила именно благодаря попытке выполнять свои ежедневные обязанности по отношению к сопевшему сейчас рядом с ней братику.

Итак, наши маленькие миссионеры в своих вторых попытках преуспели гораздо больше, чем в первых, и, несмотря на то что все трое были еще очень далеки от того, чтобы стать «идеальными девочками», каждая из них выучила преподанный именно ей урок: сохраняя в минуты несчастья жизнерадостность, можно обрести любовь и верных друзей; бескорыстно помогая другим, помогаешь самой себе; учась видеть красоту в самых простых вещах, делаешь домашнюю жизнь более счастливой и приятной.

Глава XVIII

Майские корзинки

Весна в тот год наступила поздно, но Джилл она тем не менее казалась самой прекрасной из всех, которые она видела раньше, поскольку в ее маленьком сердечке поселилась и окрепла надежда на выздоровление, отчего весь мир снова преобразился в ее глазах, став поистине великолепным. Благодаря корсету девочка каждый день могла понемногу сидеть на постели, а когда воздух достаточно прогревался, Джилл хорошенько укутывали и помогали ей перебраться к открытому окну, которое выходило в сад, где из земли уже храбро вылезали золотые крокусы и приветственно кивали своими головками нежные подснежники, словно бы призывая: «Выходи играть с нами, сестричка! Погляди, какой чудесный весенний день!»

«Если б я только могла, — любуясь ими, думала Джилл, подставляя лицо теплому ветерку, от которого ее бледные щеки немедленно розовели. — И все-таки мне гораздо лучше, чем им, — продолжала размышлять девочка, имея в виду подснежники. — Они-то на долгие холодные месяцы были заперты совсем не в таком уютном месте, как я. Нет, не стану расстраиваться, что не могу пока выйти в сад. Лучше подумаю о том, как в июле отправлюсь на побережье. Помечтаю об этом немножко, а потом примусь за работу».

Работой она сейчас называла изготовление майских корзин. В Хармони-Виллидж существовал обычай, очень полюбившийся детям разных возрастов, — накануне первого мая вешать на двери друзей корзины с цветами. Джилл и ее подруги взялись изготовить подходившие для этого случая корзины, а мальчики — собрать цветы для их заполнения. Поскольку времени у Джилл было больше, чем у других девочек, к нужному сроку она успела сделать множество красивых корзинок самых разнообразных форм и размеров. Задача, стоявшая перед мальчиками, оказалась сложнее. Цветов к концу апреля выросло еще совсем мало: в основном из земли пробились выносливые одуванчики да редкие кустики камнеломки. Фиалки ожидали по-настоящему теплого солнца. Водосборы отказывались танцевать под суровым восточным ветром. Папоротники еще не сбросили свои коричневые фланелевые пиджачки. Маленькая печеночница и многие другие весенние красавицы и красавцы прятались в лесу и пока решительно не желали выходить из укрытия навстречу давно уже ожидавшим их людям. Птицы были сговорчивей и, несмотря на холод, явились в срок. Сойки кричали в садах. Малиновки, задирая хвосты и головы, деловито рыскали в поисках жилья. Лиловые зяблики в красных шапочках от души пировали еловыми почками. Овсянки весело чирикали на виноградных шпалерах. Они и зимой оставались верны здешним местам: не улетали в теплые страны, а стойко ждали весны, отогреваясь под застрехами крыш, а в лютые холода прижимая серые грудки к южной, защищенной от ветра стороне домов или прячась под вечнозелеными ветвями хвойных деревьев.

— Эта ель похожа на птичью гостиницу, — весьма метко отметила однажды Джилл, разглядывая большое дерево, росшее возле окна Птичьей комнаты, концы ветвей которого по весне стали нежно-салатового цвета. — Птицы сюда и есть прилетают, и спать, и любой из них здесь находится место. Ель остается зеленой круглый год. Ей нипочем даже лютые осенние и зимние ветра. А от снега она становится только красивее.

— Давай назовем эту гостиницу «У остролиста». Видишь, в качестве вывески перед ней растет мой куст остролиста? Можешь занять должность хозяйки гостиницы и подкармливать своих пернатых постояльцев, пока для них не закончатся тяжелые времена, — предложила миссис Мино девочке, глядя, с какой радостью та наблюдает из окна за всем, от чего была отрезана долгих четыре месяца.

Джилл понравилась предложенная ей игра, и она стала рассыпать по подоконнику корм для овсянок, которые вскоре начали клевать его чуть ли не из рук девочки, бросала зерно прекрасным сойкам, бойким малиновкам и голубям, слетавшимся к угощению на переливающихся под солнцем крыльях. Часто из окна вылетали морковь и листья салата, предназначенные не пернатым, а серому кролику породы мардер [86] — последнему, оставшемуся из полудюжины кроличьего семейства, которое завел себе некоторое время назад Джек. Милые эти животные устроили своему хозяину веселенькую жизнь. Практически с самого первого дня они показали, что отнюдь не намерены оставаться в специально построенном для них домике, а предпочитают привольную жизнь, и, после того как изрыли норами все пространство сада семейства Мино, переместились на территорию соседей, планомерно истребляя там растения и не давая себя изловить. Кончилось тем, что, к величайшему огорчению Джека, они вообще куда-то исчезли. Все, кроме вот этого одного. Наладив дружеские контакты с кошками и курами, которые стали щедро делиться с ним своей едой, серый кролик успешно перезимовал на улице. Энергия била из него через край. Порой он вдруг принимался носиться как оголтелый по саду, похоже празднуя таким образом успех очередной своей браконьерской вылазки. Но особенная жизнерадостность его охватывала с появлением луны, при свете которой он выделывал такие головокружительные кульбиты, что только пятки сверкали.

Симпатичные пансионеры доставляли Джилл огромное удовольствие, а те, в свою очередь, очень скоро полюбили гостиницу «У остролиста», похоже воспринимая ее хозяйку как родственное себе существо, в силу каких-то несчастных обстоятельств попавшее в клетку. Сырыми или слишком холодными днями, когда окно Птичьей комнаты оставалось закрытым, голуби стучались в стекло, овсянки гроздьями облепляли оконный откос, сойки пронзительными голосами возмущались, не слыша призывного звона обеденного колокольчика, а малиновки усаживались на ветвях росшего рядом с домом дерева в ожидании того момента, когда створки стеклянной темницы снова откроются и их дорогая подруга выдаст им что-нибудь вкусное.

Так как первое мая приходилось на воскресенье, праздник должен был состояться в субботу. Погода стояла ясная и солнечная, хотя еще недостаточно теплая для пикников и муслиновых платьев. Утро мальчики решили посвятить игре в мяч, а за цветами отправиться днем, пока девочки доплетают последние корзины. К вечеру всей компании предстояло собраться у Мино, наполнить корзины цветами и приступить к заключительной и самой веселой части ритуала — тайной доставке корзин к домам тех, кому они предназначены. Каждую нужно было тихонько повесить на ручку входной двери, затем позвонить в колокольчик и немедленно убежать.