Двое - Адель Паркс

что-то во мне. Мне всегда кажется, что его мать видит меня насквозь. Интересно, что она думает о моем исчезновении?

Возможно: скатертью дорога.

Обычно мы с Дааном больше празднуем, потому что не можем сфокусироваться на одном конкретном дне. Наши празднования очень отличаются. Мы никогда не носились впопыхах по магазину игрушек поздно вечером и не нервничали из-за формирования заказа на доставку продуктов для праздничного стола из супермаркета еще в середине ноября, потому что мы с Дааном не закупаемся как перед концом света. Что хорошо, ведь кому захочется делать это дважды? Напротив, мы неспешно прогуливаемся по отделу с едой в «Харви Николс», складывая деликатесы в корзину: новозеландский мед Манука, хамон иберико, большие порции фисташковой нуги. Наши покупки доставляются несколькими лучшими поставщиками еды: торговцами овощами, мясниками, пекарями, рыболовами. Мы празднуем Рождество двадцать седьмого или двадцать восьмого, в зависимости от того, на какой день оно выпадает. Я говорю Марку, что мне нужно вернуться к работе, он остается со своими родителями, чтобы они провели побольше времени с мальчиками, а я отправляюсь на поезде из Йорка в Лондон. Я обожаю эти поездки, они обозначают переход, наполены надеждой и предвкушением.

Однако в прошлом году, еще в октябре, Даан начал упоминать, как сильно ему хотелось бы отпраздновать Рождество вместе.

– Я не так уж против того, как мы празднуем. Но я мог бы поехать с тобой к матери. Я просто хочу, чтобы мы были вместе.

– Нет, это будет не очень радостное Рождество. Тебе лучше провести его со своей семьей.

– Но ты и есть моя семья. Моя жена. Я хочу провести его с тобой. И, судя по твоим рассказам, не совсем ясно, осознает ли твоя мама, что наступило Рождество. Ты можешь навестить ее в другой день. Всего один раз. Разве это такая нелогичная просьба?

Конечно, нет. Или же она не должна такой быть. Поэтому я согласилась.

Мы проснулись поздно и полакомились копченой семгой на ржаном хлебе, попивая выдержанное шампанское, пока не взялись за устрицы и кровавые Цезари, которые открыл мне Даан, объяснив, что это те же Кровавые Мэри, но с добавлением чуточки устричного сока. Мы ели в кровати. Не было пластмассовых упаковок или танцующих Санта-Клаусов, он не подарил мне сэндвичницу или новый «Дайсон». Он купил мне брильянтовую подвеску. Когда он застегивал цепочку, я ощутила его дыхание на своем затылке. Я скучала по мальчикам и Марку, по запаху брюссельской капусты так сильно, что хотелось взвыть. Они считали, что из-за погоды я застряла у одного из своих сводных братьев. Меня внезапно окатило волной всепоглощающего желания вернуться к Марку. Оли и Себу. Я не могла отпраздновать Рождество с Дааном. Привычки, ритуалы, все могло развалиться.

Я поразмыслила над идеей сказать Даану, что мне позвонили из дома престарелых, что мать нуждается во мне, так что придется уехать. Но я знала, что он поспорит, предложит поехать со мной. Конечно же. Разве не так сделал бы любой заботливый муж? Он захотел бы отвезти меня в Ньюкасл. Но я не планировала туда ехать. Не было никакого дома престарелых или больной матери. Я хотела к своим мальчикам. Я застряла. Ничего не могла сделать. Если бы сделала, я бы поставила под угрозу или разрушила все, что так старательно строила. Меня тошнило весь день. Вкусная еда, выдержанное шампанское застревали у меня в горле, пока я пыталась сдержать слезу. Даан то и дело спрашивал, в порядке ли я.

– Ты сама не своя.

– Мне в голову ударила выпивка с самого утра, я уже борюсь с похмельем, – пробормотала я.

Когда я вернулась домой к Марку и мальчикам вечером в день подарков, в доме было мрачно. Они вернулись на полчаса позже меня, оживив его. Они отлично отпраздновали Рождество, как и всегда. По мне никто особо не скучал.

И это ужасало.

Скучают ли они по мне сейчас?

Я начинаю гадать, была ли я в ловушке еще до того, как меня заперли в этой комнате и заставили испражняться в ведро? Может, меня уже тогда наказывали? Почему я не могу понять, кто за дверью? Почему я не могу их различить? Разве я не уделяла достаточно внимания? Мне казалось, они такие разные. Две совершенно непохожие жизни. Двое совершенно непохожих мужчин. Я не могу отрицать, что было захватывающе открывать нового мужчину. Его тело. Его ум. Мне было любопытно. В Марке я искала родственную душу. Думала, что нашла. Но теперь мне приходится задуматься, существуют ли родственные души или их выдумали авторы песен, романов, сценариев, чтобы утешить массы? Дать нам ожидание чего-то? По правде говоря, Марк не соответствовал каждому аспекту моего естества, возможно, это невыполнимая задача. Мне хотелось быть беззаботной, но никогда бы такой не стала с Марком. Не до конца.

Потому что мы были из тех людей, которые знают, что все не всегда хорошо заканчивается. Я знаю это, ведь все мое детство было тому доказательством, он знает потому, что его жена умерла молодой. Даан предложил мне жизнь в розовом саду. Его большое состояние и уверенность (заработанные и унаследованные) формировали защитный пузырь, который был таким восхитительно заманчивым. С Марком я всегда осознаю, что в каждом саду есть жгучая крапива, жалящие насекомые. В Марке есть печаль, серьезность. Даже теперь, все эти годы спустя, он не доконца позволяет себе быть полностью счастливым. Я понимала, когда познакомилась с ним, что рана еще свежа, но думала, что это пройдет. Я считала, что смогу сделать его счастливым. Но нет. С прошествием лет я смирилась, что хоть Марк – чудесный мужчина, он не счастливый мужчина, не совсем, и никогда им не будет; я не могу этого изменить. Он немного депрессивен. Мир его разочаровывает. Интересно, видел ли он мир сквозь розовые очки, когда познакомился с Фрэнсис? Получила ли она это? И здесь она меня опередила. Как любительницу угождать людям, меня ранит, что я не могу сделать его абсолютно счастливым. В результате, я не могу быть полностью счастлива рядом с ним.

Я вышла за двоих мужчин в попытке не быть одинокой, и все же разрушила близость между нами с Марком, и я никогда не смогу по-настоящему сблизиться с Дааном. Я не та, кем они меня считают. Я просто версия ее. У кажого есть версия меня. Проблема не только в том, что никто не знает, где я. Никто не знает, кто я.

Я никогда еще не была такой одинокой. Мое одиночество тянет меня на дно. Я снова закрываю глаза. Позволяю мозгу отключиться, а телу сохранить энергию. Сон прерывистый. Я постоянно просыпаюсь,