Убить Герострата - Татьяна Рябинина

А вот мы на диком пляже. Кругом – никого. Заходящее солнце рисует на воде пурпурную дорожку. Я лежу на животе, а он гладит мою разогретую спину. “Это скачет кенгуру. Это ползет муравей. А это – едет танк”.

Я встала и, как сомнамбула, пошла к двери…

Антон лежал на спине и смотрел в потолок.

- Извини, - прошептала я, скинула дурацкий полупрозрачный халат и нырнула под одеяло.

Несколько мгновений, показавшихся мне бесконечно длинными, он не шевелился, а потом повернулся ко мне. Повернулся и сказал:

- Честно говоря, я думал, ты не придешь. Или что придешь, но… не ко мне.

Я встала, нащупала в темноте пеньюар и пошла к двери. Антон даже не пытался меня остановить.

Вся беда была в том, что он сказал правду. Потому что я тоже так думала. И боялась этого.

Одна моя приятельница рассказывала, как ей пришлось выбирать между двумя хорошими мальчиками. В результате она выбрала третьего. “Понимаешь, Алла, - говорила Лиза, прикуривая сигарету и щуря от дыма свои красивые темно-серые глаза. – В принципе, любой выбор нехорош. Кого ни выберешь, все равно рано или поздно мелькнет мысль, что другой был бы лучше. Будешь переживать, ругать себя, говорить: “Ах, если бы…”. Зачем мне это надо?”

Пожалуй, я была с ней согласна. Но даже не представляла себе, что так трудно сделать выбор между хорошим мальчиком и мальчишом-плохишом. Хотя, разве “хороший” и “плохой” – это критерии для выбора?

Я вышла на улицу. Было темно. Белые ночи уже почти кончились. В стороне города стояла грозная чернота, мелькали высверки молний. Далекий гром раздавался, как сквозь вату. Может, через час дойдет и до нас, если, конечно, гроза не истощит весь свой пыл по дороге.

Я дошла до озера, скинула пеньюар и погрузилась в черную, неожиданно теплую воду. Зашла по грудь и поплыла на середину озера, стараясь не намочить небрежно заколотые парой шпилек волосы. Как жаль, что нельзя лечь на спину, раскинуть руки и смотреть в темное небо, покачиваясь на волнах.

Четырнадцать лет назад мы с Валеркой бегали по ночам купаться. Крохотное заросшее озерко пряталось среди высоченных сосен. Был август, падали звезды. Бабушка доказывала, что после 2 августа – дня Ильи Пророка – купаются только безмозглые атеисты, но вода была такая теплая, что мы соглашались примкнуть к безмозглым атеистам и, чтобы не расстраивать бабулю, убегали тайком, когда она засыпала. Валерка нырял и фыркал, как тюлень, а я лежала на воде и смотрела в бесконечное звездное небо. И очень скоро начинало казаться, что звезды надо мной и подо мной, что я плыву среди них, растворяюсь в них… Я грезила о любви – такой же бескрайней и ослепительной, как августовские звезды…

Черные тучи с огненным подбоем стремительно приближались. Подул ветер, ели закачались, по озеру побежали маленькие, но сердитые валы, словно где-то всплывало водяное чудо-юдо. Я поспешила выбраться на берег. Странно, но вода смыла мою ярость, оставив только непонятную щемящую тоску.

Скользкий пеньюар противно облепил мокрое тело, и я хотела уже снять его и идти в дом голышом, но вовремя увидела в темноте веранды огонек сигареты. В животе противно заледенело. Кто там?

- Да иди, иди, что встала? – с облегчением услышала голос Пети. – Все интересное, что в тебе есть, я уже давно разглядел. Тем более все равно ничего не видно.

- Выспался? – спросила я, присаживаясь на ступеньку крыльца.

- С вами выспишься! Морока одна.

- Темно как! И кузнечики вопят. Странно, обычно они начинают блажить в августе, а еще только середина июля.

- Природа сошла с ума. Уже малина зреет, а еще жасмин не отцвел. И кузнечики… Говорят, чем дурее становится человечество, тем быстрее время идет. Твари умудряются к этому приноравливаться, а мы – нет. А что темно, так гроза идет. К тому же, вчера были Петр и Павел. Петр и Павел – день убавил.

- Прости, что не поздравила с именинами.

- У меня именины 25 января, - возразил Петя. – И день рождения тоже.

- Так это же Татьянин день!

- И Петра, и Саввы, и еще кого-то.

- Тебя поэтому Петром назвали?

- Да нет, я же тебе говорил, когда ты на заборе висела. У нас все старшие сыновья в роду – Петры. Просто так совпало.

Сидеть бы так и болтать до самого утра ни о чем. Лишь бы не возвращаться в дом, насквозь пропитанный адреналином. Вдыхать посвежевший воздух, с восторженным детским страхом ждать грозу, вслушиваясь в ее рокочущую поступь.

- Переживаешь? – спросил вдруг Петя.

- Что?

- Ну…

Я не ответила. Просто уткнулась в его жилетку, пахнущую табачным дымом и немного потом. И разревелась. Петя легонько поглаживал меня по спине. Сначала мне хотелось орать, выть, верещать, но понемногу темное отступало. Наконец я судорожно перевела дыхание.

- И что мне, по-твоему, делать?

- Ничего.

- Как? – не поняла я.

- Просто. Ты хочешь решить все немедленно. Подожди, пока муть осядет. Владимыч, конечно, сам виноват. Хотел как лучше, а вышло – как и вошло. Ни одно доброе дело, знаешь ли, не остается безнаказанным. Можно бестактный вопрос?

- Давай, - невесело усмехнулась я.

- Ты его любишь?

- Кого?

- Да хоть кого-нибудь?

Я задумалась. По поводу Корнилова это уже спрашивал Антон, и я ему толком так и не ответила, потому что сама не знала. А вот что касается самого Антона… Пожалуй, примерно, то же. Только там – “уже”, а здесь – “еще”.

Все это я попыталась объяснить Пете – коряво и косноязычно.

- Хочешь мнение независимого эксперта? - Я могла поклясться, что он улыбается. – Это скоро пройдет.

- Что именно?

- Да твой Андрюша. И пройдет в тот момент, когда ты поймешь, что давно уже любишь не его, а свои чувства к нему. То, что было. То, что могло быть, если бы… Это не столько любовь, Алла, сколько сожаление.

- А с чего это ты, Петенька, такой умный? – от растерянности я не могла придумать ничего лучшего, как съехидничать.

- Помнишь Швейка? Аналогичная история была со мной, когда я служил в 91-ом пехотном полку в Ческе Будейовице.

- С тобой или со Швейком?

- Не знаю как со Швейком, а со мной была. Рассказать в назидание?

- Расскажи.

- До армии у меня была девушка по имени Соня. Как водится, собирались пожениться. А потом я попал в плен. Мы стояли под Владиком. Владикавказом. Пошли с пацанами на базар. Сзади стукнули по башке, мешок натянули и увезли. Представь свинарник. Вместо пола – частая сетка, под ней – яма. Сверху – свиньи, визжат, гадят. А снизу – мы четверо. Дали нам мобильник – домой позвонить. Выкуп назначили – по двадцать тысяч зеленых на нос, можно сказать, по-божески. А мы все из бедных семей, какой тут выкуп. Ну и поехало. Издевались по-черному. В день давали кувшин воды и буханку хлеба на всех. Одного парня кастрировали. Он очень красивый был – высокий, светловолосый, голубоглазый, типичный такой русский Иван. Другому голову отрубили, на спор: получится с одного удара кинжалом или нет. Так вот, я сидел в этой вонючей яме и думал о Соньке. Все время. Чтобы не сойти с ума.

- А она вышла замуж за другого?

- Если б вышла, я, наверно, понял бы. Нет, она просто надо мной посмеялась и выгнала. Очень все было некрасиво. Лучше обойтись без подробностей. Но я, как последний идиот, ходил за ней хвостом и пытался напомнить, как хорошо нам было раньше. Вспомнишь – вздрогнешь. А потом Владимыч взял меня к себе на работу, и я познакомился с Машей. Ей тогда только пятнадцать исполнилось. А мне – двадцать один.

- Дальше можешь не рассказывать. Ты влюбился в Машу, но потихоньку страдал по Соне. Кстати, я слышала, что Антон обещал с тобой сделать, если ты будешь к Маше клеиться.

- Он боится, что я…

- Поматросишь и бросишь?

- Типа того. Только зря боится.

- Ох, Петя, Петя, - произнесла я голосом умудренной опытом клуши, - она ведь еще маленькая девчонка. Наверно, избалованная.

- Ну, моим родителям по семнадцать было, когда я родился. Да и не избалованная она. Не думай, что я всю жизнь буду на дядю горбатится. Я, между прочим, на юридическом учусь заочно.

- Ага, ага! Потом тестюшка тебя пристроит на теплое местечко в свой банк, сделает компаньоном.

- Ох, до чего ж ты, Алка, противная! Не дай Бог ты моей тещей станешь.

- Для этого нужно двойное чудо. Мне пока никто предложений на эту тему не делал. Но если уж это случится, пеняй на себя. Загрызу!

- Ладно, грызун, пошли спать. Или ты хочешь грозу дождаться? Замерзнешь.

Действительно посвежело. Я провела ладонью по своему предплечьюе, ощетинившемуся мурашками.

- Не думай ни о чем, - посоветовал Петя, спускаясь с крыльца. – Все устаканится. Вот поймаем заразу Ленку, узнаем, зачем ей все это понадобилось, и будем жить-поживать, добра наживать.

Дом был погружен во тьму. Ни лампочка у двери, ни маленькое бра на лестничной площадке не горели. Странно. Кто же их выключил? На ощупь я добралась до лестницы, вскарабкалась наверх, крепко держась за перила. Где-то рядом скрипнула половица.